Морозов Евгений Львович Запад – 72:
Но что-то сродни авианосцу есть…
Давно это было, в конце 60-х прошлого столетия, а помню хорошо. В те времена слушателей западного факультета ВИИЯ, изучавших испанский язык, после третьего курса стали посылать на годичную стажировку на Кубу. Поехала и наша группа, где мы встретили своих однокашников, которых должны были сменить. Вот тогда-то мне и рассказали «в стихах и красках» эту байку.
Как и в других странах, видимо, переводчики выполняли свои обязанности не только по основному месту работы, но и во внерабочее время, сопровождая наших специалистов и членов их семей в театры, музеи, госпитали и магазины. Вот и Саше Ф. пришлось однажды повести группу женщин в местный магазин. Женщины выбирали товар, а наш товарищ по их просьбе подходил то к одной, то к другой и переводил вопросы и ответы продавщиц. Всё шло хорошо, поскольку названия основных предметов женской одежды и торговую терминологию Саша знал неплохо. Но вдруг случился конфуз…
В отделе нижнего белья одна женщина попросила его помочь в выборе бюстгальтера. По какой-то причине Саше оказалось неведомо это слово на испанском. Тогда он решил рассуждать логически. И пришёл к умозаключению, что данный термин непременно должно ассоциироваться с понятием «носитель, держатель» чего-то. Скорее всего, как утверждал сам Саша, тут сыграл свою роль военный перевод, на котором мы изучили уже массу терминов: авианосец (portaaviones), бомбодержатель (portabombas), знаменосец (portaguión) и т.п. И Саша ничтоже сумняшеся громким голосом попросил показать «portatetas» нужного размера.
Рассказывают, что все продавщицы-кубинки буквально рухнули за прилавок, не в силах сказать хоть слово от смеха. И неудивительно, даже в переводе на русский это звучит примерно как «сиськоносец», а на испанском, наверное, ещё смешнее. Минут десять все девушки икали и давились слезами от хохота, глядя на покрасневшего от смущения Сашу.
Наконец, когда приступ смеха прошёл, одна из продавщиц – пышнотелая мулатка – подозвала Саню к себе, чуть ли не вывалила свою роскошную грудь на прилавок и, полувытянув из обширного декольте сконфузивший переводчика аксессуар, произнесла: «Запомни, мальчик, это AJUSTADOR (бюстгальтер, лифчик). Хочешь потрогать?». Свидетели утверждают, что ставший ещё пунцовее Саша благоразумно отказался. Впрочем, покупка всё-таки была сделана, а Саша стал самым популярным человеком в магазине.
Вот так Саша Ф. и все мы тоже узнали ещё один нужный термин!
Морозов Евгений Львович Запад – 72:
Три эпизода из жизни военного переводчика
1. Не думай о секундах свысока…
Был у меня такой случай. Однажды на заре своей переводческой карьеры, только начав работать с Главным военным советником (ГВС), в году этак 1973-м я чуть не сбил наш самолёт-разведчик (это, конечно, образно говоря). А дело было так. Наши самолёты стратегической авиации ТУ-95, которые совершали полёты вдоль побережья США, для отдыха экипажей и дозаправки обычно садились на Кубе. И вот из Москвы пришел запрос на посадку такого самолёта (надо сказать, что разрешение давал лично Фидель Кастро как Главком).
Я перевёл в спецтетради на испанский, отпечатал, засекретил и отвёз в кубинский Генштаб. А когда вернулся, почему-то решил посмотреть черновик («шестое» чувство?). И, о боже, волосы встали дыбом! Я неправильно указал время: в шифровке было дано московское время, я его пересчитал, но упустил из виду этот проклятый «декретный» час (что двигали туда-сюда дважды в год). Получалось, что самолёт войдёт в воздушное пространство Кубы на час раньше, чем реально заявлено, да ещё со стороны США. Представляете!? Он же не отвечает на сигнал «свой – чужой». Запросто могли пустить ракету, да ещё, по закону подлости, попасть. Сбили же в своё время американский самолёт-шпион У-2. Всё, думаю, хана мне. Погоны сорвут, под трибунал и всё такое прочее. А ведь как прекрасно карьера началась…
Что делать? Выбрав из двух зол меньшее, решил идти «сдаваться». Не успел. Слава богу, спустя буквально несколько минут пришла новая радиограмма с изменением полётного плана. На этот раз я уж сработал точно. Никто ничего и не узнал, но урок не прошёл даром — с тех пор я проверяю тексты, особенно где есть какие-то цифры, не по одному разу.
2. «Смягчил», называется…
На всю жизнь врезался мне в память такой курьёзный случай. Во время своего визита Л. И. Брежнев пообещал руководству страны и лично Ф. Кастро безвозмездно поставить на Кубу самые современные на тот момент самолёты-истребители и танки для модернизации Революционных вооружённых сил (РВС). Кубинцы с огромным энтузиазмом восприняли этот подарок, ведь ни у одной латиноамериканской страны не было столь совершенного вооружения. В Министерстве РВС с помощью советских специалистов сразу начали прорабатывать оргструктуру, штаты, размещение новых подразделений. Всё шло нормально, подходили сроки поступления техники.
И вдруг из нашего ГШ для передачи кубинской стороне приходит телеграмма, в которой говорится, что с самолётами всё в порядке, а вот танки поставить возможности нет. Прочитав её, ГВС изменился в лице, да и мне тоже не по себе стало. Сразу представили себе реакцию кубинцев. Это же не рядовой товарищ пообещал ‒ такими словами и на таком уровне не бросаются.
Но делать нечего. Начал переводить. И уж до того мне жалко кубинцев стало, что я решил несколько «смягчить» категоричную формулировку, добавив от себя слова «в настоящее время». Получилось примерно так: «В настоящее время поставить танки не представляется возможным». Отпечатал перевод и вместе с ГВС поехал к начальнику кубинского ГШ (в то время эту должность занимал генерал Сенен Касас Регейро). Его реакция была предсказуемой: прочитав текст, он весь взъерошился и, попросив нас подождать в его кабинете, чуть ли не бегом бросился к министру РВС Раулю Кастро, чей кабинет был на этаж ниже. Вернулся через несколько минут и показал нам наше письмо. Меня сразу бросило в жар. Рукой Рауля были подчёркнуты МОИ слова «в настоящее время» и сбоку написано: «А когда?». Пришлось выкручиваться, объясняя ГВС, что министр интересуется, придёт ли все-таки техника и проч. ГВС стал успокаивать НГШ, говоря, что это какое-то недоразумение, что он немедленно пошлёт телеграмму и всё разъяснится.
Собственно, так оно и произошло. Было это, действительно, недоразумением, несогласованностью действий наших военных и правительственных структур. Через пару дней пришла новая телеграмма, в которой указывались сроки поставки самолётов и танков. Уже с лёгким сердцем поехал передавать её НГШ. Однако, словно заноза, сидела в голове мысль о своей самодеятельности — не хотелось, чтобы о ней узнали, ведь по головке не погладили бы. К тому времени у меня сложились очень хорошие личные отношения с Сененом Касас, поэтому, когда я попросил его вернуть мне прежний листочек с текстом, он посмеялся и без проблем отдал его мне. Вернувшись в свой кабинет, я незамедлительно сжёг этот листок. Больше я себе таких импровизаций с официальными текстами не позволял.
3. Минута славы!
Не могу не упомянуть одно весьма значимое и исключительно приятное для меня событие. Как-то в 1975 г. я осуществлял перевод на одной очень важной встрече, посвящённой предстоящему участию кубинского контингента в гражданской войне в Анголе, с присутствием Фиделя и Рауля Кастро, больших чинов из СССР, Главных военных советников на Кубе и в Анголе, а также никарагуанских товарищей. И в тот день у меня всё шло как по маслу, что называется, от зубов отскакивало – был в ударе. Хотя беседа шла за круглым столом и касалась она не только военных вопросов, а всего, что угодно, причём иногда говорили несколько человек одновременно, переводил точно и чуть ли не синхронно, да еще с местным колоритом. По окончании встречи (а длилась она не один час) Фидель Кастро поднялся со своего места, подошёл ко мне, пожал руку и стал благодарить за отличный перевод.
Присутствующие уставились на меня и ждут, когда же я переведу сказанное им. А меня «заклинило» – не могу о себе хвалебные слова перевести, покраснел и молчу. Фидель мгновенно всё понял, подозвал своего кубинского переводчика Хесуса, сидевшего тут же на подстраховке, и тот перевёл сказанное.
Как сейчас перед глазами: лица наших генералов вытянулись. Какой-то там старлей и Фидель!! Но я, разумеется, был на Олимпе! Кстати, эту благодарность Фиделя мне впоследствии всё-таки занесли в личное дело.