В году, эдак, 82-м сидели мы в «зимних лагерях». За ужином кто-то придумал забаву – кладет на конец вилки какой-нибудь «снаряд» (свернутый фантик, пуговицу или прочую карманную дрянь), бьет кулаком по другому концу, снаряд взлетает вверх, а там – на кого Бог пошлет. Мы при этом так и приговаривали: «На кого Бог пошлет!».
Среди нашего брата дурной пример заразителен. Я для своей «катапульты» выбрал рыбную кость с остатками картофельного пюре. Стреляю, слежу за траекторией кости и... - о, мама!!! - она падает на козырек любимой фуражки капитана Никишкина (нашего курсового офицера). Он, как оказалось, стоял позади и все это время наблюдал за мной. Мало того, кость еще и прилипла, свесилась и раскачивается.
Он какое-то мгновение следил за ней зрачками как за маятником, потом сработал инстинкт самосохранения, сбросил гадость и ушел, не сказав ни слова. Все, кто заметил это, не замедлили подлить масла в огонь – заржали и захлопали в ладоши. Поступок, конечно, хамский, каюсь, но не умышленный.
И вот, на построении перед лагерной столовой, после ужина к-н Никишкин комадует: Курсант Карпенко, выйти из строя!
Выхожу как положено, стою перед своими товарищами-однополчанами.
Темно, холодно.
- Товарищи курсанты! Вы не представляете, что сделал этот... курсант! Сегодня за ужином он кидался... кидался самым дорогим,… самым святым, что у нас есть...
Пауза. А я (о, невинная простота!) стою и думаю: «Неужели он так об этом рыбьем ребре...»
- ... кидался хлебом!!! – исправился в моих глазах Никишкин - Подлец! Пять нарядов вне очереди!
Наши остряки долго мусолили эту тему, предлагали освятить место «попадания в цель».
Оставшиеся дни в лагере «однополчане» штурмовали условного противника на лыжах и в противогазах, а я тянул свои наряды в казарме и очень жалел о случившемся.