Анатолий Степанович Шанин Восток – 72:
Волочаевские дни
Дорогие друзья! Поздравляя вас с наступающими праздниками Первомая и Днем Великой Победы советского народа в Великой Отечественной войне, (чтобы как-то разбавить «алколоидную» тематику наших замечательных воспоминаний, опасаясь, того что читатели могут посчитать, что слушатели ВИИЯ как во время учебы/практики, так и во время службы только тем и были озабочены, чтобы достать где-то жбан «огненной воды», я, не оставаясь совсем белой вороной и не страдая «алкофобией», извините уж великодушно, все-таки предложу несколько другие темы для чтения и обсуждения).
Анатолий Степанович Шанин Восток - 72
«Волочаевские дни»
(Отрывки из повести-эссе А.С.Шанина)
О воинской службе и дисциплине
После поступления в институт мы в течение месяца в полевом лагере проходили все этапы курса молодого бойца. Поступившим гражданским ребятам еще только предстояло стать военными. Первые лагерные сборы проходили очень трудно: осуществлялось хорошо известное в войсках так называемое «сколачивание коллектива», ведь все были очень разные, надо было привыкнуть к новым людям, к новым условиям жизни и службы. Молодые ребята, пришедшие со школьной скамьи, никак не могли принять военную муштру, с трудом постигали такие понятия, как старший и младший, командир и подчиненный, поэтому в группе долгое время отсутствовала дружеская атмосфера. Уже в это время началось разделение на несколько подгрупп по интересам.
Воинская дисциплина прививалась начальником курса подполковником Назаровым через младших командиров на младших курсах довольно жестокими методами, которые они принесли с собой из армии. Косте в этом отношении было немного легче, а вот ребятам, пришедшим с гражданки, доставалось по полной программе за малейшие нарушения, которые они делали просто по неопытности.
Надо признать, что суровость в привитии послушания и твердого выполнения требований устава была довольно необходимыми мерами с теми парнями, которые еще не служили и которых, образно говоря, только-только оторвали от мамкиной юбки. Еще во время поступления отделение абитуриентов, которым командовал тогда еще суворовец Шпагин, было отправлено на дежурство по кухне. Распределяя своих подчиненных на работы, Костя вдруг столкнулся с тем, что один белоручка, приехавший из Киева, выросший в какой-то почтенной семье, вдруг заявил:
- Я посуду мыть не буду!
Для Кости, который в кадетке привык выполнять приказание беспрекословно, точно и в срок, как говорится в Уставе внутренней службы, такое заявление прозвучало, если не дико, то по меньшей мере странно. Он, правда, не стал спорить со строптивым абитуриентом и отправил его выполнять другую работу, заметив при этом:
- А как же ты служить собираешься? Ведь в армии не выбирают «буду – не буду», а отвечают «Есть!» и бегут выполнять приказ».
Как ни странно, этот парень все же поступил в институт, правда, устроился на престижный факультет западных языков. Видимо, семья была достаточно «почтенной» для этого. Но в наряд по кухне этот слушатель в дальнейшем ходил исправно, что дало повод Косте как-то напомнить ему его прошлые заявления.
А вот сам Костя едва не вылетел из института за то, что, якобы, «отказался от обязательных занятий по плаванию». Дело было на первом курсе еще до принятия присяги во время нахождения в лагере. Конец августа и начало сентября для Москвы уже довольно прохладные месяцы, и купание в открытых водоемах, в которых по утрам уже плавают льдинки, могут совершать лишь так называемые «моржи». На Руси после праздника святого Ильи обычно уже не купаются. Известна даже поговорка «Илья-пророк тепло уволок», мало того, еще и «льдинку в воду бросил». Но командование лагерного сбора, судя по всему, таких народных обычаев не знало, поэтому решило вдруг приступить к закаливанию вновь поступившего контингента. Для этих целей была оборудована купальня на находящемся неподалеку озере, которое больше смахивало на болото. Именно туда приводили слушателей строем и также почти строем, по отделениям заставляли проплывать в жутко холодной воде 50 метров.
Нельзя сказать, что Косте не нравилось плавать. К этому времени он уже плавал довольно неплохо. Но после одного из таких заплывов и длительных полевых занятий на холоде он почувствовал себя больным. У него болела голова, саднило в горле и были явные признаки температуры. Костя подошел к находившейся тут же на берегу медсестре, продемонстрировал свое покрасневшее горло и получил у нее устное разрешение не плавать, о чем и доложил начальнику курса. По кадетским понятиям этого было вполне достаточно, чтобы откосить. Но здесь были уже другие понятия, и подполковник Назаров так рассвирипел, что даже стал брызгать слюной, загоняя, на его взгляд, «строптивого кадета» в воду. Костя вынужден был подчиниться, но посмотрел на садиста-начальника таким испепеляющим взглядом, что тот с испуга сразу же написал на него рапорт на отчисление.
Слава Богу, у начальника института генерал-полковника Андреева, который очень любил своих слушателей, хотя часто пугал их в своих докладах и выступлениях «пулями, бомбами и снарядами», ума хватило не отреагировать на этот рапорт, а лишь слегка пожурить слушателя Шпагина и предупредить его о необходимости соблюдения воинской дисциплины. В дальнейшем к слушателю Шпагину не было претензий ни у начальника института, ни у начальников факультета, ни у начальника курса, но эту обиду на жуткую несправедливость своему начальнику Костя так никогда и не простил.
После того злополучного купания Костя не заболел гриппом, но по прибытии в институт обнаружил у себя чесотку, с которой его уложили в изолятор институтской поликлиники. В изоляторе у него была отдельная палата, поэтому кадет не тужил. Немного беспокоило его то обстоятельство, что он пропускает начало занятий по китайскому языку. Но его товарищи время от времени навещали его, подходя с тыльной стороны санчасти к его окну, заделанному решеткой, приносили книги, тетради, подробно рассказывали об учебных новостях и передавали задания, которые Костя старательно выполнял.
Через несколько дней его лечения в соседнюю комнату того же изолятора поместили еще одного больного. Это был слушатель третьего курса восточного факультета, у которого тоже была обнаружена чесотка. Парень оказался чувашом по национальности, изучал индонезийский язык, был простым в общении, поэтому они с Костей через некоторое время подружились настолько, что решили это дело обмыть. Деньги у них в карманах были. Одно из зарешетчатых окон изолятора выходило во двор уже за пределами института. Там жили гражданские люди, поэтому попросить одного из проходящих мимо парней принести бутылку водки бедным больным и страждущим людям было уже делом техники. Содержимое бутылки, чтобы не смущать медперсонал, болящие вылили в стоявший на тумбочке графинчик, где должна была находиться вода для питья. После этого пару дней перед обедом и чуть больше перед ужином они могли принимать энную толику элексира, чтобы было свободнее болтать за жизнь, тем более что на процесс лечения это не влияло.
Но несмотря на это явное нарушение дисциплины в дальнейшем слушатель Шпагин даже не попадал в список тех, кого замполит факультета подполковник Мякишев называл «носители зла». Это название замполит, видимо, почерпнул из американской политической терминологии. Но за это и сам получил соответствующую кликуху, потому что везде, где только он появлялся, обязательно находил нарушителей, таким образом сам превращаясь в «носителя зла». Именно он как-то не отпустил слушателей нашей языковой группы в филармонию слушать органную музыку Баха, утверждая, что такая музыка молодежи не нужна.
***
В один из дней во время пребывания в лагере в июле 1968 года, командование неожиданно получило приказ о необходимости повысить боевую готовность. Причин этого повышения боеготовности в приказе указано не было, но в соответствии с этим приказом, помимо уже существующих, были выставлены дополнительные посты. Слушатель Шпагин заступил в караул у водонапорной башни, которую командование посчитало важным объектом. Во время совершенно непонятного инструктажа накрутили хвосты всему составу караула таким образом, что когда Костя в очередной раз принял в три часа ночи пост, он находился в тревожном состоянии и почти дрожал не только от ночной прохлады. К тому же в небе постоянно гудели летевшие куда-то самолеты. К их гудению слушатели уже давно привыкли, поскольку недалеко находился военный аэродром в Чкаловском, откуда частенько взлетали даже могучие «Антеи». Но было непонятно, почему самолетов сегодня так много и почему они вдруг разлетались ночью? А подозрительное гудение самолетов у советских людей, выросших на кинофильмах о прошедшей войне, вызывают не очень приятные ассоциации, тем более в период повышенной боеготовности.
Водонапорная башня находилась на некотором удалении от расположения палаточного городка и не имела видимой связи с дежурным офицером, что и тревожило нашего часового. Но еще большую озабоченность, граничащую со страхом, у него вызвало непонятное явление, которое произошло в четыре часа утра. Внутри этой самой водонапорной башни, находившейся, как говорится в уставе караульной службы, под его охраной и обороной, вдруг неожиданно зажегся свет и послышался невнятный, но довольно громкий шум. Костя обошел башню вокруг, но ничьих следов не заметил. Кто же тогда тайно проник на охраняемый объект и нарушил тишину? Не проникли ли туда какие-нибудь диверсанты по типу тех, которые действовали в кинофильме «Жажда».
Стрелять было нельзя, да и, признаться, не из чего, поскольку патронов в его автомате на этот раз не было. Пост-то был сторожевой. А кричать в сторону лагеря с целью высвистать дежурного было бесполезно. Все равно не услышит. Поэтому Костя лишь стал более внимательно отслеживать обстановку внутри шумевшей водонапорной башни. В таком тревожном состоянии он прождал около часа, а когда дождался своей смены, то доложил об этом прибывшему сменять караульных помощнику дежурного. Но тот, обойдя башню со всех сторон, тоже не мог ничего сказать.
На следующий день они узнали, что в эту ночь войска стран Варшавского договора были введены на территорию Чехословакии. Вот почему всю ночь гудели транспортные самолеты, перебрасывающие войска в эту страну. А страшные дела водонапорной башни объяснились всего лишь работой автоматики, встроенной внутри этой станции.
***
В Разливе и других ленинских местах Ленинграда в 1969 году, предшествующему столетнему юбилею вождя, побывала группа слушателей, которые во время зимних каникул совершали пеший агитационный поход на лыжах из Ленинграда в Москву. Этот поход организовал неутомимый лыжник училища, ярый сторонник здорового образа жизни полковник Соколов. Участники этого агитпохода, как официально назывался этот переход, проходили на лыжах около сотни километров в день. Отдыхали в неподготовленных помещениях: на полу в клубах, в школах различных населенных пунктов. Вели, по их словам, активную «половую» жизнь. Самое интересное, что в этом агитотряде наша языковая группа была представлена сразу тремя участниками: Борис Г., Евгений О. и Михаил Д.. Правда, если Борис и Евгений шли не лыжах, то Михаил лишь входил в группу обеспечения, снимая события агитпохода на видеокамеру.
В этом агитпоходе не удалось принять участия Косте Шпагину, большому любителю лыжного спорта, который, защищая честь своего Военного института, принимал ранее участие в Первенстве военных заведений округа по лыжам, где выполнил норму 2 спортивного разряда в беге на 10 километров. Эта дистанция далось ему с большим трудом, поскольку норму третьего спортивного разряда он еще в стенах Ленинградского суворовского военного училища выполнял лишь в беге на 5 километров. Здесь же дистанция была в два раза больше, поэтому дыхания на второй пятикилометровке стало не хватать. Но по всей трассе гонки стояли тренеры разных команд, которые активно подгоняли спортсменов. Костя, слегка замедливший было ход, вынужден был, сжав зубы, опять двинуться вперед и тут почувствовал, как приходит второе дыхание. Действительно, дышать стало легче, и он успешно закончил дистанцию.
Поэтому и согласился на предложение полковника Соколова, тоже участника тех соревнований, отправиться с ним в агитпоход вокруг Москвы, посвященный очередной годовщине образования Красной Армии и Военно-Морского Флота в 1968 году. Тот поход состоялся на год раньше агитпохода из Ленинграда в Москву и фактически был своеобразной подготовкой к этому новому походу. Тогда лыжники училища совершили трехдневный поход на лыжах вокруг Москвы и тоже вели подобную «половую» жизнь в тех местах, куда они приходили и встречались с жителями этих мест. Надо признать, что идти целый день, хоть и с небольшим перерывом на обед, было не так просто. Особенно тоскливо становилось, когда опускались сумерки. А темнеет зимой рано. Лыжню по большей части пути приходилось пробивать по целине, меняя время от времени ведущего. В ведущей группе всегда шел и полковник Соколов.
Иногда полковник останавливался, чтобы сориентироваться на местности. Временами приходилось приступать к опросу местных жителей, потому что даже карта этой местности, находившаяся у него в руках не помогала. Получалось, как в том анекдоте: «Смотри военные карту достали, сейчас дорогу спрашивать будут».
Об учебе и методике преподавания
И вот мы с вами попадаем в святая святых – учебные дела слушателей. Работать приходилось много с самого утра и до поздней ночи. Совершенно новый для нас и очень уж экзотичный китайский язык требовал труда большего, чем при изучении каких-либо других языков. Объем изучаемого материала был просто сумасшедшим, а логических связей, которые могли помочь в других дисциплинах, не было никаких.
Занятия по такой науке, как введение в языкознание, которые собственно и были призваны для того, чтобы помочь найти такие связи, приглашенный в институт лектор читал настолько заумно, что это только запутывало, а не помогало. Вместо того чтобы дать своим слушателям лишь основные понятия некоторых языковых явлений, он наворачивал на это такие горы словоблудия, что молодым людям, еще не сильно осведомленным даже в вопросах любви, что их занимало гораздо больше, из всех его лекций удалось запомнить лишь бессмысленную на первый взгляд фразу «Глокая куздра штеко бодланула бокра и курдячит бокренка». Эта фраза обозначала то, что даже без знания значения слов, только по грамматическим категориям можно понять некоторый смысл фразы любого языка. Так в этом предложении четко выражены подлежащее, сказуемое, дополнение, определение и обстоятельство. Мало того, мы можем разглядеть род, число, склонение и падеж существительных и согласованного с одним из них прилагательного, а также время и вид глаголов, и даже наречие в обстоятельстве образа действия, присущих русскому языку.
Вот так и приходилось подчас не только самостоятельно пытаться понять структуру языка, но и зазубривать труднейшее произношение, задриливать написание каждого отдельного иероглифа, прописывая один и тот же иероглиф без всякого преувеличения не десятки, а сотни раз. Слушателей буквально уматывало этим жутким трудом до потери сознания так, что во время самоподготовки или на перерывах иногда засыпали прямо за учебником. Доска каждый день исписывалась по множеству раз. Мел приносили пачками. За место у доски становились в очередь, а иногда даже возникали споры.
Писать в тетради тоже было можно, но в то время все писали либо отвратительными авторучками, которые постоянно пачкались, проливая чернила, либо шариковыми ручками, стержни которых приходилось время от времени заряжать в специальных мастерских, после этого писать ими чисто тоже было невозможно. Это раздражало, потому что каждый иероглиф требовалось выписывать очень тщательно, по сути даже не выписывать, а вырисовывать, а времени при написании письменных работ было мало.
Знакомясь с новой, совершенно непривычной системой письма, где отсутствовали буквы, мы вынуждены были, как тот Филиппок, в прямом смысле тыкать в текст пальцем, чтобы следить за порядком иероглифов в строке. В китайском языке очень много схожих по написанию иероглифов, которые могут отличаться лишь единственной черточкой или даже точкой, поэтому различить их без соответствующего опыта очень трудно.
С увеличением словарного запаса, все больше и больше китайских слов вызывали у молодых парней улыбки. Уж очень много в китайском языке оказалось таких слов, которые были созвучны с нецензурной лексикой русского языка. Порой, издеваясь над такими словами, ребята придумывали разные шуточные поговорки, типа «Ибу, ибуди дадао муди», что в китайском языке означало безобидное «шаг за шагом добиваться цели». Костя, смеясь, обещал по окончании института написать диссертацию на тему: «Русский мат и его китайское происхождение».
При этом, помимо разных языковых предметов, у нас было много других общеобразовательных, политических и военных наук. Вот тут Косте пришлось добрым словом вспомнить своих преподавателей по радиоделу и по бронетанковой подготовке, преподавателей физики и химии, которые учили его еще в суворовском училище, потому что приходилось вновь возвращаться к знаниям некоторых моментов, изучаемых на тех уроках. С большим трудом приходилось запоминать ТТХ большого количества различных видов вооружения, начиная от стрелкового и заканчивая ракетными комплексами. Это диктовалось необходимостью овладевать военной терминологией на родном языке, прежде чем узнавать таковое на иностранных языках. Но если по тактике и вооружению количество материала увеличивалось постепенно и было более-менее понятно, то материал по ОМП, усваивался с большим трудом.
Программа обучения для всех факультетов и для всех языков была стандартной, без учета особенностей той страны, язык которой приходилось изучать. Это было явной ошибкой, потому что многие реалии, которые необходимо было знать на западном театре военных действий, могли не понадобится при работе людей на восточном направлении. Таким образом, мы тупо заучивали на занятиях по военному переводу довольно искусственно придуманные термины по оружию массового поражения на китайском языке, но совершенно не знали той лексики, которая могла бы пригодится для работы с этим языком.
К сожалению, методикой преподавания иностранного языка, а тем более китайского, никто из преподавателей кафедры не обладал в принципе, педагогического образования они нигде не получали, поэтому использовали в обучении исключительно грамматико- переводной метод. Никакой коммуникации во время таких занятий не практиковалось, упражнений на практику речи не было вообще.
Исключением на каком-то этапе в течение полугода была лишь доцент МГУ Задоенко Тамара Павловна, пытавшаяся привить нам чувство «пятитонии», то есть учившая нас фонетическому строю китайского языка, имеющего в своем арсенале четыре основных и столько же нейтральных тонов. Она даже специально приносила на занятия гитару, не имея возможности притащить рояль. Но, к сожалению, Тамара Павловна так и не смогла убедить нас в необходимости познать, а тем более не могла научить за столь короткий срок китайской фонетике. В условиях полного отсутствия практики разговорной речи, ее теоретические наставления так и не принесли должного успеха. Ведь правильное произношение нужно заучивать с молоком матери и в процессе говорения, а не на лекциях об этом самом произношении.
На первых курсах в институте бытовала практика по особой методике «обучения языку во сне». Не знаю, кто из советских ученых услышал эту «утку» в западной прессе, а потом успешно защитил на этой теме диссертацию, но в институте решили не отставать от новых методических веяний, и в комнате, где спали слушатели, поставили магнитофоны и заставили вечером после отбоя и утром до подъема в течение пятнадцати минут прослушивать тексты на изучаемых языках. Первое время магнитофон в нашей комнате включал командир языковой группы, но потом ему это надоело, и он приказал делать это дежурному слушателю. Когда вечером магнитофон гундел над ухом, это еще было так себе, но когда утром приходилось просыпаться чуть не за полчаса до подъема, это уже было значительно хуже. Серьезных результатов этот эксперимент не дал, поэтому вскоре от него отказались. Тем более что слушатели часто использовали магнитофоны совсем для других целей: послушать музыку и песни.
Начальник курса на некоторый пессимизм, который мы высказывали в связи с мизерными возможностями перспектив использования нашего языка в дальнейшей службе и работе, особенно перед экзаменами вдохновлял нас такими словами: «Знания у вас большие». Этим он давал понять, что вы люди умные, а значит, все будет хорошо. В институте бытовал анекдот, что на первом курсе учатся дипломаты, на втором – военные атташе, на третьем – разведчики, на четвертом – переводчики, а на пятом – командиры взводов. Сам подполковник Назаров когда-то вообще изучал монгольский язык и полжизни прозябал где-то там, хотя и ежику было понятно, что «курица не птица, а Монголия – не заграница».
Доцент Линь Шайлао, дунганский китаец, на втором курсе преподававший нам практику устной и письменной речи, и его стального характера дочка Зарема Люшировна, которая вела у нас особый курс иероглифики, буквально забрасывали своих нерадивых учеников словами и иероглифами, требуя без всяких там лишних тренировочных упражнений просто запоминать огромный материал. И уже на следующий день старик Линь бесстрастно требовал использования этого материала в речи под лозунгом: «Я вам давала!»
Сам по себе это был очень порядочный человек, участник Отечественной войны, настоящий коммунист не по партбилету, а по убеждениям. При этом, опасаясь преследований со стороны властей за свою национальность во время осложнения советско-китайских отношений, дошедших к тому времени до вооруженных конфликтов на границе, он всячески пытался подчеркнуть свою лояльность, время от времени вдруг ни с того ни с сего заявляя чисто по-китайски хвастливое: «Я тридцать лет в партии, я с 30 метров в точку попадаю!» Еще одним его шедевром, который любил обыгрывать Аркадий, был рассказ этого преподавателя о какой-то острой ситуации, произошедшей с ним в Ташкенте: «Он - чемпион города по боксу, а я – член партии. Ну, вижу, дело будет…»
Будучи настоящим китайцем, прошедшим китайскую школу обучения, доцент Линь Шайлао искренне хотел помочь нам, но не зная методики преподавания, не имея никаких учебных материалов, совершенно не мог научить, считая, что только зубрежка может помочь выучить язык. Сам он был очень возмущен тематикой программы, насыщенной политической и военной лексикой. Поэтому время от времени саркастически замечал:
- Вот вы приедете в Китай, захотите покушать и будете спрашивать официанта: «Дайте мне, пожалуйста, тарелочку империализма». Не так ли?
Он самостоятельно давал слушателям под запись большое количество необходимых фраз и предложений по каждой изучаемой теме, знания которых потом строго требовал. Эти тетради мы называли в то время «цитатник Линь Шайлао», по аналогии с цитатниками Мао Цзэдуна. Но опять же без должной тренировки на упражнениях эти фразы быстро забывались.
Несмотря на все наши старания, больше тройки, и то с большим трудом, большему числу слушателей группы получить у Линь Шайлао не выходило. Нередки были и неудовлетворительные оценки. А получать «двойку» после того, когда на самоподготовке, казалось бы, было сделано все возможное и невозможное, было очень неприятно. Иногда после таких результатов наступало отчаяние: «Неужели это уже предел твоих возможностей и тебе никогда уже не удастся преодолеть это состояние?» Но как в дальнейшем показала практика, наш преподаватель был абсолютно прав в оценке наших знаний: они в то время не вытягивали даже и на «удовлетворительно».
Какое-то время занятия по домашнему чтению вел Сталь Борисович Кишинский. Это было бы вполне толковым занятием, если бы проводилось системно, то есть от работы с небольшими доступными материалами, постепенно наращивая трудности, переходили бы к более серьезным вещам, пополняя словарный запас и обращая внимание на некоторые уже изученные грамматические категории, но, к сожалению, опыта такой работы и хороших материалов на китайском языке ни у кого из преподавателей не было, поэтому предложенная нам книга «Да Линь хэ Сяо Линь» писателя Лао Шэ, хоть и была предназначена для китайских детей, но была трудна для иностранцев, только что приступивших к изучению языка. Поэтому в памяти слушателей из всей книги осталось лишь два слова: «怪物», что означает «чудовище» и «四四个», которое сам Сталь Борисович перевел как «кругом шестнадцать». Тогда мы не могли с ним спорить, но сейчас я бы обозначил это название несколько иначе. А от всего курса его занятий остался лишь переиначеный Аркадием куплет из Высоцкого:
Сталь Борисыч влез на древо,
Ну раскачивать его:
«Выводи, Зарема, девок,
Пусть покажут кой-чего...»
Другим не менее интересным занятием, которое могло быть очень важным и полезным, были занятия по аудиовизуальному курсу. Вернее, собственно таких занятий у нас не было, потому что в то время не было видеомагнитофонов, но вот кинофильмы на иностранных языках в фильмотеке института были, и иногда их показывали в специальном закрытом кинозале. Чаще всего это были кинофильмы на английском, французском или немецком языках. Преподаватели кафедры английского языка как второго любезно приглашали и нас на такие просмотры. Там мы посмотрели замечательные кинокомедии «Смех в раю» и английскую версию кинофильма «Тетка Чарли», которая значительно отличается в лучшую сторону от позднейшего ремейка, сделанного в нашей стране.
Посмотрели мы и пару кинофильмов на китайском языке, сделанные еще в то время, когда бытовала поговорка, что есть фильмы хорошие, есть плохие, а есть китайские. То есть смотреть мы могли лишь кинофильмы, созданные китайскими кинематографистами в 50-е годы. Одним из таких фильмов был «林海雪原», который можно перевести как «Заснеженная равнина среди лесной чащи». Фильм-детектив, который и сейчас считается в Китае одним из классических фильмов Китая середины прошлого века, на который равняются современные китайские сценаристы и режиссеры. Косте Шпагину через 40 с лишним лет в одном из китайских телефильмов даже пришлось играть роль одного главаря подобной антикоммунистической банды.
Но в то время смотреть этот фильм для нас было жуткой мукой, потому что, не понимая речи героев, мы в лучшем случае вынуждены были пытаться понять содержание по действию, в худшем – сидеть и посмеиваться над глупостью и наивностью этого фильма, а в еще более худшем – просто использовать это время для сна. Из всего фильма нам удалось расслышать лишь одну понятную тогда для нас фразу «他不是孤彪» («Он не Гу Бяо»), которую произносит один из бандитов, разоблачая разведчика, в самый критический момент фильма. Таким образом, хорошее дело не доведенное до конца, то есть бессистемный показ фильма без должной работы над ним приводил лишь к обратному результату, то есть вызывал если не полное отвращение, то лишь поддерживал устоявшееся к тому времени мнение, что иностранец на китайском языке вообще не сможет разговаривать с китайцем, то есть говорить и слушать, чтобы понимать друг друга.
***
В то время в институте среди абсолютного большинства преподавателей бытовала фраза «Высшее образование – это самообразование. Изучение языка – это в большей степени самостоятельная работа слушателя». Так преподаватели пытались снять с себя всю ответственность по преподаванию. Я бы даже сейчас не стал спорить с этим мнением, если бы не видел уже в другие времена и в других местах совсем другого отношения к делу. Да, высшее образование – это в большей степени самообразование, но даже это самообразование нужно систематизировать. И сделать это должен преподаватель, который не имеет права пускать на самотек такие хорошие дела, как аудиовизуальные занятия и занятия по домашнему чтению при обучении иностранному языку. Эти занятия очень важны для овладения устной речью, но к проведению этих занятий нужно готовиться в несколько раз больше, чем к любому другому, когда достаточно лишь написать план-конспект и подобрать необходимый материал, изложенный в учебниках.
На старшем курсе теоретическую грамматику китайского языка нам читал доцент Б.М.Мудров. Человек он был интересный, с тонким чувством юмора, что позволяло ему частенько подтрунивать не только над нами, но и над своими коллегами-преподавателями, и над той дисциплиной, которую он преподавал. Не знаю, как ему удавалось преподавать теорию грамматики китайского языка, в котором и грамматики-то раз-два и обчелся. Ведь вся грамматика этого языка, как мы тогда считали, укладывалась в три неоспоримых принципа:
Прямой порядок слов в предложении.
Использование бесконечного множества служебных слов и частиц.
И... самый главный принцип: «Китайцы так говорят...»
При этом последний принцип начисто опровергает вообще наличие в китайском языке хоть какой-то грамматики, потому что прямой порядок слов, например, в устной речи постоянно нарушается, а служебные частицы используются весьма хаотично. Все эти грамматические категории мы уже к тому времени и так знали в необходимом объеме. Большее внимание на его лекциях уделялось именно лексикологии, основу которой составляла теория «слоговой контракции», разработанная начальником кафедры полковником Клениным в своей диссертации и изложенная им же в своем китайско-русском словаре военной лексики. Понять эту слоговую контракцию в теории было не трудно, но вот применять без необходимой для этого практики речи и даже перевода было все-таки трудно.
Сам же Борис Михайлович Мудров в это время работал над другим китайско-русским словарем, который должен был прийти на замену словаря Ошанина и которого мы до самого выпуска так и не дождались. С Б.М.Мудровым мне удалось встретиться много позже, уже тогда, когда сам стал преподавателем военного вуза. К этому времени, наконец-то, вышел из печати многострадальный китайско-русский словарь под редакцией Б.М.Мудрова, о котором мы слышали в течение всего времени обучения в институте. Учитель узнал своего ученика, а на словаре, который я принес, чтобы получить автограф автора, Борис Михайлович написал:
«Через десять лет встречаясь вновь,
Хочу я пожелать коллеге Шанину,
Чтоб для него словарь Мудрова
Стал лучше словаря Ошанина».
***
Поэтому-то по окончании института, когда мы заполняли анкеты, в которых был вопрос о знании языков, у нас были жуткие сомнения в том, что мы действительно знаем китайский язык, ведь разговорной практики почти не было, поэтому с говорением и аудированием тонированной китайской речи была большая беда. Тем не менее, начальник курса, имевший большой жизненный и служилый опыт, продолжал нас успокаивать все той же фразой «Знания у вас большие» и заставлял в этой графе о знании языков указывать такую вот формулировку: «Китайским и английским языками владею свободно». Мне до сих пор, даже прожив двадцать лет в Китае, бывает стыдно, когда я вспоминаю об этой фразе, оставшейся в анкете.
Но где-то по большому счету начальник курса тоже был прав, потому что по сравнению с теми, кто вообще не знает этого языка, мы все же что-то знали, а по сему вынуждены были после выпуска, как щенки, брошенные в воду, прямо по ходу обстоятельств учиться держаться на плаву. Пятерым из нашей группы это, как показала жизнь, все-таки удалось – выплыли даже с китайским языком. Другим пришлось, если не сразу переквалифицироваться в управдомы, то какое-то время работать с английским языком, практические знания которого все-таки были лучше.
Автор будет благодарен всем коллегам, которые укажут на ошибки, выскажут свои замечания и предложения по содержанию, поделятся своими соображениями, захотят дополнить своими воспоминаниями содержание этой повести (особенно в вопросах учебы и проведения занятий) и разрешат частично использовать их собственные воспоминания.
Здравствуй, дедушка Мороз – борода из ваты!...
Костя Шпагин был особенно не равнодушен к новогодним праздникам, но если во время учебы в суворовском училище он всегда успевал в зимние каникулы приехать к Новому году домой, то в военном институте каникулы были в другое время и ездить на новогодние праздники домой он уже не мог. В течение четырех лет пребывания в Москве, Костя встречал Новый год вместе со своими друзьями по институту, а маленькую елочку мог наряжать только в своем классе, чтобы поставить на стол преподавателей для создания праздничной атмосферы.
Но самый незабываемый Новый год для него состоялся именно в год выпуска, когда он холостяковал в Хилтоне фактически один, потому что все остальные члены их языковой группы уже были или женаты, или на выданье. В тот год их завзятые друзья-персы всей группой находились на так называемой практике в тогда еще мирном и дружественном Афганистане. Фактически они уже тогда были распределены для работы переводчиками к советским военным советникам. А поскольку три семьи товарищей персов продолжали жить в Хилтоне на шестом этаже, то и общение у Кости тоже частенько проходило там. То есть иногда он приходил вечером в квартиру, где в одной комнате жили жена и маленькая дочка Никиты Потапова. Татьяна работала в соседнем детском саду, куда водила и маленькую Наташу. А в смежной комнате жила Виктория – жена Владимира Градова, которая еще продолжала учиться в медицинском институте. Сюда же иногда приходила и жена еще одного их товарища.
Посиделки проходили мирно, пили чай, делились новостями, все вместе играли с маленькой Наташей. Время от времени женщины высказывали беспокойство о своих мужьях, которые были где-то очень далеко, а редкие письма от них шли очень долго. На своем этаже эти молодые женщины общались и с другими семьями, живущих здесь же офицеров-слушателей института, уже побывавших в командировках в арабских или африканских странах.
Где-то за неделю перед Новым годом Татьяна стала рассказывать о том, что в их детском садике не нашлось денег на то, чтобы пригласить артиста на роль деда Мороза, как это делали в других детсадах Москвы, поэтому заведующая предложила поручить роль деда Мороза старому сторожу детсада. Костю возмутило такое решение, и он неожиданно выпалил:
- Да уж лучше бы я тогда стал у них дедом Морозом.
- Что, ты действительно согласился бы?
- А что? Если бы был сценарий, то можно?
- Это не проблема. У нашего музыкального работника есть такой сценарий, – тут же обрадовано успокоила Татьяна. – Кстати, девушка учится на вечернем отделении в институте кинематографии. Так что у тебя есть возможность познакомиться с интересной кандидатурой.
Молодые женщины частенько подшучивали над Костей и очень старательно предлагали познакомить его то с одной, то с другой их подругой или родственницей. Практика еще раз доказала, что людям всегда бывает плохо, когда другим хорошо. И эти молодые женщины были очень озабочены затянувшейся, по их понятиям, холостяцкой жизнью их юного друга.
- Ну что ж, это тоже можно, – не стал отказываться Костя.
- Так, я не поняла, ты действительно согласен стать дедом Морозом? – на всякий случай еще раз переспросила Татьяна. – Тогда я скажу заведующей.
- А костюм-то у вас хоть есть?
- Конечно, есть.
На следующий день Татьяна сообщила, что заведующая очень обрадовалась такой возможности и сказала, что она даже заплатит за работу.
- Нет, нет. Денег мне не надо, это я сделаю только ради детей, – стал отказываться Костя, и тут его осенила блестящая мысль: - Но у меня будет одна просьба: пусть заведующая после праздника даст мне на Новый год костюм Деда Мороза.
Он подумал, что будет очень неплохо, если в этом году он заявится к своим друзьям в таком экзотическом виде. Он надеялся, что они опять, как и каждый год, будут встречать Новый год вместе.
Поводом для столь неожиданного решения Кости послужило его обожествление этого красивого праздника, который он любил с детства. Другой причиной было то желание доставлять в этот день радость детям, которое сохранил еще с того времени, когда в детстве прочитал святочный рассказ писателя Телешова «Елка Митрича». Тогда он прочитал этот рассказ со слезами на глазах и запомнил его содержание на всю жизнь. Вот и сейчас он по-донкихотски испугался того, что в садике бедные дети могут остаться без деда Мороза, хотя в этот садик ходили дети отнюдь не бедных родителей. Часть детей были детьми офицеров нашего же института.
Заведующая согласилась с просьбой Константина, и на следующий день он уже знакомился с Леной, музыкальным работником детсада. Это была девушка приятная во всех отношениях: молодая, симпатичная, умеющая играть на фортепиано и строить глазки. Сначала Костя учил сценарий, потом некоторое время они с Леной репетировали этот сценарий в детском саду, а в воскресенье Лена даже пригласила парня к себе домой.
Ничего не подозревающий Костя прибыл в назначенное время по назначенному адресу. Дома оказались и родители Лены. В течение часа молодые люди, уединившись в комнате девушки, еще раз прогнали программу праздника, а потом мама Лены пригласила их за стол, пора было ужинать. Но когда отец Лены достал бутылку дорогого заграничного коньяка, Костя понял, что все не так просто. Надо полагать, он Лене понравился, и поэтому она решила продемонстрировать его своим родителям. В его же планы такое знакомство не входило, поскольку место любимой в его сердце было уже занято. Поэтому после рюмки коньяка и хорошего ужина молодой человек откланялся. Лена какое-то время еще пыталась поддерживать контакты даже после новогодних праздников, и позже даже написала Косте письмо по месту его новой службы, но лучше бы она этого не делала. В ее честно самостоятельно написанном письме было сделано такое огромное количество орфографических ошибок, что Костя даже не стал на него отвечать.
Но вернемся к празднику. Утренники в детском саду проходили за два дня до Нового года. Костя пришел после занятий в институте и переоделся в костюм Деда Мороза. Валенок в детском саду не оказалось, и ему пришлось выходить в своих яловых сапогах. Надо признать, он немного волновался, как перед настоящим экзаменом.
Елка стояла в музыкальном зале. Еще издали он услышал, что Лена в костюме Снегурочки уже ведет праздник. Как только дети по ее команде стали звать Деда Мороза, Костя, стуча палкой, вошел в зал:
- Здравствуйте, ребята! Я – Дед Мороз,
Гость ваш новогодний.
От меня не прячьте нос,
Добрый я сегодня.
- Выросли, большими стали,
А меня-то вы узнали?
Шел я к вам по лесам, по полям,
Спешил, очень устал,
Вот сейчас я отдохну
И плясать с вами пойду.
После такого начала волнение куда-то пропало, вернее его охватило уже другое чувство – эйфория праздника, в котором главное внимание участников было приковано именно к нему. Детишкам этой группы было по четыре годика. А он не мог, не имел права подвести их ожидания. Начал он по намеченной программе, но потом, играя с ними, разошелся не на шутку и стал импровизировать.
Когда Дед Мороз, сидя на стуле, слушал выступления ребят, которые поочередно рассказывали стишки и пели песенки, он вдруг услышал разговор двух мальчиков:
- А он настоящий? – с некоторым сомнением спросил один и слегка дотронулся руки Кости.
У того в это время после активных танцев в теплой одежде по лицу и по спине лил пот, и руки, конечно же, тоже были теплыми, но он не дал мальчику понять этого и решил подыграть помимо программы:
- Что такое, кто-то еще сомневается, что я настоящий Дед Мороз? А ну-ка, давай сюда твою руку я сейчас ее заморожу.
Я сейчас как засвищу,
Как буран на вас пущу,
Вас в сосульку превращу.
Заморожу уши, нос,
Ведь на то я Дед Мороз...
Но стоило только Деду Морозу подняться, чтобы сделать лишь один шаг в сторону сидевших детей, как мальчишки с криком бросились от него, поднялся общий визг, и Снегурочка с трудом уговорила Деда Мороза не морозить детей, потому что они очень послушные и хорошо себя ведут.
После хоровода Дедушка Мороз устал и стал собираться домой в зимний лес, но тут опять Снегурочка напомнила ему, что он не оставил детям подарки, которые принес. Дед Мороз, кряхтя, вытащил из-под елки спрятанный там полный мешок с подарками и стал раздавать детишкам. Елка уже не Митрича, а Матвеича удалась на славу. Это видели и родители, пришедшие забирать своих детей. Праздник в другой уже более старшей группе прошел примерно по той же программе, что и первый.
Заведующая, не ожидавшая такой прыти от непрофессионального «артиста», была в восторге и не знала, как его отблагодарить. Он общего застолья воспитателей в детском садике по случаю Нового года Костя отказался, но костюм Деда Мороза, как и было установлено, уложил в сумку и забрал с собой. Он еще с трудом представлял себе, когда и где он сможет воспользоваться этим костюмом.
На следующий день во время последнего дня занятий этого года он закинул удочку своим друзьям по поводу празднования, но оказалось, что у каждого из них уже были свои планы и участия Кости в этих планах не значилось. Костя слегка приуныл и, грустно взглянув на стоящий в комнате мешок с костюмом, отправился поплакаться к своим старшим подругам. Татьяна Потапова очень красочно рассказывала Вике Градовой о том, как активно Костя провел праздники в детском садике, и сообщила, что заведующая прислала ему бутылку шампанского на праздник. Эмоциональная Вика тут же захлопала в ладоши и спросила:
- А как мы сегодня будем встречать Новый год?
- Да нет никакого настроения, – ответила Татьяна, которая очень скучала без мужа, – посидим вдвоем и отправимся спать.
Вика слегка скривилась, но вынуждена была согласиться. Без мужей праздновать было как-то неудобно.
Но в этот момент в комнату постучали, Татьяна открыла дверь и к ним вошла жена одного из офицеров, живших на этом же этаже, с которой они были дружны.
- Девочки, у вас есть посуда? Мы собираемся вместе встречать Новый год, – быстро затараторила гостья, – а посуды не хватает.
- Какая тебе нужна посуда? – попыталась выяснить Татьяна.
- Да любая, тарелки, чашки, блюда, если есть. Мы там с девочками наготовили всего, не на что положить, - потом она взглянула на совсем не праздничные лица подруг и спросила: - Кстати, а вы как собираетесь праздновать?
Татьяна и Виктория, стоявшие с кислыми физиономиями, в ответ только пожали плечами.
- Присоединяйтесь к нам! – тут же подхватила эту идею женщина.
- Нет-нет, мы у себя, по-семейному, – разведя руками ответила Татьяна.
- Как-то неудобно вас беспокоить, – добавила Виктория.
- Да что там беспокоить, кого беспокоить. Приготовьте пару каких-либо блюд или салатов на худой конец. Давайте, давайте! Нечего вам, как соломенным вдовам, тут в одиночестве сидеть. Новый год все-таки, как его встретишь, так его и проведешь.
- Ладно, мы подумаем, – загадочно улыбнулась Вика. – Сейчас я вам посуду принесу, а там посмотрим.
Пока женщины доставали посуду, они решали между собой, стоит ли идти в незнакомую компанию. Похоже, Виктория не хотела сидеть одинокой старухой в пустой комнате. Костя, присутствующий при всех этих разговорах, сначала сидел молча, а потом вдруг спросил:
- А можно я тоже с вами пойду?
Вика и Татьяна переглянулись. Оказывается в одиночестве остается еще один человек, который ночью, даже новогодней, в их квартире никак оставаться не может. Возможно, это прибавило им решимости.
- Ну, если только на часик сходить, – уже засомневалась и Татьяна.
- Я сейчас отнесу тарелки и все хорошенько узнаю, – сделав таинственную мину на лице, Вика схватила тарелки и выбежала из комнаты.
Офицеры, жившие в этом же общежитии, были в основном из тех слушателей, которые раньше, не доучившись были отправлены, якобы, на стажировку в горячие точки, чаще всего в арабские страны переводчиками. Но были задержаны там на два-три года, поэтому уже получили там офицерские звания младшего лейтенанта. Некоторые за это время уже дослужились и до лейтенантского. Но потом они вернулись в институт продолжать прерванную учебу, чтобы получить диплом. Так что по сути они были такими же слушателями, как и Костя, только чуть постарше.
Виктория скоро вернулась и с порога заговорила:
- Они даже обрадовались, что будет побольше людей, а значит обстановка будет более праздничной и шумной, как и положено в новогодний праздник. Они уже принесли столы в комнату, где живет один холостяк и начинают накрывать на стол. Костя пойдет со своей бутылкой шампанского, а мы сейчас приготовим что-нибудь вкусненькое.
Татьяна только скромно улыбнулась такому быстрому повороту событий и, посмотрев на своих повеселевших друзей, вынуждена была согласиться. Молодые женщины принялись за стряпню, а Костя отправился на свой этаж, чтобы переодеться по-праздничному.
Когда они с Татьяной и Викой появились в комнате на пятом этаже, где собрались их друзья, там уже было шумно. Их встретили приветственными криками и усадили за общий стол. Народу для небольшой комнаты было довольно много, около двух десятков человек. Все были примерно одного возраста. Все происходило так же, как и во время всякого застолья. Один из присутствующих взял на себя обязанности распорядителя и тамады. По его предложению сначала выпили за старый год, потом выпили за друзей, которые в настоящее время на службе: то ли в наряде, то ли на боевом посту в далекой загранице. Этот тост Татьяна с Викой, переглянувшись между собой, восприняли с большим энтузиазмом и даже пригубили налитое в их рюмки вино. Татьяна сидела с краю, чтобы время от времени выходить проверить спящую дома маленькую Наташу.
Выстрелами пробок сразу нескольких бутылок шампанского встретили новый 1972 год. Потом кто-то предложил танцевать. Стали отодвигать уже ставшие почти не нужными столы. В это время Костя вышел из комнаты и отправился к себе. Там он нарядился в костюм Деда Мороза, который мирно ждал своей участи и совсем не подозревал, что на этот раз будет представлен совсем даже не детской аудитории. Потом он спустился на пятый этаж и вошел в уже знакомую ему комнату.
Восторг находящихся там людей при появлении настоящего Деда Мороза не поддается никакому описанию. Сначала был вытаращенные от удивления глаза, потому восторженный вой уже подогретой толпы, а после этого посыпались индивидуальные поздравления. Дед Мороз, как и положено, поздравил «мальчиков» и «девочек», присутствующих на этом празднике с наступившим Новым годом, извинился, что он слегка опоздал, но задержался в пути, потому что детей на земле очень много, а дорога из Лапландии очень длинна. Договорить ему уже не дали, потому что тамада прибежал с бутылкой коньяка и рюмкой, на ходу наливая и расплескивая драгоценную влагу. Дед Мороз отказался пить один и потребовал, чтобы все присутствующие подошли к столу. Но опрокинуть рюмку в рот Деду Морозу оказалось делом не простым, поэтому потребовалась посторонняя помощь для поддержания бороды.
Время от времени Костя слышал рядом: «Кто это такой?» Дело в том, что в этой компании далеко не все знали друг друга, и лишь два человека точно знали, кто это такой. Вика откровенно хохотала, наблюдая за тем, как их друг активно превращается в центр внимания, заставляя присутствующих здесь «мальчиков» и «девочек», а для Деда Мороза, именно таковыми и выглядели все гуляки, выполнять различные задания. Костя вел праздник примерно по той программе, что и в детском саду, во всяком случае активно использовал свои дедморозовские реплики в стихотворной форме, чем приводил в восторг слегка захмелевших молодых людей. Они были рады, что в процесс их обычной пьянки вдруг была внесена такая, можно сказать, волшебная струя чего-то нового. А Дед Мороз заставлял их одного за другим становиться на стульчик и рассказывать стихотворения, петь песенки, танцевать и прыгать. Молодые люди безропотно подчинялись. Потом он заставил хозяина поставить маленькую елочку посреди комнаты и организовал общий хоровод. Праздник продолжался уже более двух часов. С Кости пот катил градом, и он решил, что пора заканчивать и переходить к водным процедурам.
Но как только он вышел из комнаты и пошел по коридору, на него высыпала толпа празднующих из другой комнаты. Они точно также сначала обалдело смотрели на Деда Мороза, свалившегося в коридор Хилтона буквально с Луны, а потом потащили его в свою комнату к своим друзьям. Там Дед Мороз провел небольшой сабантуйчик по укороченной программе и под благие напутствия счастливого пути выкатился все в тот же коридор, попав уже в третью компанию, затем в четвертую уже на шестом этаже... Все бы ничего, если бы все эти гости не были русскими людьми, а значит... единственной формой благодарности Деду Морозу была рюмка водки или конька.
Покинув, наконец, шумно празднующий шестой семейный этаж, Костя уже собрался было пойти переодеваться, но вспомнил, что на первом этаже дежурят две тетеньки-вахтерши. И он решил спуститься вниз. Для пожилых женщин его появление тоже было хорошим подарком, но здесь юноша даже продемонстрировал им свое лицо, слегка оттянув бороду вниз, мол, запомните, пожалуйста, и не будьте сильно строги, когда приходится открывать дверь загулявшему гусару ночью в других дни.
В этот момент на первом этаже какой-то мужчина из числа работавших в институте вышел покурить и, увидев Деда Мороза, стал слезно молить пойти с ним в их комнату, чтобы поздравить его дочку. Оказалось, что девочка или еще не ложилась, или уже проснулась, но благосклонно приняла поздравления неожиданно появившегося Деда Мороза. Надо при этом отметить, что в то время еще не было принято заказывать Деда Мороза со Снегурочкой по вызову.
После этого Дед Мороз, с трудом передвигая ноги, прошел почти по всем этажам и еле-еле добрался до своей комнаты. Как он разделся, и почему оказался даже не на своей кровати, а на кровати соседа, Костя уже не помнил. Видимо, куда упал, там и заснул.
Разбудил его страшный грохот в дверь. Видимо, стучали давно, а он не мог поднять головы, не понимая, который час и вообще, что с ним происходит. С большим трудом он поднялся и открыл дверь. В комнату вбежали несколько парней, с которыми он вчера праздновал:
- Костя, что ты спишь? Вставай скорее, пойдем продолжать...
- Нет, ребята, я не могу пойти, мне стыдно. Я не помню, как я попал домой, кто меня привел? Я не пойду до тех пор, пока вы мне честно не расскажете, что произошло.
- Что ты, все было замечательно. Ты такой молодец! Все в диком восторге. Требуют, чтобы ты срочно явился. Страна героев знать должна.
- Да что вы, ребята, я ничего... Просто подухарился малость.
- Ты посмотри на него? Это называется «подухарился»? Да ты сам не понимаешь, как ты нас всех развеселил, все до сих пор обсуждают так неожиданно проведенный праздник.
- А как вы узнали, что это я.
- Так Татьяна сказала. Пойдем скорее.
- Хорошо. Вы идите, а я сейчас слегка приведу себя в порядок.
Когда Костя вновь появился в комнате на пятом этаже, он был встречен криками восторга всех присутствующих, которые уже сидели за вновь сдвинутыми столами.
Как-то так получилось, что после обеда Костя опять взял бразды правления в свои руки и в качестве массовика-затейника стал развлекать публику разными играми, в которые когда-то играл в детстве. Тут были и фанты, и испорченный телефон, и «пустой» стул и многое-многое другое. Интересное дело, но все присутствующие активно играли в эти уже слегка подзабытые детские игры.
Кто-то из женщин предложил выйти на улицу подышать свежим воздухом. Это предложение было активно поддержано.
- Послушайте, может быть, мне опять нарядиться Дедом Морозом? – спросил Костя.
- Конечно, давай.
Костя переоделся, но выйдя на улицу понял, что Деду Морозу идти по улице без подарков как-то не по-человечески, поэтому попросил окружавших его ребят купить хоть немного конфет, которые можно было бы дарить попадавшим навстречу детям.
Но поздравлять на улице пришлось не столько детей, сколько взрослых пешеходов. Дед Мороз, шествуя чинно в окружении целой свиты молодых людей, обращался с поздравлениями ко всем пешеходам, попадавшимся им по пути. Некоторые даже останавливались, вступая в веселый шуточный разговор, кто-то просил особых пожеланий на новый год, кто-то сам старался поздравить Деда Мороза. Костя услышал, как пара молодых людей, которых он только что поздравил с праздником, остановились за его спиной, и девушка, оглянувшись на деда Мороза, с воодушевлением произнесла:
- Это к счастью! Ты понимаешь, мы встретили настоящего Деда Мороза! Год будет счастливым!
Не знаю, насколько был счастливым год у этой пары совершенно незнакомых им людей, но наши ребята в это время были счастливы тем, что они таким образом имеют возможность поздравить других людей, что люди рады ответить им тем же. Всех детей, попадавшихся им навстречу Дед Мороз одаривал конфетами.
Так они прошли небольшой скверик на Волочаевской, потом прошли вдоль забора Бронетанковой академии, перешли через улицу и вошли в Лефортовский парк. В парке Дед Мороз вместе со своей свитой успел даже покататься на ледяной горке, залитой там, на радость присутствующих там детей. А потом они всей ватагой зашли в кафе, попросили сдвинуть столики и заказали немного вина и пироженых. Дед Мороз сначала сидел во главе стола, а потом, заметив удивленные взгляды всех сидящих в зале, вынужден был встать и отправиться поздравить каждый столик в отдельности.
За столиком, где сидели несколько черненьких молодых людей, пришлось задержаться. Один из негров, который явно приехали не из США, а из Африки, на ломаном русском попытался объясниться:
- Мы не понимать, то есть такое? – и он указал на Деда Мороза.
- Это Дед Мороз, Father Frost, – стуча себя в грудь, попытался объяснить им Костя и указал за окно, которое было разрисовано морозом разными узорами. – Frost.
- А-а, Frost, I see，I see, – закивали головами чернолицые братья.
- It’s I’ve done，It’s my business, - проговорил Костя, показывая на разрисованные морозом большие окна кафешки.
- O-o, business! It’s very good business! – восторгались негры.
Друзья Анатолия сидели за столом и покатывались от смеха, пока он активно жестикулируя, объяснялся с представителями братских народов.
Возвращаясь домой, Костя вдруг вспомнил, что можно поздравить еще одну семью. Рядом с институтом жила семья преподавателя кафедры марксизма-ленинизма. Но Костю привлек не сам преподаватель, а его жена, которая работала в нашей санчасти. Костя во время сеансов физиотерапии познакомился с ней и знал, что у них есть дочка на выданье. Появление этой веселой компании поначалу не сильно обрадовало хозяев, и они несколько настороженно отнеслись к Деду Морозу, который вдруг стал выдавать известные ему подробности из жизни семьи, потребовав представить ему не только сыночка, но и лапочку-дочку. Его лицо было закрыто шапкой, бородой и усами, его никак не узнавали, так что пришлось слегка сдвинуть бороду. Только узнав его, женщина расхохоталась и пригласила компанию в квартиру.
Заканчивая программу поздравлений, ребята решили заглянуть на КПП, чтобы поздравить дежуривших там солдат. Но это был уже тот самый перебор, который может превратить хорошее дело в безобразие. На следующий день в институте сразу стало известно, что молодежь из Хилтона развлекается подобным образом, разгуливая в костюме Деда Мороза в полупьяном виде. Именно так подавалась эта безобидная шутка. И замполит пообещал разобраться с тем, кто занимался такими непотребными делами. Сделать это ему было трудно, поскольку люди видели только лица офицеров, окружавших Деда Мороза, а лица самого Деда Мороза никто не видел. Мало того, даже окружавшие его офицеры не знали, кто он такой и где он точно учится. Костю Шпагина никто не выдал.
Но уже 2 января в его комнату опять явилась делегация, на этот раз женсовета общежития с просьбой провести утренник для детей, живущих в Хилтоне. Костя понимал, что относительно просто провести утренник в подготовленной группе детсада, где есть музыкальный работник и воспитатели, что вполне возможно организовать взрослых людей на активное полупьяное празднование, но будет трудно провести утренник с неорганизованными детьми, к тому же разного возраста. Поэтому он стал отговаривать женщин от такого мероприятия, но те поняли его по-своему:
- Мы тебе заплатим за эту работу.
- Дорогие мои, никаких денег мне не нужно. Я просто опасаюсь того, что у нас не получится хорошего праздника, а значит и детям, и мне будет обидно.
- Нет-нет, мы тоже будем присутствовать и помогать.
- Чем же вы сможете мне помочь, ведь у вас нет даже программы, которая была в садике у Снегурочки, – посетовал Костя, а потом махнул рукой: – Ладно, тогда найдите мне хоть толковую девочку лет шести, которая могла бы стать моей Снегурочкой.
- Это мы найдем. Есть такая девочка, – быстро согласились женщины.
Все спустились вниз и показали Косте девочку лет шести в белом платье Снежинки. Ничего не оставалось, как согласиться и на это. Костя стал разговаривать с девчушкой, которая оказалась на редкость сообразительной и быстро поняла, что ей надо будет делать, то есть слегка помогать Деду Морозу, держа за ручки совсем маленьких деток, когда он будет играть с другими.
Таким образом, Дед Мороз провел еще один утренник на радость пап и мам проживающих в общежитии детей. А его маленькая Снегурочка еще долго после этого, встречая Костю в военной форме в коридорах общежития, подбегала к нему и кричала:
- Ой, мама, Дед Мороз! Здравствуй, Дед Мороз!
Кричала даже тогда, когда за окном уже буйствовала весна и приходили совсем другие праздники.
Анатолий Степанович Шанин Восток – 72:
Поездка в Порт-Артур
Приближался государственный праздник Китая – день образования КНР. В этом году на него выпало целых четыре дня совмещенных выходных, поэтому правительство добавило к ним воскресенье с другой недели, и получилась почти целая неделя отдыха. Для китайцев, которые практически вообще не имеют отпуска в течение года, если не считать нескольких дней во время праздника Весны, – у кого около недели, у кого чуть больше, – это было подарком судьбы. Все активно стали строить планы, ведь середина осени еще довольно теплое время в Китае, когда еще можно провести эти дни где-нибудь за городом или поехать навестить родных в других местах.
– Ну, что ж, можно немного отдохнуть и нам, – подумал Алексей Семенович, уже несколько лет работавший в Китае, преподававший здесь русский язык. – Неплохо было бы съездить в Далянь и наконец побывать в Порт-Артуре, но, видимо, опять не удастся.
Он хорошо понимал, что для не сильно состоятельных иностранцев без помощи китайских друзей всегда бывает трудно купить билеты и найти недорогую гостиницу.
Давно уже он вынашивал мечту добраться до города Далянь. Так теперь называется город Дальний, основанный русскими в конце ХIХ века (1898 год) в южной части Ляодунского полуострова после аренды этого района царским правительством у Китая. Об этом городе Алексей, как и все советские люди, впервые услышал на уроках истории в средней школе. Еще лучше узнал чуть позже, когда прочитал книгу Степанова «Порт-Артур», из которой еще раз узнал о стойкости и героизме русских воинов, защищавших этот город во время русско-японской войны, пережил с героями этого романа всю боль и горечь поражения и связанных с ним страданий русских солдат, матросов и офицеров, попавших в беду. Может быть, поэтому и воспринял события тех далеких лет так остро, поэтому и манила туда неведомая сила, как могут манить разве что духи предков, хотя о своих прямых предках, участвовавших в этой войне, он никогда не слышал.
За время работы в Китае удалось побывать в разных китайских городах: Харбине, Шанхае, Ухане, Гуанчжоу, в феврале даже купаться и загорать на острове Хайнань, в самой южной точке Китая, находящейся уже в субтропиках, посетить родину Конфуция в Цюйфу, неделю пожить в широко разрекламированной специальной экономической зоне Шэньчжэнь и в некоторых других местах Китая. А вот в Дальнем, который был городом не то русской славы, не то русского позора, побывать так и не удавалось. Пока не было оказии, может быть, потому что находился этот город не на железнодорожных, а на морских путях, а может быть, просто не пришло время.
Размышления прервал телефонный звонок:
– Здравствуйте, Алексей Семенович! Это говорит Ира, – раздался в трубке слегка срывающийся от волнения голос. Но преподаватель уже и так узнал этот знакомый грассирующий голос своей бывшей студентки. – Как вы поживаете?
– Здравствуй, Ира! Спасибо, у меня все нормально. А как ты? Почему так долго не звонила?
– Извините, но я была очень занята, все время искала работу.
– А теперь нашла? Где ты сейчас работаешь, в Пекине?
– Нет, я вернулась на родину, работаю учительницей в школе.
Алексей Семенович знал, что эта высокая красивая девушка, которую в группе вполне заслуженно считали первой красавицей, была родом из деревни недалеко от города Далянь. В своем первом сочинении она написала, что хочет стать переводчиком, чтобы иметь возможность переводить произведения русской литературы, которые ей очень нравились, на китайский язык. Алексея Семеновича не очень удивило такое громкое заявление своей ученицы, потому что параллельно с его занятиями, в их группе преподавали русский язык и литературу китайские профессора, на счету которых уже были переводы на китайский язык даже произведений Гоголя. К сожалению, он заметил, что с переводом западных авторов, даже классиков, в Китае дело обстоит очень печально. То есть переводами занимаются отнюдь не писатели или поэты, а просто люди мало-мальски познакомившиеся с иностранным языком, которые, к сожалению, не всегда могут передать всю красоту оригинала, поэтому в основном у читателей и нет интереса к этим произведениям. Китайским детям не рассказывают сказок Андерсена, китайские юноши не читают запоем «Трех мушкетеров», китайские девушки не бредят «Алыми парусами», и все вместе не знают о судьбе «Графа Монте-Кристо». В лучшем случае с некоторыми героями произведений западно-европейской литературы они знакомы лишь по кинофильмам и то далеко не все.
Алексей Семенович, конечно, не стал указывать своим студентам на это обстоятельство и вынужден был даже пожелать ей успехов в осуществлении этой мечты. Ее товарищи подумали, что теперь Ира, настоящее имя которой было Ян Кэцинь, станет любимицей русского преподавателя. Но этого не произошло: мечтательная девушка больше времени уделяла чтению художественной литературы и совсем не старалась познать тонкости сложной грамматики русского языка. Правда, когда дело доходило до обсуждения каких-то проблемных вопросов изучаемого текста, Ира с трудом, на плохом русском языке, но всегда высказывала нестандартную точку зрения, которая сильно отличалась от мнения других ее сверстников своей серьезностью и какой-то необычно взрослой взвешенностью. Это поддерживало ее авторитет и не давало преподавателю возможности сильно ругать ее за отсутствие старания.
Лишь иногда, разговаривая с ней и стараясь привлечь ее к более активной работе, он с сожалением указывал ей на то, что она совсем ничего не делает для того, чтобы добиться выполнения высказанного ею ранее желания, но все было тщетно.
– Алексей Семенович, что вы будете делать во время праздников? – продолжала Ян Кэцинь стандартный набор знакомых вопросов для поддержания разговора.
– Да вот мечтаю поехать к тебе в гости в город Далянь, – пошутил Алексей Семенович.
– Ой, правда?!
– Конечно, правда. Помнишь, как ты приглашала меня в гости? Вот и появилась, наконец, такая возможность.
Алексей Семенович действительно когда-то на занятиях говорил о своем желании побывать в Даляни, а Ира тогда радостно восклицала, что с удовольствием станет его гидом. Он тогда поправлял: «Экскурсоводом…». Но китайцам трудно выговаривать сложное длинное слово «экс-кур-со-вод», поэтому они чаще употребляют слово «гид».
– Это замечательно. Обязательно приезжайте.
– А где я там остановлюсь?
– Мои родители купили в городе квартиру, но там пока нельзя жить, там ничего нет, – подхватила и стала развивать мысль о поездке девушка, – но я обязательно что-нибудь придумаю.
– Ты сможешь подыскать мне какую-то не очень дорогую гостиницу на два-три дня?
– Зачем гостиницу? Можно остановиться у моих друзей. Когда вы собираетесь приехать?
– Пока не знаю. Думаю, что можно выехать второго октября, значит, третьего буду в Даляни.
– Но, к сожалению, я в это время буду у родителей, это в нескольких часах езды от города, поэтому не смогу вас встретить. Я потом приеду, хорошо?
– Это, конечно, не очень хорошо, но что поделаешь. Только у меня еще нет билета, а сейчас, ты знаешь, много желающих куда-нибудь отправиться, с билетами очень трудно. Я завтра поеду за билетом, а ты вечером еще раз позвони мне, чтобы я мог сказать, когда меня встретить.
– Вы знаете, я сегодня уезжаю, но вас встретят мои друзья, я им скажу.
– Но ты позвони мне завтра в это же время, чтобы узнать, когда поезд приходит в Далянь.
– Хорошо. До свидания.
– До свидания.
«Как все, оказывается, просто и блестяще складывается, наконец-то я смогу посмотреть Порт-Артур», – подумал Алексей Семенович, положив трубку, и стал обдумывать эту неожиданно появившуюся возможность. Перед его глазами опять возникла стройная фигурка этой девушки, и он вдруг забеспокоился: – «Но все ли она поняла из нашего разговора?» И Алексей Семенович опять вспомнил интересный казус, который однажды произошел у него при встрече с этой девушкой на территории университета прошлым летом.
– Ой, Алексей Семенович, здравствуйте! – обрадованно произнесла Ира, увидев своего преподавателя, идущего по улице неподалеку от студенческих общежитий.
– Здравствуй, Ирочка! Куда ты идешь? – спросил Алексей Семенович, взглянув на небольшой целофановый пакет, который девушка держала в руках.
– Я иду купаться, – обрадованно ответила девушка.
– Да, в такой жаркий день это очень правильное решение, – подтвердил преподаватель, одобряя решение девушки, но тут же заинтересовался: – А разве на территории университета есть бассейн, где можно купаться?
– Конечно, можно купаться.
– О-о? Тогда я тоже пойду с тобой купаться. Ты мне покажи, где он находится.
Девушка при этих словах преподавателя слегка напряглась, очень внимательно посмотрела на него и удивленно переспросила:
– Пойдете со мной купаться?
– Да, пойду с тобой купаться. Сегодня очень жарко. Схожу за плавками и приду в бассейн.
– Нет, бассейн нет, – замотала Ира головой, в волнении сбиваясь в русской речи.
И только тут Алексей Семенович увидел, что они подошли к университетской бане, и он, наконец, понял, что девушка использует слово «купаться» в значении «мыться», а не «плавать».
– Так ты идешь мыться? – переспросил он, и лицо его густо покраснело.
– Да, иду купаться, – опять повторила девушка на русском языке.
– Извини, Ирочка, я подумал, что ты идешь плавать, – Алексей Семенович вспомнил, что в учебнике, написанном китайцами, он уже видел, что слово «купаться» было употреблено в значении «мыться» и даже хотел объяснить эту ошибку своим студентам, но не успел. Тогда он вынужден был перейти на китайский язык: – Ира, в русском языке слово «купаться» имеет два значения. Я подумал, что ты идешь плавать, купаться в бассейне, а не купаться в душе, где обычно «моются».
Совершенно смущенный Алексей Семенович тогда быстро ретировался. Но Ира никому не рассказала об этом инциденте. Чуть позже они с Ирой иногда гуляли в университетском парке, разговаривая о русской литературе.
Вспомнив об этом, Алексей Семенович грустно улыбнулся и стал обдумывать, как купить билет, потому что он хорошо знал, что такое китайские вокзалы. Волею судеб или власти сложилось так, что огромная часть из более чем миллиардного населения Китая проживает за пределами своих родных мест и мест прописки. Это и бездомные рабочие из числа крестьян, ушедших на заработки в другие города и веси; это и вся огромная масса студентов, которых специально направляют учиться подальше от родных мест; это и люди, получившие образование, но не имеющие работы или по каким-то причинам не желающие работать по месту своей прописки, а потому отправившиеся искать лучшей доли в столицу или другие крупные города. Поэтому, как только появляется возможность, все стараются поехать домой навестить своих родных. А уж во время некоторых праздников, таких как Праздник Весны или Праздник середины осени это является обязательной ритуальной традицией. И хотя День основания КНР к таким праздникам не относился, в этом году в связи с переносом выходных на вокзалах творилось известное столпотворение.
Предварительной продажи билетов в Китае не существует, все могут купить билет в порядке живой очереди в лучшем случае за три дня до отъезда, поэтому люди иногда стоят всю ночь и весь день. Очереди растягиваются на многие десятки метров. Слабо приученные к очередям китайцы стараются лезть без очереди, по принципу, кто урвал, тот и прав. Тогда в дело вмешивается полиция, которая без особых разговоров молотит дубинками по головам направо и налево, не разбирая ни правых ни виноватых.
Перспектива покупки билетов таким образом явно не привлекала, но Алексей Семенович знал также, что в левом крыле Пекинского вокзала есть особый зал для пассажиров купейных вагонов, а ими чаще всего могут быть только высокопоставленные чиновники, военные или иностранцы, в последнее время, правда, к ним добавились богатые бизнесмены, не желающие по каким-либо причинам лететь самолетом. В этом-то зале есть и отдельная касса для иностранцев.
И хотя время было уже упущено, там надо было брать билеты за неделю, все-таки сохранялась какая-то надежда на успех. Именно туда Алексей Семенович и отправился на следующее утро.
Как и следовало ожидать, нужных билетов в кассе на ближайшие дни не было.
– Может быть, есть возможность получить из кассы возврата? – попытался он получить сочувствие у кассирши.
– Мы таких сведений не имеем, – получил он бесстрастный ответ.
– А вам куда надо? – услышал Алексей Семенович чей-то голос. Рядом стояла молодая китаянка, довольная тем, что ей удалось купить билет.
– Да вот хотелось побывать в Даляне.
– Да?! А мы как раз оттуда. Очень хороший город. Послушайте, вы попробуйте сами подойти к кассе возврата, я часто так делаю.
– Спасибо, я попробую.
Алексей Семенович вышел из элитного зала, брезгливо взглянув на развалившегося в мягком кресле расхристанного китайского офицера с двумя просветами на золотых погонах, свидетельствующих о том, что это старший офицер. У этого китайского офицера из-под кителя выглядывал не только свитер, но даже и нижняя рубашка.
«Наших патрулей на вас нет», – подумал Алексей Семенович.
Затем он прошел около контрольного пункта у входа, где несколько охранников заставляли пассажиров, входящих в здание вокзала, пропускать через просмотровую камеру все свои вещи, и вышел не привокзальную площадь. Справа были кассы. Это можно было понять по огромной толпе народа в этой части площади.
Лавируя между спешащими, стоящими, сидящими и лежащими, он подошел поближе, чтобы найти кассу возврата. Их оказалось даже две, и к обеим тянулись приличные очереди, постепенно вползающие в металлические загородки, ведущие к заветному окошку. Вдоль очереди сновали какие-то подозрительные личности, то ли перекупщики, то ли такие же ловцы удачи. Но чуть поодаль с двух сторон торчали по нескольку полицейских, ревниво наблюдавших за событиями, и как только кто-то пытался вступить в контакт со стоящими в очереди, так сразу же раздавался грозный окрик, и полицейский приближался к центру внимания.
«Пожалуй, иностранцу, к которому всегда повышенный интерес просто в силу отличия внешности, тут тем более делать нечего», – понял Алексей Семенович и уже направился в сторону метро, решив отказаться от всей этой затеи. Но тут его внимание привлекли призывные крики водителей стоящих вдоль дороги междугородних автобусов, судя по табличкам, направлявшимся чуть ли не во все стороны света. На одном из них значилось и ставшее таким заманчивым слово «Далянь».
– Сколько стоит билет до Даляня?
– Сто двадцать юаней. Садитесь скорее, мы сейчас уезжаем, – водитель уже готов был схватить иностранца за руку, чтобы препроводить в автобус.
– Нет, мне на завтра.
Интерес у водителя моментально пропал.
– А где ваша автобусная станция? Далеко отсюда?
– Нет, не очень, пройдете по второму кольцу и повернете на восток.
Немного поразмышляв над ситуацией, Алексей Семенович направился попытать счастья там.
На небольшой грязной площадке стояло несколько автобусов, готовившихся к отъезду. В обширном, как авиационный ангар, здании вокзала было абсолютно пусто, и вид его говорил о какой-то заброшенности, что выглядело явным контрастом с только что виденным железнодорожным вокзалом.
– Где я могу купить билет? – обратился он к проходившему мимо китайцу.
Тот посмотрел на иностранца, как на марсианина, какое-то мгновение тупо переваривал услышанное, а потом махнул рукой в сторону автобусов:
– Там, у водителей.
– А что разве нет кассы?
– Теперь нет, все автобусы переданы в аренду.
Теперь ему стала понятна пустота и тишина автовокзала, грязь на площадке, ремонт тут же на ходу у машин и кричащие водители автобусов, заманивавшие пассажиров, не сумевших купить билеты на цивилизованный поезд. Подойдя к одному из автобусов, он заглянул внутрь. Такие автобусы называются спальными, потому что ходят на большие расстояния, большей частью ночью, поэтому оборудованы не сидениями, а двумя ярусами двухместных полок-полатей, предназначенных для сна пассажиров. На этих полатях лежали тонкие ватные матрацы и ватные одеяла, которые были настолько грязны, что один лишь взгляд на них вызывал приступ тошноты. Но желание ехать захватило уже все его существо, жгло изнутри так сильно, что похоже он был готов на все. В конце концов, ему в жизни приходилось бывать в обстановках еще похлеще этой.
Алексей Семенович оглянулся. На него, чуть усмехаясь, смотрел водитель этого чуда конца ХХ века.
– Надо ехать? – ехидно поинтересовался он.
– Надо, но не сегодня. Второго октября будут автобусы ходить?
– Каждый день ходят. Подходите к трем часам.
– А места будут.
– Не знаю.
«Все же надо еще раз заехать на вокзал, может быть, есть что-то новое», – решил Алексей Семенович.
* * *
У кассы стояли двое китайцев и брали билеты на второе число именно в Далянь, обсуждая проблему, что места в разных вагонах.
– Мне тоже один билет.
– Больше нет. Есть один на четвертое.
– Нет, спасибо, – а на русском добавил: – езжайте сами.
Его буквально распирало негодование по поводу этой неудачи, в душе появился трудно объяснимый зуд любым способом добиться своей цели, и теперь уже он точно знал, что уедет несмотря ни на что, уйдет пешком, наконец.
Он опять вышел к кассам возврата билетов. Обстановка там мало чем изменилась. Прошел вдоль очереди, где каждый держал билет таким образом, чтобы проходящие могли видеть название пункта назначения. Робко назвал нужный ему Далянь, но никто не откликнулся.
«Неужели ж придется уходить ни с чем? – подумал он, – пройду еще разок». Потом еще разок. Он никак не мог заставить себя покинуть это уже опротивевшее ему место. И, наконец, вот он, мужчина с билетом, на котором два заветных иероглифа: «Далянь».
– На какое число?
– На завтра.
– Хорошо, я беру. Сколько с меня?
– Да вот тут написано.
Рядом моментально возникли стражи порядка.
– В чем дело?
– Ничего, ничего, – сразу чего-то испугавшись, засуетился интеллигентного вида человек средних лет, продававший свой билет, – мы уже уходим.
Алексей Семенович схватил билет, торопливо отсчитал деньги.
– Большое спасибо.
– Не стоит. Счастливого пути.
Полицейские, не обнаружив никакого криминала, отстали.
Билет лежал в кармане, и мысли уже были далеко отсюда. Такое ощущение предстоящей поездки, предотъездной напряженности и отрешенности, знакомое Алексею Семеновичу с детства, когда часто приходилось ездить, он всегда называл «поезд стучит колесами». Он любил поездки, любил путешествовать в поезде, когда человека на какое-то время покидает вся мирская суета, все заботы, оставленные позади и еще не встреченные впереди.
Вернувшись домой, он пообедал и поужинал одновременно и стал ждать звонка из Даляни. Но... звонка не было.
Прошло назначенное время. Звонка не было. На следующий день звонка тоже не последовало. Алексей Семенович стал проверять свои старые записи и, к счастью, нашел, наконец, телефон родителей Ян Кэцинь. Ответил, по-видимому, ее отец, а ее дома не оказалось. Алексей Семенович попросил его:
– Передайте, пожалуйста, Ян Кэцинь, что звонил ее русский преподаватель из Пекина. Скажите, что я приеду утром второго октября, пусть кто-нибудь меня встретит.
– Хорошо, хорошо, передам.
* * *
Билет был в плацкартный вагон, что тоже входило в планы: деньги приходилось экономить. Жаль только, что на верхнюю полку, ведь вагоны в Китае отличаются от российских, где и колея шире, и вагоны объемнее, «и вода, как известно, мокрее». Плацкартный вагон здесь называется «спальный жесткий», в отличие от «спального мягкого», почти полностью соответствующего нашему купейному. Вдоль одной стороны плацкартного вагона нет боковых полок, там проход у самых окон, но в каждом купе все же размещается шесть человек, потому что та верхняя полка, которая в России считается багажной, опущена чуть ниже и тоже продается как плацкартное место, только немного дешевле, чем средняя, а та, в свою очередь, чуть дешевле, чем нижняя, самая престижная. Постель, стоимость которой входит в стоимость билета, в отличие от постелей спального автобуса, была не в пример чистой и уже застеленной.
Появление иностранца в купе было встречено некоторой растерянностью и коротким молчанием, но потом разговор возобновился с новой силой, потому что две женщины и мужчина живо хлопотали вокруг сидящей на нижней полке старой женщины, их матери. Женщина уже сидела без обуви, положив ноги на постель, а дочери почему-то ее уже укладывали, поддерживая и подтягивая, как ребенка, хотя еще не было и восьми часов вечера. Вообще Алексей Семенович давно заметил эту черту китайцев выказывать уважение своим старшим членам семьи, независимо от надобности. Эта женщина, несмотря на весьма пожилой возраст, совсем не выглядела больной и старой, но для приличия постанывала, с видимым удовольствием принимая такое ухаживание. Чуть позже, когда одна из дочерей, как оказалось, провожавшая оставила вагон, а другая вынуждена была перейти в свой вагон, как всегда проданный отдельно, старая женщина спокойно встала без постороней помощи и отправилась по своей надобности.
Алексей Семенович вынул книгу и сел на приставное сидение, потому что нижнее место было занято законным владельцем. Как только поезд тронулся, по вагону сразу же одна за другой поехали тележки с продуктами, напитками и даже с готовым горячим ужином в специальных пенопластовых коробочках. Люди внимательно рассматривали содержимое, выбирая кто рыбу, кто курицу, кто свинину. После того как проводница в строгой, военизированной форме собрала билеты и взамен выдала каждому металлический жетончик непонятного назначения, все принялись ужинать. Русское негласное правило «в дороге лучше недоесть, чем недоспать» здесь не действовало. Некоторые брали пиво или даже водку в маленьких по 100 граммов плоских бутылочках.
«Да, с такой порции не напьешься, – мелькнуло в голове, – но зато, в отличие от России, и пьяных не видно. Хорошо, что и курить перестали в плацкартных вагонах. Так, смотришь, и китайцы скоро станут вполне цивилизованными людьми». Но только он это подумал, как соседи, закончив ужинать, спокойно стряхнули остатки со стола на пол и мужчина громко со смаком рыгнул.
«Похоже, сглазил, поторопился с оценками. Бывает», – Алексей Семенович отвернулся к окну, чтобы скрыть улыбку.
Во время своих занятий, он часто объяснял своим ученикам, от каких привычек, которые бытуют в Китае, вызванных разным уровнем развития, связанных с разницей культур, им следует избавляться, особенно если им придется общаться с иностранцами. Во время одного такого разговора в перерыве между занятиями его студент, оскорбившись на то, что иностранец делает ему замечание, вспылил:
– У вас так не принято, а у нас принято.
– Ну если ты хочешь оставаться только у вас, то тогда тебе не следует так мучиться с изучением иностранного языка, – посоветовал этому патриоту преподаватель.
Ян Кэцин, сидевшая с этим парнем за одним столом, встала и пересела за другой стол. Потом Алексей Семенович узнал, что с парнем на кафедре была проведена политбеседа с осуждением его поведения. А еще через год этого студента отчислили из университета по недисциплинированности.
Поезд шел резво, почти не останавливаясь. Билеты в Китае чаще всего приобретают от конечной до конечной, поэтому остановок в пути у скорых поездов бывает очень мало. Пассажиры, откушав, мирно беседовали, но на этот раз не приставали с вопросами к иностранцу, видимо, полагая, что тот по-китайски не разговаривает. Но и о нем на всякий случай ничего не говорили: кто его знает, что у него на уме, развелось их в последнее время по всей стране и белых, и черных, и серо-буро-малиновых со всего света. Ладно бы уж дипломаты или студенты, так вон некоторые уже работают, даже по телевизору выступают на чистом государственном языке – путунхуа. Да и китайская речь у них иногда лучше, чем у китайцев-южан, не говоря уж о разных нацменьшинствах.
Через некоторое время народ постепенно стал укладываться – в Китае вообще люди ложатся рано. Но спать ему еще не хотелось: Алексей Семенович привык засиживаться за работой допоздна. Да и настроение было хорошее.
Пока он читал, строго официальная проводница сначала занялась уборкой, бесстрастно подметая все, что насвинячили в каждом купе, затем принесла на каждое купе термос с кипятком, расставила в строгом порядке подальше от прохода, чтобы не украли, всю обувь пассажиров, снятую на ночь. А после десяти часов стала закрывать занавески на окнах и предупредила, что скоро погасит свет. Алексей Семенович оглянулся: действительно, весь вагон спокойно и дисциплинированно спал.
«Придется-таки укладываться, – подумал он, закрывая книгу, – а у нас в это время только начинаются задушевные разговоры».
Он встал и пошел в туалет. Тамбуров в вагоне практически не было, через небольшой проход сразу начинался другой вагон. Здесь же, по обе стороны вагона были два туалета и открытая умывальная комната сразу для двоих человек. Туалет был довольно просторен и очень прост: безо всяких там буржуазных унитазов, а просто толчок, который располагался прямо под ногами и был удобен практически для всех, как для маленьких пассажиров, так и для старых – не надо было никуда забираться, особенно на каблуках да при качающемся вагоне, для того чтобы принимать позу орла, а перед носом даже была необходимая для держания ручка.
Пока он осматривался и знакомился с местными достопримечательностями, с соседней полки поднялся мужчина, харкнул прямо на ковровую дорожку и последовал за ним, явно наблюдая за иностранцем с его нестандартным поведением.
«Похоже, меня считают террористом», – от этой мысли стало даже смешно. Но мужчина, явно насмотревшись дурацких детективов или политических новостей, действительно проследил за иностранцем до тех пор, пока тот не вернулся назад и не лег.
Поезд пришел в Далянь в семь часов утра. Алексей Семенович взял свою сумку и двинулся к выходу. На перроне он и не ожидал встречающих, потому что для выхода на перрон необходимо покупать перронный билет, и все встречающие обычно стоят у специального выхода из вокзала, где дежурные еще раз проверяют у выходящих пассажиров проездные билеты. Но вот еще один контроль пройден. Теперь надо внимательно осмотреться, чтобы увидеть табличку со своим именем, которые встречающие обычно держат над головой, особенно когда не знакомы друг с другом.
«Интересно, кто же меня будет встречать? Юноша или девушка? А может быть она все-таки сама решит приехать, – размечтался Алексей Семенович. – Вот табличка. Нет не то. Опять не то. Может быть, чуть дальше?» Но сколько он ни всматривался в разные таблички, знакомого имени не было. Он отошел в сторонку и стал так, чтобы его было отчетливо видно. Он все же надеялся, что Ян Кэцинь придет сама.
Как известно, ждать и догонять самое неприятное дело, поэтому уже через несколько минут ему показалось, что прошло очень много времени. Он посмотрел на часы, была половина восьмого.
«Ничего страшного, она молодая, вполне могла и проспать, да и ехать неизвестно откуда, может быть, совсем не близко», – успокаивал он себя. Но время шло, пришел другой поезд, потекла другая волна пассажиров, появились другие встречающие, но нужных людей среди них не было.
Алексей Семенович решил опять позвонить ее родителям. Он подошел к одному из привокзальных киосков, торговавших всякой мелочью. У таких киосков на специальном прилавке всегда стоит несколько телефонных аппаратов, выполняющих роль общественных телефонов за определенную плату. Не торопясь, достал записную книжку и, стараясь быть спокойным, набрал номер. На другом конце провода раздался длинный гудок, затем другой, третий… Никто не подходил к телефону. Это уже выглядело совсем странно. Незадачливый турист опять вернулся на свое прежнее, видимое со всех сторон место. И в это время рядом услышал мужской крик:
– А-ле-кэ-сай, здравствуй! Что ты тут делаешь?
Алексей Семенович не верил своим глазам: перед ним стоял Макс. Так на иностранный манер величал себя молодой менеджер одной из пекинских киностудий, который подбирал для кинофильмов иностранцев, когда была необходимость продемонстрировать с экрана лицо белого человека. Раньше им уже приходилось общаться на поприще этого киношного бизнеса, где Алексей Семенович тоже иногда подрабатывал.
– Здравствуй, Макс! А ты-то что здесь делаешь?
– Мы снимаем в Даляни телефильм. Мне очень нужны люди. Я вчера звонил тебе, но не застал дома. А как ты узнал об этом? Как приехал? – он, как всегда говорил быстро, не останавливаясь, и был уверен, что Алексей Семенович приехал именно по его вызову.
– Подожди, Макс. Я приехал в Далянь на экскурсию, и у меня другие планы.
– Но почему ты здесь стоишь?
– Меня должны встретить, но… но почему-то не встречают, – Алексей Семенович задумался. В голове смутно зарождалась новая надежда: «Ведь я совсем не знаю, куда она собирается поместить меня, да и неизвестно, появится ли она вообще».
– Ничего, я тоже встречаю одного русского, так что подождем вместе. Алекэсай, но ты все-таки сегодня должен нам помочь. Мне очень нужны иностранцы, это очень здорово, что ты попался мне на глаза.
– Хорошо, Макс, я поеду с тобой, но только в том случае, если ты определишь меня к себе в гостиницу, – решил воспользоваться моментом Алексей Семенович.
– No problem! No problem! – Макс относительно неплохо говорил на английском, поэтому при случае всегда старался переходить на английский язык, как и все китайцы, полагая, что весь мир делится только на китайцев и иностранцев, а все иностранцы просто обязаны говорить именно на английском языке.
Через некоторое время пришел поезд из Чанчуня, и вскоре Макс представил Алексею Семеновичу высокого, крепкого, рыжеволосого человека, но все же неопределенной национальности и возраста, который с Максом свободно говорил на китайском, и неплохо, хотя и с небольшим акцентом, как обычно говорят русские, выросшие в Китае, заговорил с Алексеем Семеновичем на русском языке, но это все, что было в нем русского. С такими русскими Алексею Семеновичу уже приходилось встречаться. Во время разговора в такси мужчина заявил, что он русский, хотя в чистоте его рассовой принадлежности можно было усомниться даже по небольшой скуластости и форме глаз, скорее выдававших его за представителя Средней Азии или метиса. Волосы его при ближайшем рассмотрении оказались перекрашенными, то есть имели цвет соломы, что обычно бывает, когда обесцвечивают черные волосы. Но, желая развеять сомнения, которые были, видимо, написаны на лице его собеседника, а может быть, испугавшись, что этот русский может разоблачить его перед китайцем в неполноценной русскости, он тут же продемонтрировал свой российский паспорт. А еще через некоторое время, уже сидя в холле гостиницы, куда они приехали, это дитя неизвестных народов с таким же успехом продемонстрировало и удостоверение личности, которые имеют только граждане Китая, таким образом решив проблему двойного гражданства, которого, как известно, между Россией и Китаем не существует. Было видно, что с Максом они работают давно, и Алексею Семеновичу даже показалось, что он уже видел этого человека в роли очередного глупого русского в каком-то дурацком китайском фильме.
Тем временем Макс уже решил все гостиничные вопросы и созвонился с режиссером.
– Макс, надо бы привести себя в порядок, умыться, побриться, – а про себя еще добавил чисто в анекдотическом стиле, – «и вообще я сегодня еще не завтракал».
– Поехали-поехали, нас уже ждут, – потащил Макс своих подопечных к подошедшему микроавтобусу.
– Но хоть в каком виде мы должны выступать? – Алексей Семенович опасался за свой внешний вид, зная по опыту, что никто не обратит внимания на его лицо и одежду, ему даже казалось, что для китайских режиссеров, чем страшнее иностранец, тем лучше. Но выглядеть идиотом не хотелось.
– Не беспокойся, там вас переоденут, – он, конечно же, не мог знать русский вариант похожей фразы из финала кинофильма «Кавказская пленница»: «В морге тебя переоденут».
– Так кого мы будем изображать на этот раз?
– Приедем, режиссер решит, но скорее всего американских генералов.
– А в каком фильме?
– «Корейская война».
– Подожди, Макс, – возмутился Алексей Семенович. – Как же я могу играть американского генерала, если я уже был там послом Советского Союза?
– Да нет, ты был послом в кинофильме «Тридцать седьмая параллель», а сейчас снимается другой многосерийный телефильм.
Между тем автобус шел по празднично нарядным улицам действительно красивого города явно европейского вида. Была прекрасная теплая осенняя погода, утреннее солнце приветливо освещало чистые аккуратные дома, бегущие мимо автобуса, в свежем воздухе не ощущалось городской копоти и загазованности, такой присущей крупным городам. Более того, когда автобус, проехав какое-то время по нешироким улицам центральной, явно старой части города, вдруг вырвался на одну из площадей, и в окне показалась спокойная синяя гладь моря, в воздухе почувствовался привкус морского побережья с запахом водорослей и сырости.
«Так вот он какой, город Дальний, – подумал Алексей Семенович, с интересом оглядывая открывшийся простор, – чем-то напоминает Крым, но все же не совсем. Может быть потому что в городе природы не видно, а может быть просто другой сезон, и летом здесь точно также? Да, видимо, не такими уж глупыми были царские чиновники, раз выбрали такое чудное место. И столь уж дальновидно поступили советские чиновники, поторопившись передать Китаю этот город, не дождавшись конца срока аренды, как это сделали англичане и португальцы с Гонконгом и Макао? Но, ладно, не будем уподобляться политикам, которые делают себе авторитет, объясняя когда и как надо было поступить в прошлом, но совершенно беспомощными становятся в то время, когда от их собственного решения зависит жизнь миллионов людей в настоящем и будущем».
Алексей Семенович вспомнил, как он был свидетелем событий по возвращению Гонконга и Макао, этих небольших по территории, но таких престижных по своему значению для Китая районов. Он вспомнил, какая волна патриотизма, граничившего с национализмом, захлестнула тогда весь Китай. Была развернута широкомасштабная пропагандистская кампания от официальных мероприятий на всех уровнях до волны кинофильмов, живописующих ужасы нашествия иностранных завоевателей восьми империалистических государств, жестокость иностранцев, насилующих китайских женщин, вспарывающих животы беременным и вздымающих на штыки или бросающим в огонь младенцев, в то время как доблестные китайские воины мужественно умирали на полях многочисленных сражений. Хотя доподлинно известно, что войска, действительно завоевателей, большей частью англичан и французов, воспользовавшись экономической и политической, военной и дипломатической слабостью Китая почти беспрепятственно вошли в Пекин, в котором и разорять-то было нечего, за исключением разве что императорского дворца Юаньминюань, оставленного в беспорядочном бегстве императорской семьей. И счастье Китая, что его не постигла участь Индии, долгое время продолжавшей оставаться в колониальной зависимости от Англии, а все дело ограничилось хоть и насильственной, но все же более-менее цивилизованной арендой нескольких портов Китая. Это какое-то время действительно отрицательно влияло на экономическое развитие Китая, но все же, в конечном итоге, помогло разбудить национальное сознание, вызвавшее многолетнюю борьбу за необходимость преобразований в государстве, не говоря уж о том, какое значительное развитие получили сами эти портовые города, ставшие азиатскими финансовыми драконами.
И, в конце концов, можно по-разному расценивать такой популярный в 1998 году лозунг «Гонконг возвращается в Китай». Ведь если заметить преобразования явно прозападного капиталистического характера, происходящие в современном Китае, то вполне можно, переставив слова, перефразировать этот лозунг в другой: «Китай вернулся к Гонконгу».
Автобус проехал по центральному проспекту Сунь Ятсена, затем по улице Горького и выехал на Народную площадь. Это была обширная и совершенно обнаженная площадь, на которой могли разместиться сразу несколько футбольных полей, мысль о которых возникла ассоциативно при виде аккуратно постриженных яркозеленых газонов, разбитых на четыре огромных ровных квадрата. С одной стороны площади сверкало белизной здание правительства города, так в Китае называют административные исполнительные органы всех уровней. Рядом, как и положено, располагался корпус цвета хаки здания государственной безопасности с возвышавшейся над ним башней, по-видимому, «всевидящего ока». Народа на Народной площади как-то не было заметно, да и что там делать, если все место занято хоть и красивыми, но все же запретными газонами со строго перекрещенными, как ремни новобранца, дорожками безо всяких там мест отдыха и легкомысленных скамеек. Все было чисто, благообразно и… безжизненно.
Впрочем, это не совсем так. Алексей Семенович вдруг увидел, как навстречу их автобусу по противоположной стороне улицы едут всадники на лошадях. Красивые породистые лошади были совсем не похожи на замученных низкорослых работящих лошадок, еще до сих пор попадающихся на улицах Пекина. Эти величественно и неторопливо вышагивали, как на чемпионатах мира по выездке, картинно выбрасывая вперед сильные ноги, с голенями, перетянутыми оранжевыми повязками с черными полосками.
– Это конная полиция, особая гордость города Далянь, – тут же сообщил присутствующим Макс.
Да все уже и так разглядели, что на лошадях гордо восседают представители охраны общественного порядка в новенькой, по образу полиции Гонконга, аккуратно подогнанной форме с непроницаемыми лицами людей, отмеченных особой печатью большой государственной ответственности. Патрульную группу возглавляла представительница слабого пола, выглядевшая так неподвижно и бесстрастно, что ей мог бы позавидовать сам Будда. За ней уже более свободно ехали двое полицейских-мужчин. Женщины Китая вообще очень любят форму, многие служат в армии и постоянно ходят в форме даже вне службы. Алексей Семенович вспомнил, как он с улыбкой наблюдал, с какой гордостью сопровождал юноша в гражданской одежде свою спутницу, сержанта срочной службы, в немыслимо мешкообразной ядовито-зеленой военной форме. В форме даже вне службы ходят не только женщины-офицеры, женщины-полицейские, но и женщины военных ансамблей, женщины вспомогательной дорожной службы, женщины-работники судебных органов и прокуратуры, женщины, работающие в налоговой инспекции, проводницы вагонов, работники метро и многие-многие другие. В общем Алексей Семенович давно уже понял, что любят в этой стране и форму и беспрекословный порядок.
– Красиво! – заметил сидящий рядом сосед.
– Действительно, красиво, – согласился Алексей Семенович, а про себя подумал: «Вот только зачем?» И вспомнил, что видел конную милицию в Москве у стадионов после матчей, когда пешим миллиционерам-мужчинам бывало трудно справиться с огромной толпой возбужденных болельщиков.
– Чудесный город! Вот только никак не пойму, как будто совсем не китайский, что-то совсем не так.
– Нет велосипедов, – засмеялся собеседник.
– Действительно! Как это я сразу не догадался? Даже не ожидал, что город очень выигрывает от отсутствия этого весьма удобного и демократичного, но такого беспорядочного вида транспорта как велосипед.
«Да, ведь на Народной площади в Даляни должен быть памятник советским солдатам, погибшим при освобождении города от японцев», – вдруг вспомнил он фразу, встречавшуюся в одном из путеводителей.
Он огляделся вокруг, но никакого памятника не было. Как раз на том месте, напротив дома правительства находился непонятный горельеф в виде овальной стены, перед которой возвышалась мачта с государственным флагом КНР.
– Макс, я слышал, что здесь должен быть памятник советским солдатам…
– Да. Но его год назад перенесли в Люйшунь на братское кладбище советских солдат, которых похоронили там еще в 1945 году, а памятник поставили почему-то на главной площади Даляня в 1953 году, поэтому сейчас решили их соединить.
«Довольно логично с китайской точки зрения, чтобы не мозолил глаза администрации города, ведь при наличии этого памятника трудно убеждать молодежь в том, что японцев, якобы, победила китайская армия, – мелькнуло в голове. – Но все-таки значительно лучше, чем вообще сносить, как поступили в «братских странах народной демократии», тем более обидно, что даже в славянских».
Через некоторое время уже пошли городские окраины, и автобус выехал за город. Дорога была замечательная, и автобус поехал быстрее.
– Нам еще далеко?
– Нет, не очень, всего около часа, а осталось уже меньше.
– Так куда мы все-таки едем.
– В Люйшунь.
«Подожди-подожди, насколько я понимаю, это же и есть Порт-Артур, куда я так давно мечтаю попасть, – эта мысль поразила даже не самим обстоятельством поездки в Люйшунь, а именно стечением всех обстоятельств с самого начала, когда ему позвонила его ученица, когда он настойчиво преодолевал все преграды при покупке билета, чего, наверняка, не стал бы делать в другое время, отсутствие встречающих на вокзале, неожиданное появление Макса с его предложением и вот сейчас этот автобус, стремительно приближающийся к Порт-Артуру. – Вот и пойми, что здесь случайное, а что необходимое, и чья рука так настойчиво ведет меня к цели».
* * *
Автобус стал спускаться с горы в открывшийся взору небольшой город. У въезда в город стояла охрана, и стоящий солдат внимательно посмотрел на лица иностранцев, но на переднем стекле автобуса был пропуск, поэтому автобус благополучно проехал мимо. Немного попетляв по улицам, он въехал в какие-то ворота и медленно стал подниматься по дороге, ведущей наверх и закрытой широкими кронами больших деревьев, как в каком-то санаторном парке где-нибудь в Крыму.
Через некоторое время автобус остановился у двухэтажного старинного белого здания с колоннами, очень напоминавшего усадьбу богатого русского помещика. Когда все вошли в дом, рассеялись последние сомнения – это явно был дом того времени, построенный русскими. Массивный, со множеством комнат, с широкими лестницами, ведущими на второй этаж, с залом, явно выполнявшим роль гостиной. На стенах зала сохранились темные старинные обои, но не бумажные, как сейчас, а матерчатые, потемневшие от времени, едва-едва сохранившие былую позолоту. По обеим сторонам висели старинные картины в японском стиле. Весь пол был покрыт ковром, который когда-то явно был очень красивым, но сейчас тоже имел на себе отпечаток времени. В зале стояла массивная мебель из черного дерева, с потолка свисала старинная тяжелая многорожковая люстра. Некогда богатые, плотные шторы с бахромой и кистями свисали по обеим сторонам входных дверей на перегородке арочного типа, условно отделявшего основную часть зала от игорной с ломберными столами. Такие же шторы были на широких окнах и у выхода на застекленный балкон-галерею с экзотическими растениями. Снаружи и изнутри балкон и здание были отделаны изразцовыми плитками, ни одна из которых не отвалилась от времени и событий, происходивших здесь в течение ста лет. Этот балкон-галерея был общим как для парадного зала, так и для другой комнаты, служившей, по-видимому, столовой. Отсюда широкая мраморная лестница вела вниз в небольшой сад. Отсюда же открывался вид на залив, где на внутреннем рейде когда-то стояли русские корабли, а сейчас виднелись лишь какие-то небольшие китайские суда.
В этот солнечный день был хорошо виден вход в залив с внешнего рейда. Этот залив как бы самой природой был предназначен для порта, потому что вход в залив с двух сторон прикрывали возвышенности, на которых русскими были оборудованы хорошо укрепленные форты, с установленными в них дальнобойными орудиями большого калибра. Массивные бетонные укрепления и сейчас были хорошо видны даже невооруженным глазом. Они входили в общий комплекс туристического маршрута по этому городу и выглядели значительно лучше, чем форты современного Севастополя, заброшенные и разрушаемые не только временем, но и безразличием, если не презрением современных руководителей к русской славе, и безразличием местных жителей, растаскивающих блоки для собственных нужд.
Увиденные укрепления и вся обстановка очень точно совпадала с его собственными представлениями, только раньше он представлял себе вид порта как бы со стороны моря. Алексей Семенович закрыл глаза, чтобы представить себе эту картину, существовавшую здесь около ста лет назад. Тогда это здание, скорее всего, было единственным двухэтажным домом, а вокруг были одноэтажные дома семей офицеров и служащих, лавки китайцев, их лачуги, лепившиеся друг к другу по склонам холмов.
«Возможно это и есть здание офицерского собрания, где был бал в тот вечер в честь именин Марии. И когда началась кононада, некоторые подумали, что это салют в честь жены русского наместника, которую звали Марией, а это уже начался обстрел порта японской эскадрой. Кажется, так это событие было описано Степановым в его романе. А может быть не так, ведь офицерское собрание было ближе к морю, а это, вероятно, дом самого наместника», – пытался вспомнить Алексей Семенович, стоя с закрытыми глазами, и вдруг явственно услышал рядом русскую речь.
«Уж не галюцинации ли?» – от неожиданности он даже вздрогнул и оглянулся.
Недалеко от него у входной двери стояли двое: высокий молодой человек и светловолосая девушка. На парне была форма американского солдата, но говорили они на чистом русском языке.
«Вероятно, русские студенты, которые часто подрабатывают на киносъемках», – догадался Алексей Семенович и хотел было заговорить с ними, но в этот момент последовала команда переодеваться.
А через несколько минут он сам уже облачился в форму американского генерала и был представлен режиссеру. Тот критически осмотрел новоявленного артиста и о чем-то спросил стоящих рядом помощников. Они в ответ радостно закивали головами. Алексей Семенович понял, что таким образом импровизированный «худсовет» утвердил его на какую-то роль. Макс, стоящий рядом, потом объяснил, что, кроме сегодняшних съемок в качестве почти «свадебного генерала» без слов, ему предложили исполнить в этом фильме еще одну роль, но сьемки будут длиться две недели.
– Макс, на следующей неделе у меня занятия, – попытался возразить Алексей Семенович.
– Позвони декану факультета.
– Если я позвоню даже заведующему кафедрой, то мне сразу же прикажут вернуться назад безо всяких разговоров, – сказал Алексей Семенович, а про себя добавил: «Уж я-то хорошо знаю, как боятся руководители в Китае нарушить любое, даже малейшее правило, а тем более, разрешить сделать это другому».
– Но иначе, Алекэсай, я не могу оставить тебя в гостинице больше одного дня.
– Хорошо. Давай я сейчас продолжу работу, затем на два дня съезжу в Пекин, решу там все свои вопросы, а потом приеду назад.
– А ты действительно приедешь?
– Ты плохо знаешь русских, Макс. Не волнуйся, если я что-то обещаю, то обязательно выполняю.
– Хорошо, я поговорю с режиссером. Но ты знаешь, тебе придется сбрить усы.
– Как сбрить усы? Нет, мы так не договаривались.
– Понимаешь, они говорят, что в Америке генералы еще могут быть с усами, а вот все офицеры без усов.
– Черт бы побрал этих американцев! У них все не как у людей, – расстроился Алексей Семенович. – Ну подумай, как я потом появлюсь перед студентами в таком диком виде?
– Не беспокойся, они тебя узнают.
– Делать нечего, я согласен, но это дорого будет стоить.
– Ладно, ладно. Пошли в зал, съемки уже начинаются.
Столовая усилиями работников съемочной группы уже была превращена в зал переговоров между Чан Кайши, и американским военным руководством в лице генерала Макартура, роль которого играл американский артист Франк Новак, очень похожий внешне на настоящего Макартура. Фотографии этого американского генерала все могли видеть здесь же в газетах того времени. Русский артист из Владивостокского драматического театра Анатолий Васильевич играл роль начальника штаба у генерала Макартура, а Алексею Семеновичу предстояло на этих переговорах изображать другого помощника генерала Макартура. Во время обеда по этому случаю здесь же присутствовала жена Чан Кайши Сун Мэйлин, которая в настоящей жизни была младшей сестрой Сун Цинлин, жены руководителя демократической революции в Китае Сунь Ятсена, здесь же крутилась и американский фотокорреспондент Кински, которую играла американская актриса Даниэла Кюн.
В этот день снимали несколько эпизодов этих переговоров, поэтому и был выбран именно богатый старинный дом в Люйшуне. Во время перерывов Алексей Семенович продолжил осмотр этого русского здания и в одной из комнат нашел-таки табличку на китайском языке, извещавшую о том, что это здание было построено в 1898 году для русского наместника в Дальнем и Порт-Артуре адмирала Алексеева. В табличке также говорилось, что это здание после 1904 года было резиденцией японской администрации в этом районе при императоре Пу И в государстве Маньчжоуго. В дальнейшем, когда Люйшунь стал военно-морской базой КНР, здесь останавливались приезжавшие для инспекций высшие руководители Китая Чжу Дэ, Чжоу Эньлай, Дэн Сяопин и Цзян Цзэминь. Когда Алексей Семенович прочитал табличку, он с удовлетворением понял, что не ошибся: все убранство зала и многих комнат, включая обои, картины, ковры, портьеры, люстры, часть мебели сохранились в первозданном виде со времени русского наместника. Он с благоговением прикоснулся к шторам, подошел к буфету старинной ручной работы, хранившим в себе таинственную память о далеком прошлом. Вероятно, в течение последних 50 лет он был первым русским человеком, посетившим это место, потому что военно-морская база была зоной, закрытой для посещения иностранцами. Эта мысль буквально распирала его изнутри, он не мог молчать и подошел к группе русских студентов, после обеда стоявших без дела:
– Ребята, а вы имеете представление, где мы сейчас с вами находимся?
– Понятия не имеем, – покосились они на странного незнакомца.
– А что такое? Ну и где? – в голосах звучало привычное безразличие.
Но одна девушка вспомнила:
– Кажется, китайцы говорили, что мы поедем не то в Люшань, не то в Люшунь.
– Правильно, Люйшунь, но это китайское название, а русское-то название Порт-Артур. Вам это о чем-нибудь говорит?
– Кажется, по истории что-то проходили. Это вроде бы когда-то был русский порт… – начал вспоминать парень, которого Алексей Семенович уже видел раньше.
– Да-да, во время русско-японской войны, – опять быстро сообразила все та же девушка.
– Постарайтесь запомнить, что я вам сейчас расскажу, и вы будете гордиться тем, что вам по стечению обстоятельств совершенно случайно удалось побывать в уникальном месте. Это Порт-Артур – один из городов русской военно-морской славы, а вы ведь приехали из Владивостока и к этому должны быть неравнодушны. Не так ли?
Ребята на этот раз промолчали. А Алексей Семенович продолжал рассказывать им, о пришедших сюда сто лет назад русских, о создании здесь незамерзающего военного порта, в чем так нуждалась всегда более полугода заснеженная и заледеневшая Россия, и что в этом доме была резиденция российского наместника, где когда-то почти сто лет назад в самый канун русско-японской войны 26 января 1904 года был настоящий традиционный бал в день именин Марии, на который съехалось все чиновное население. «…И когда наместник опустился на колено перед дамой, медленно кружа ее вокруг себя, стёкла неожиданно задрожали от гула артиллерийской стрельбы… Весь зал дружно зааплодировал и танцевальному искусству превосходительной пары и неожиданному, столь своевременному салюту эскадры, за который приняли стрельбу (японских кораблей – А.Ш.) многие из присутствующих», – так написано в романе у писателя Степанова. Алексей Семенович рассказал ребятам о том, что в это время здесь находился русский художник Верещагин, который и погиб на одном из кораблей вместе со знаменитым адмиралом Макаровым как раз напротив выхода из этой бухты, где они сейчас находились.
– Русские форты, вы и сейчас можете это видеть, были хорошо подготовлены к отражению нападения противника с моря, для защиты находящихся на внутреннем рейде кораблей, но японцы об этом хорошо знали, поэтому высадили крупные десанты на других участках Ляодунского полуострова, и военная база оказалась в окружении. Опоры на далекую родину у защитников крепости не было. Потом были долгие месяцы осады этого порта, когда окруженный гарнизон порта-крепости вместе с сошедшими на берег матросами, по образу защиты Севастополя во время русско-турецкой войны, старались дождаться помощи от шедшей к ним русской эскадры. И только лишь после получения известия о гибели русской эскадры под Цусимой, подразделения гарнизона вынуждены были с боями пробиваться с полуострова, на котором они находились, в сторону далекой России, обильно поливая китайские поля кровью русских солдат и матросов, – закончил Алексей Семенович.
Завороженные, ребята слушали, буквально открыв рты, а затем побежали разыскивать, у кого есть с собой фотоаппараты. Вечером в гостинице все работавшие там увлеченно пересказывали остальным о том месте, где им сегодня удалось побывать.
Через пару дней, когда Алексей Семенович не был занят в съемках, он отправился на прогулку по городу Далянь и, заметив экскурсионное бюро, решил использовать эту возможность, для того чтобы еще раз побывать в Люйшуне. Конечно, он понимал, что на этот раз уже не удастся побывать в доме Алексеева, но хотелось поближе посмотреть другие места, связанные с боевыми действиями в этом районе, побывать на сохранившихся русских фортах и укреплениях, поклониться могилам русских солдат, сложившим голову на чужбине.
– Добрый день, красавица! – обратился он к девушке, сидящей за конторкой. Скажите, пожалуйста, у вас бывают экскурсии в Люйшунь?
– Да, туда каждое утро отправляется экскурсионный автобус, – приветливо улыбнулась девушка.
– Я хотел бы взять билет на эту экскурсию. Сколько это будет стоить?
– Билет с посещением всех исторических мест стоит 100 юаней.
– Хорошо, я согласен. Дайте мне, пожалуйста, один билет на завтра.
– Вы знаете, Вам лучше подойти завтра к отправлению автобуса, – девушка была явно чем-то смущена, – потому что…, я не знаю точно, но, кажется, иностранцам не разрешается ездить на эти экскурсии.
– Как это? Почему?
– Я не знаю, но такой порядок, – девушка резко замкнулась.
Алексей Семенович хорошо знал, что когда китайцы заговаривают о порядке, то это равносильно немецкому «Орднунг ист орднунг», и все разговоры уже бесполезны. С тяжелым чувством вышел он из экскурсионного бюро, рассуждая про себя: «Если они беспокоятся за военно-морскую базу, то кому как ни русским, строившим ее, хорошо известен буквально каждый камушек как форватера, так и побережья. Если же опасаются за военные корабли, которых в первый день пребывания там вообще не было видно, то большинство из них тоже еще советского производства. Странное создание таинственности на пустом месте».
Но в другом экскурсионном бюро эти сомнения развеяли, объяснив, что иностранцам запрещено посещение здания бывшей русской, а в дальнейшем японской тюрьмы на территории Люйшуня, посещение которой тоже входит в программу экскурсии. Это, конечно, несколько меняло дело, но вполне естественно тогда возникал вопрос: «Почему же иностранным туристам нельзя посещать эту тюрьму? Неужели щепетильные китайцы щадят нервную систему слабых духом иностранцев, чтобы не показывать, этими же иностранцами придуманные, изощренные способы пыток? Следуя такой логике, в России нельзя пускать немцев ни в один музей Великой Отечественной войны, а если уж пускают, значит, есть веские доказательства преступлений их соотечественников. Таким образом, напрашивается вывод, что в этой тюрьме имеется явная фальсификация экспозиций с изображением натуралистических сцен при помощи восковых фигур, на которые так падки китайцы с их собственной, веками сложившейся, изощренной системой пыток. Такое Алексею Семеновичу уже приходилось видеть в других музеях Китая. Интересное получалось кино.
* * *
Но кино тем не менее продолжало сниматься. Каждый вечер съемочная группа разрабатывала план и указывала, кто будет задействован на следующий день. Указывались китайские артисты, расписывалось необходимое количество китайских военнослужащих, изображавших солдат южнокорейской армии и массовку китайско-корейских добровольцев, попавших в плен, количество девушек из местных институтов, тоже изображавших китайских девушек-добровольцев, попавших в плен; указывались американские артисты, приглашенные на значимые, хоть и не главные, но ведущие роли; указывались русские артисты из некоторых дальневосточных театров, которые исполняли какие-то более-менее значащие роли американских генералов и офицеров. Толпа русских студентов из Владивостока, работавших за 50 юаней в день, изображала американских солдат, а группа африканских студентов из Пекинских вузов вносила негритянский колорит в эту «американскую армию».
При этом китайские артисты жили где-то отдельно, и их привозили на общем автобусе. Русские артисты жили в недорогой гостинице вместе с русскими и африканскими студентами. Здесь же жили китайские каскадеры. Каждое утро за студентами вольного русско-африканского «интернационала» приезжал большой автобус и увозил их туда, где в этот день должны быть съемки. Русские и африканские студенты за месяц работы уже «спелись и спились» так хорошо, что порой вместе хамили китайским работодателям, За русскими артистами, в группу которых попал и Алексей Семенович, приезжал микроавтобус, который по пути заезжал в пятизвездочный отель, где жили американские артисты. Иногда американцев привозили отдельно в легковой машине.
Приглашая дешевых русских студентов, китайцы, конечно же не ожидали, что они при этом получат большую головную боль, ведь русские студенты сильно отличаются от китайских военнизированных, а следовательно легко управляемых, студенческих образований. Китайские студенты, как юноши, так и девушки, первый день поступления в вуз начинают с военной подготовки, продолжающейся около двух месяцев, в одной из воинских частей в настоящей военной форме. Такой вот своеобразный «курс молодого бойца», отбивающий все домашние привычки, приучающий к строгому соблюдению дисциплины и порядка даже в гражданском вузе. Казарменное положение, по существу, продолжается в течение всего курса обучения, когда студенты живут в небольших комнатах по 6-8 человек, спят на двухъярусных кроватях. Подъем в 7.00 и отбой в 11.00 объявляется методом включения и отключения света с единого пульта, вход и выход из общежития в ночное время запрещен. Мужчинам посещение общежитий, где живут студентки, категорически запрещено в любое время суток. Естественно, запрещено и многое другое, хотя игра в карты не считается в Китае азартной и в студенческих общежитиях процветает. При этом нет необходимости устанавливать какой-либо контроль – система стукачества является вполне естественной и спокойно воспринимаемой всеми, поэтому никому и в голову не приходит заниматься чем-то выходящим за рамки системы или сумасбродить, потому что это равно самоубийству.
А около полусотни русских парней и всего шесть девушек были собраны с бору по сосенке из разных дальневосточных вузов и факультетов по примитивному отбору: парни крепкого телосложения, ростом не ниже метр восемьдесят, девушки обязательно приятной наружности. Естественно, как это всегда бывает в такой сборно-сбродной команде, среди них были всякие: были хорошие, были плохие, еще больше разных. В качестве руководителей им были приставлены две «дивы», возрастом не намного старше самих студентов, но с весьма вызывающей нездоровый интерес наружностью, что сразу же стало объектом насмешек пожилых артистов, которым надеяться уже было не на что. Среди руководителей и в качестве внештатного переводчика с ними был еще и пожилой худощавый метис русско-китайского происхождения, которого студенты после недолгого знакомства стали звать «Жора-стакан» за известное пристрастие, в котором он превосходил даже русских.
Понятно, что и студенты, и их старшие товарищи, настоящие артисты, отдавали дань этой не лучшей из русских традиций сполна, поскольку никакой культурной программы принимающей стороной разработано не было, с китайским языком были слегка ознакомлены лишь несколько студентов-филологов, а значит эта почти неуправляемая толпа после муторного трудового дня была предоставлена сама себе. В гостинице никаких увеселительных развлечений, кроме биллиарда, и то за деньги, не было. Иногда ребята прямо в столовой ставили в магнитофон свои пленки и хоть таким образом развлекались. Того небольшого количества заработанных денег не хватало на покупку чего-то серьезного, но вполне хватало на то чтобы закупить если не море, то небольшой заливчик дешевой китайской водки, а затем успешно утонув в нем, передраться, перепугав не только все интернациональное население гостиницы, но и всю администрацию и киношных руководителей.
Поэтому неудивительно, что уже в первую неделю пребывания вдали от контроля семьи и своих вузов, они жестоко передрались, выясняя отношения не то из-за денег, не то из-за малого количества девиц, но было пролито много крови, кого-то доставляли в больницу, делали операцию глаза, кому-то накладывали швы на раны. Китайская сторона оплатить эти довольно дорогостоящие операции отказалась, так как это было лечение непроизводственных травм. Нескольких дебоширов лишили визы и в двадцать четыре часа выдворили за пределы государства. Оставшиеся ненадолго успокоились, девушек каким-то образом поделили, во всяком случае две из них вскоре поменялись номерами и стали жить вместе со своими возлюбленными.
Все это рассказал Алексею Семеновичу артист Владивостокского театра Анатолий Васильевич, с которым они уже познакомились в первый день съемок, а затем оказались и в одном гостиничном номере. Он рассказал также, что русских артистов собирали по разным театрам Дальнего Востока. Принимающая сторона оплачивает расходы на дорогу, проживание и питание. Зарплату определяют по съемочным дням, но большая часть артистов заняты в съемках очень мало, поэтому очень недовольны. Контракт подписали на один месяц, но они сидят здесь уже второй месяц, и все полученные деньги израсходовали очень быстро, а теперь опасаются и за рабочие места в своих театрах.
Молодую женщину, единственную артистку среди русских, которая исполняла роль жены американского генерала Маккартура, китайцы пытались заставить за эти же деньги изобразить небольшой стриптиз, затеяв сцену с раздеванием и постелью в неглиже, от которой та, вполне естественно, отказалась, резонно заметив, что такие сцены показа богатого тела русской женщины будут очень дорого стоить, и объявила при этом, что Мерилин Монро демонстрировала свои прелести отнюдь не за деньги статиста.
Анатолий Васильевич считал, что ему повезло. Благодаря его импозантной внешности пожилого, рано поседевшего, но еще вполне прилично для его возраста выглядевшего мужчины, каковым, по понятиям режиссера, должен быть настоящий американец, его и сделали начальником штаба у Маккартура, а это значит, что он был задействован почти все время, пока работал американский артист. А американские артисты задаром не приезжают, поэтому и Анатолию Васильевичу выпало много съемочных дней.
– Как я сегодня понял, вы знаете китайский язык? – спросил Анатолий Васильевич после небольшого знакомства.
– А вы еще не знаете? – по-еврейски, вопросом на вопрос ответил Алексей Семенович.
– Ну, батенька, у вас и юмор, слишком мрачный.
– Если вы живете в Приморье, то должны уже понять, что этот мрачный юмор имеет под собой некоторые основания. Не так ли?
– Ну, что вы, с Китаем же сейчас решены все территориальные вопросы.
– Это сейчас решены, а можете ли вы дать гарантии на будущее? Китайцу, как цыгану, верить нельзя. Мне приходилось видеть горящие глаза китайцев, которые проезжают по пустынным районам Сибири, и слышать, как они цокают языками. Приходилось видеть карты по истории, по которым учат детей. Приходилось слышать разговоры даже вполне образованных людей, которые воспитаны на том, что это все их территории. Мне хорошо понятен вопрос перенаселения и безработицы, знаю, с каким желанием китаец едет работать куда угодно, и таких рабочих в России уже тысячи, – он немного помолчал. – А потом ведь для политиков найти повод – это дело одного момента, можно просто побеспокоиться об ущемлении прав этнических китайцев, а мировое сообщество, как всегда, поддержит. Как в бышей Югославии. Это в благополучной Америке, которая за океаном, китайцы, являясь хоть и не всегда полноценными гражданами страны, не будут кричать о том, что их обижают, а из России уже слышны их стоны от живодерства даже государственной милиции, и, уж поверьте, без внимания они не остаются. Это нас можно унижать в любой стране, потому что мы не уважаем себя даже в своей.
– Ну, не надо так уж мрачно.
– Анатолий Васильевич, но вы же сами только что поплакались на несправедливое отношение к русским артистам. Да и заплатят вам, видимо, совсем не так, как вашему Фрэнку. Давайте сравним.
– Да мы даже не знаем, сколько они получают.
– Как я понял, вы уже давно работаете с американцем, неужели за это время так и не поинтересовались, сколько же он получает?
– Вы знаете, Фрэнк действительно хороший, настоящий артист, и мне не хотелось бы сравнивать его с нами. Хотя к требованиям китайского режиссера он часто относится иронически, но все сцены выполняет очень качественно, и работать с ним довольно легко. Мы за это время неплохо подружились, но мне как-то неудобно было спрашивать его о зарплате, – Анатолий Васильевич немного помолчал, явно раздумывая, говорить или не говорить. – А вот он однажды сам спросил меня, сколько мы получаем здесь, и когда услышал ответ, очень удивился и покачал головой, но ничего не сказал. А я понял, что это совершенно не сравнимо с его гонораром.
– Конечно, какой же артист будет работать за эти деньги. Но почему вы-то согласились на такие условия?
– Вы, Алексей Семенович, действительно уже давно не были в России. Если бы не согласились мы, – Анатолий Васильевич тяжело вздохнул, – то согласились бы другие, которые сейчас в России сидят не только без денег, но и без работы.
– Вот вам и ответ, уважаем мы себя или нет. Если Фрэнк покачал головой, узнав о вашей зарплате здесь, то он бы, наверно, вообще упал в обморок, если бы узнал о вашей зарплате в вашем театре. Наши газеты часто кричат о том, что «появился свет в конце туннеля», но никакого света не видно, и похоже на то, что еще долго не будет видно.
– А вы знаете, что сказал американец о нашей стране?
Во время одного разговора он сказал:
– Послушай, Анатолий, я не политик, я вообще далекий от политики человек, даже в выборах не участвую, но все же газеты читаю, телевизор смотрю. Мы в Америке никак не можем понять, что происходит в вашей стране? Россия выстояла в такой тяжелой войне, стала мощной экономически развитой державой, которую боялся весь мир, имеет богатейшие природные рессурсы, вполне может гордиться своим научным и культурным потенциалом. Я немного знаком с русскими классиками, знаю русских художников, композиторов, музыкантов … И вдруг в мирное время, без войн, без особенных стихийных бедствий ваша страна разваливается, попадает в глубокий кризис, из которого не может выбраться уже целых десять лет. Как это? Почему? Ты же русский человек, ты сможешь мне это объяснить?
– Что я мог ему ответить? И я сказал:
– Да, Фрэнк, я русский человек, но я также далек от политики, как и ты, и хотя пока еще участвую в выборах, но тоже не очень хорошо понимаю, почему это происходит. Знаешь, в России ходит такая шутка, что если бы была возможность, то мы бы проголосовали за Клинтона или за Тэтчер.
– А может быть за Коля?… – попытался пошутить тогда Фрэнк.
– Нет в России за Коля не проголосовали бы, он – немец, – вполне серьезно ответил я, а потом продолжил, – может быть причина как раз в том, что у нас пока нет своего Рузвельта.
– Ладно, не будем брать в расчет Ельцина, над которым смеялся весь мир. Но у вас же был и Горбачев, он сделал большое дело.
– Возможно, раз вы его так хорошо знаете. Горбачев действительно помог смягчить обстановку в мире и у него были хорошие планы, но, к сожалению, он оказался слабым руководителем в своей стране и не смог осуществить этих планов. Действительно, все видели необходимость реформ, но каждый понимал их по-своему: кто-то – как свободу совести, а кто-то – как свободу вседозволенности. Никто не ожидал того, что натворил Ельцин со товарищи.
– Но ведь русские дважды голосовали за Ельцина.
– Неисповедимы пути твои, Господи. В любом деле француз ищет женщину, немец точный расчет, американец верит в доллар, японец в украденную технологию, а русский по-прежнему верит в слово. Русский человек доверчив, что ребенок, он не только за Ельцина, он и за Жириновского готов проголосовать.
Вот такой состоялся разговор двух интеллигентов, далеких от политики.
– А почему вы не спросили его, сколько миллиардов долларов тратило его правительство на идеологическую войну и на разложение Советского Союза? Почему не сказали ему, что Горбачев, признав поражение в холодной войне, согласился на разоружение, а со стороны американцев такового не последовало, что Варшавский договор, которым пугали весь мир, распался, а противостоящая ему НАТО не только усиливается, но и диктует свои условия. Хотя, конечно, это уже был бы разговор не интеллигентов, а политиков. Вот и мы с вами тоже начали за здравие, а кончаем за упокой.
– Так, русские если соберутся, то только о политике и говорят.
– Ладно, не будем о политике, тем более от нас там ничего не зависит. Никто нас не спросил тогда, когда в Беловежской пуще пропивали Советский Союз, а теперь-то, к сожалению, точно спрашивать не будут: все руководители заняты только борьбой за власть и собственным обогащением.
– Так уж и пропивали?
– А то нет. Разве на трезвую голову может прийти желание одним взмахом шашки развалить свою же страну, обездолить миллионы людей. Ну ладно, этот алкоголик с головой свердловского прораба, но ведь там были и другие люди, которые только спьяну не могли понять, к чему это может привести...
– Извините, Алексей Семеныч, но у меня завтра эпизод со словами, – потупился Анатолий Дмитриевич и полистал свои бумаги, – если можно, посмотрите, пожалуйста, что они мне тут напереводили.
– Кто они?
– Да работают с нами девушка и парень из местного института иностранных языков. Но с русским языком у них явно что-то не в порядке. Вы же понимаете иероглифы, посмотрите, пожалуйста, о чем тут действительно написано?
Алексей Семенович взял листочки с текстом и стал читать, потом посмотрел в каракули на русском языке, вздохнул, в сердцах перечеркнул все крест накрест и вынул чистый лист бумаги.
– Поражает меня их самонадеянность. Уже не первый раз сталкиваюсь с тем, как китайцы экономят на переводчиках. Конечно, дешевле пригласить какого-либо студента-китайца, тем более что разговариваешь с ним на родном языке и он тебе тоже отвечает на китайском, а не задумываются над тем, что на русском он ни говорить, ни тем более писать нормально не может.
– Но ведь они же изучают русский язык, вы чему-то их учите.
– Вот именно чему-то!.. У меня с ними только два, четыре, максимум шесть часов в неделю, а остальное время они работают с китайскими преподавателями, многие из которых тоже довольно слабо говорят на русском. Но не это главное, ведь базовые знания, полученные в универститетах, еще не дают права считать себя крупным специалистом, особенно при переводе с родного языка на иностранный. Это особенно сложная работа, требующая постоянной дополнительной учебы и практики, и лучше всего непосредственно в стране изучаемого языка.
– Не будьте так строги к ним, как я понял, у них тоже мало времени на перевод сценария, да и лексика здесь довольно специфическая, вряд ли они в институте знакомились с ней.
– Вот именно, тем более необходимо поинтересоваться заранее, потребовать текст сценария, поработать с ним, а они считают, что если им текст понятен на китайском, то, подставив русские слова вместо китайских, все будет в порядке.
– Действительно, иногда получается какой-то бред, набор слов, и приходится догадываться по смыслу или спрашивать у Фрэнка на английском, который, к сожалению, тоже с трудом понимаю. Но ведь для артиста очень важны эмоциональные тонкости текста.
– Конечно, для перевода очень важно учитывать стилистический характер текста, а особенно прямой речи, – Алексей Семенович закончил писать, перечитал написанное, что-то подправил, где-то добавил восклицательный знак. – А ну-ка, Анатолий Васильевич, взгляните теперь.
– Так это же совсем другое дело! – воскликнул артист, пробежав глазами и прошептав губами свои реплики. – Большое вам спасибо.
* * *
На следующий день с самого утра русские артисты один за другим стали робко подходить к Алексею Семеновичу и просить его помощи, потому что давно уже были недовольны некачественным переводом своих ролей, вполне резонно видя в этом и причины некоторого недовольства режиссера их работой, ведь с американскими артистами переводчиком работал студент из Австралии, изучающий в Китае китайский язык, а с русскими все те же китайские горе-переводчики. Русским же артистам, воспитанным на системе Станиславского, все же искренне хотелось выразить душевное состояние своих героев и показать наибольшее самовыражение даже при маленьких ролях в этом китайском телефильме.
Конечно, сами китайские переводчики тоже намучились с такой работой, особенно еще и потому, что они фактически отвечали за русских студентов, возили их на съемочную площадку, и в силу необходимости пытались руководить ими. И если маленькую, хрупкую Олю Чэнь русские парни воспринимали спокойно, некоторые даже с любовью, хотя она сразу же дала понять, что у нее есть жених-полицейский, чтобы отбить попытки всяческих ухаживаний, то с самолюбивым, как все китайцы, Андреем Ли отношения как-то не заладились. Директор фильма, организуя их работу, к сожалению, не понимал этих психологических тонкостей и чаще поручал девушке работу со взрослыми артистами, где требовалось более качественное знание языка, а Андрея отправлял для работы с русскими студентами.
И вот однажды, вернувшись со съемок на далеком холодном полигоне, Анатолий Васильевич с горечью в голосе сказал:
– Алексей Семенович, сегодня наши ребята опять отличились.
– Что такое? Что случилось?
– Избили Андрея Ли, китайского переводчика.
– Как избили?.. За что? Я ведь только сейчас его видел в холле гостиницы.
– Да не очень сильно, просто поддали пару раз, за то что он пытался заставить их выйти из автобуса. Они приехали на площадку, но съемки еще не начались, и ребята не хотели выходить на холод. Режиссер, видимо, заругался на Андрея и приказал ему вывести студентов на площадку. Андрей не то схватил кого-то, не то толкнул… Ну, и в результате… получил.
– Да, дела… – Алексей Семенович покачал головой. – После этого случая отношение к русским у него станет еще хуже, хотя оно уже и так было никаким, но что еще печальнее, пропадет и последний интерес к языку.
Алексей Семенович с грустью задумался над тем, как трудно заинтересовать в последнее время русским языком китайских студентов, когда со всех сторон давит англоязычная информация, в магазинах лежит масса учебников, методических и справочных материалов для занятий по английскому языку. А из России ничего нет, как будто она совсем не заинтересована в том, чтобы и в других странах у нее были хоть какие-то друзья.
– Алекэсай, – неожиданно услышал Алексей Семенович во время завтрака голос Макса за своей спиной, – ты говорил, что хочешь посмотреть на памятник, который установлен в честь погибших советских солдат. Сегодня у тебя нет съемок, а мы опять поедем работать в Люйшунь. Если хочешь, я могу отвезти тебя к памятнику.
– Конечно, хочу. Спасибо тебе, Макс.
Алексей Семенович сбегал в номер, быстро оделся и сел в машину Макса. Они проехали по старому пути до порта, но потом свернули не к дому российского наместника, а поднялись по одной из улиц немного дальше к склону одного из холмов, которые окружали город. Улица, по которой они ехали, неожиданно уткнулась в огромный памятник. Это был даже не просто памятник, которые разбросаны по всей России на братских могилах, особенно на ее европейской территории. Это был целый мемориал из белого мрамора, над центром которого возвышался высокий столп. В лицевой части столпа на небольшом пьедестале было изображение бронзового советского солдата с автоматом в руках и плащ-палатке за спиной. Вероятно, именно так выглядели те солдаты, десант которых высадился здесь и в городе Дальнем в августе 1945 года.
Надо полагать, что действовали они более эффективно, чем японцы, и тех из них, кто остался навечно в этой земле, было все-таки значительно меньше, чем тех японцев, которые в начале века захватывали этот порт. На табличке была надпись на китайском и русском языках: «Вечная слава! В 1945 году героическая Советская Армия, разгромив вооруженные силы немецкого фашизма, направилась на Восток и на Северо-Востоке Китая одним ударом разгромила отборные войска японского империализма – Квантунскую армию, тем самым ускорила окончательную победу китайского народа в антияпонской войне и победоносно завершила великую борьбу народов всего мира против фашизма. Великий подвиг Советской Армии в деле защиты мира во всем мире и свободы всего человечества будет жить в веках! Вечная память советским воинам, героически погибшим при разгроме японского империализма! Да здравствует вечная, нерушимая, братская дружба народов двух великих стран – Советского Союза и Китая!»
С одной стороны этого мемориала был огромный горельеф с изображением китайских граждан горячо встречающих и обнимающих советских воинов, принесшим им освобождение. С другой стороны почти также эти граждане встречают непонятно откуда появившуюся китайскую армию.
«Да, – подумал Алексей Семенович, – всего лишь «ускорила победу китайского народа в антияпонской войне», как написано на памятнике. А была ли вообще здесь антияпонская война? Почему-то даже на этой табличке заметно, что воевала Советская Армия, а вот ни одной армии китайского народа что-то не указано. Но что теперь говорить, когда уже нет ни Советской армии, ни Советского Союза».
Алексей Семенович обошел мемориал вокруг и позади мемориала вдруг увидел множество надгробий. «Так это же старое русское кладбище!» – осенило его. И он пошел по небольшой дорожке, от которой направо и налево отходили небольшие тропинки к рядам могил. На некоторых были хорошо сохранившиеся надгробия в виде крестов, памятничков, могильных плит, обильно заросших пожухлой осенней травой. Кое-где даже можно было прочитать фамилии и имена людей, похороненных здесь. Интересным показалось то, что на кладбище встречались как имена дворян, так и имена простых солдат и матросов, умерших еще в мирное время – здесь все были равны. Алексей Семенович прошел вглубь кладбища и быстро дошел до другого выхода. Кладбище было не очень большим, ведь русские были здесь считанные годы. Он постоял посередине кладбища, мысленно поминая всех своих соотечественников, которые упокоились здесь навсегда, и направился к выходу.
– Что ты так долго? – заворчал на него Макс. – Нам уже давно пора возвращаться, мне надо ехать на съемочную площадку.
– Извини, Макс, надо было помянуть русских людей, – стиснув зубы, чтобы сдержаться, ответил Алексей Семенович, а про себя подумал: – «В конце концов, разве виноваты Макс и другие простые китайцы во всех этих политических играх. Спасибо уже и за то, что сохранили это кладбище».
* * *
Съемки проходили в разных местах: на полигонах, на аэродромах и, наконец, даже в «лагере для военнопленных», который был мастерски оборудован за городом в каком-то овраге на западном побережье полуострова. Именно там пришлось Алексею Семеновичу провести большую часть времени, отведенную для его съемок, поскольку теперь он по воле режиссера сбрил усы и стал офицером охраны этого лагеря. В лагере все было так как положено: ряды колючей проволоки и часовые между ними, бараки с большим числом «военнопленных» обоего пола, пулеметные вышки и пулеметные гнезда у выходов, домик для лагерной администрации, на пару дней привозили даже специальных собак для более полной картины устрашения. Алексей Семенович осмотрел все эти сооружения, поднял голову и улыбнулся: чуть выше лагеря была видна радующая глаз своей зеленью прекрасная лужайка для игры в гольф.
Но теплая, почти летняя погода, сопутствующая им во время съемок в Люйшуни, неожиданно сменилась резким похолоданием. Солнце появлялось все также на востоке и вечером заходило на западе, но уже не могло согреть, а с моря постоянно дул пронизывающий ветер, заставлявший всех искать хоть малейшего укрытия. Китайская часть киногруппы сразу же нацепила на себя теплые ватные армейские пальто ядовито зеленого цвета, своеобразную униформу для всех видов работников в Китае, которым приходится работать вне помещений или в холодных помещениях. Американец сидел в легковой машине, где работала печка. Русские артисты вместе с массовкой были на открытом воздухе и без теплых курток. Через какое-то время нашли ватники и для них. Но события в съемке, якобы, происходили в летнее время на одном из островов на юге Кореи, где когда-то реально был такой лагерь, поэтому артистам приходилось в перерывах ходить в выделенных ватниках, а на съемку сбрасывать их и делать вид, что тебе очень даже тепло.
Обычно работа прекращалась с заходом солнца, но в один из дней съемки одного из эпизодов затянулись, и заканчивали их уже поздно при свете прожекторов, которые создавали яркий солнечный свет, бьющий в окна лагерной администрации.
Наконец, подали команду всем, кто не занят в последнем эпизоде, переодеваться и готовиться к отъезду. Последний эпизод сняли, оставалось снять крупный план, где нужен был только Алексей Семенович. Все быстренько побежали переодеваться, а для оставшихся раздалась команда:
– Внимание! Мотор!
– Дубль один! – затем все также, – Дубль два! Дубль три!
– Снято. Всем спасибо. До завтра.
Все засуетились, прожектора погасли, подбежала костюмерша с одеждой. Пока Алексей Семенович переодевался, в домике никого не осталось. Он вышел на крыльцо и внезапно остановился от сильного порыва ветра. Все тело пронизал жуткий холод, но еще холоднее было от кромешной темноты, окутавшей все вокруг. Где-то за колючей проволокой слышались голоса и шум моторов.
«Полнейший эффект реального концлагеря. Надо скорее найти свой микроавтобус, чтобы скрыться от ветра», – подумал он и пошел на свет фар, горящих поодаль. Но его автобуса нигде не было. Не было и автомобилей режиссера и других руководителей съемочной группы. Большие автобусы и машины технического обслуживания выруливали и, взревев моторами, торопливо уезжали. Он понял, что они попросту забыли о нем. Он стоял между рядами колючей проволоки, недалеко темнели бараки. Стало страшно, но не от темноты и холода ветра, а от холода бесчеловечного отношения. Сознание какой-то животной брезгливости к этим людям охватило его душу.
Неподалеку послышались голоса, – это складывались костюмеры. Их небольшой автобус оставался последним. Алексей Семенович пошел на их голоса, молча вошел в автобус, молча сел на свободное место. Присутствующие в автобусе китайцы замолчали и также молча проводили его взглядами. Похоже, поняли его состояние, потому что их руководитель достал мобильный телефон и стал с кем-то разговаривать, объясняя, что одного русского артиста оставили здесь. Потом подошел к Алексею Семеновичу и стал объяснять, что американец сильно замерз, поэтому они уже не могли больше ждать и выехали раньше. Говоря это, он совершенно не понимал, что легче от этого не станет, что такое разное отношение к людям еще больше оскорбляет. Но объяснять ему это было совершенно бесполезно, тем более изливать на него свой гнев, ведь конкретно этот человек не был ни в чем виноват.
Алексей Семенович стал еще и еще раз вспоминать этот эпизод. Что-то не давало покоя, как будто не сходилась мысль с мыслью. Он опять представил себе: темная ночь, лагерь военнопленных, колючая проволока, темные бараки, и он один среди всего этого ужаса. «Все точно!» – от неожиданности он чуть не вскрикнул. Действительно, все совпало, одна картинка как бы наложилась на другую, как неоднократно случалось и раньше. Картина лагеря для военнопленных уже несколько раз приходила к нему во время сна много лет назад. Нельзя сказать, чтобы Алексей Семенович относил себя к ясновидцам, предсказывать будущее он не мог и не пытался, но вот его сны время от времени сбывались. После того сна, он еще подумал: «Господи, этого еще только не хватало! Где и когда я могу попасть в лагерь военнопленных? Чушь какая-то!» А вот через много лет эта «чушь» вдруг обрела реальные очертания.
«Как хорошо, что этот лагерь бутафорский!» – подумал он, постепенно успокаиваясь.
После ужина, который уже для Алексея Семеновича был оставлен по спецзаказу, а ответственный за вопросы, связанные с проживанием и питанием в гостинице, господин Чжан уже заранее оповещенный о случившемся, лично явился проконтролировать этот вопрос и был любезен настолько, что предложил немного выпить, видимо, считая, что для русских это единственный и самый лучший способ разрядки. Но на этот раз он ошибся. Алексей Семенович, конечно не был безнадежным трезвенником, но любил выпить в хорошей компании, когда бывало соответствующее настроение, и даже опасался выпивать, если настроение было плохое, как сегодня, чтобы не ввергнуть себя в еще более глубокую депрессию.
Соседа в комнате не было. По-видимому, отправился к своим друзьям, где они показывали друг другу подарки, которые удалось купить на свою скромную зарплату, и обсуждали вопросы предстоящего отъезда. Алексей Семенович, все еще продолжая размышлять о поведении китайцев, неожиданно в этой связи вспомнил о своей ученице, которая так подвела его, и решил выяснить, в чем же дело. Он вытащил записную книжку, открыл ее на странице, где было ее имя, и вдруг сделал для себя открытие, что утром на вокзале в тот день, он, разнервничавшись, набирал не номер ее родителей, где она была в то время, а номер ее общежития, где, естественно, в праздничные дни никого не было.
«Наваждение какое-то», – подумал Алексей Семенович и решил опять позвонить по ее домашнему телефону. Ответили сразу, но Ян Кэцинь опять дома не было. Алексей Семенович объяснил, где он живет и попросил, чтобы она ему перезвонила в гостиницу.
Через некоторое время в комнате раздался телефонный звонок:
– Здравствуйте, Алексей Семенович! Это Ира, – послышался в трубке знакомый голос.
– Здравствуй, Ира! Куда ты пропала?
– Ой, Алексей Семенович, я вам несколько раз звонила в Пекин, но никто не брал трубку. Когда вы приехали? Почему вы сразу не позвонили мне домой?
– Это долго объяснять, Ирочка. Да теперь и не имеет значения, – медленно произнес Алексей Семенович. Не мог же он сказать: «Спасибо тебе, Ира, что ты не встретила меня на вокзале». Ведь это была не ее заслуга, так же как и не ее вина. Режиссером в том фильме был кто-то другой или было что-то совсем другое.
– Так вы еще в Даляни?
– Да я в Даляни, работаю на съемках телефильма.
– На съемках? Актером? Как интересно!
– Да, актером. Ты же помнишь, я иногда снимался и в Пекине.
– А где вы остановились? Я не знаю, где находится эта гостиница. Когда я могу вас увидеть?
– Не беспокойся, Ира, гостиница хорошая, даже с видом на море.
Девушка заметила, что в речи ее бывшего преподавателя не было присущей ему теплоты, с которой он обычно разговаривал с ней.
– Простите, пожалуйста, что я не выполнила своего обещания, потому что все эти дни у меня было много дела.
– Каких же дел у тебя было так много? – он уже привык к неправильному построению фраз его учениками, но всегда старался поправить. – Чем же ты была так занята?
– У одной из моих сестер была свадьба, а мы все помогали родителям. Вы знаете, это в Китае такое событие, так много хлопот.
– Все понятно, Ирочка. Конечно, это очень хлопотное дело.
Алексей Семенович действительно знал, что свадьба, она и в Китае свадьба. Готовятся к ней серьезно, особенно стараются навести порядок в жилищах у родителей как жениха, так и невесты, едва ли ни единственный раз за много лет. Сама же регистрация проходит очень буднично, как правило заранее, иногда за полгода до свадьбы, по месту работы и жительства молодоженов с разрешения тех организаций, где они работают.
Собственно традиционный свадебный обряд заключается в троекратном поклоне: сначала духам предков в лице Будды, затем родителям жениха и, наконец, друг другу. Родители невесты на свадьбе присутствовать не имеют права, так как она становится членом другой семьи. После этого обильный бесцветный обед, как правило, в ресторане в зависимости от средств родителей в течение полутора – двух часов. После этого все расходятся по домам.
– Передай мои поздравления своей сестре. Пусть над их головой всегда будет голубое мирное небо и яркое теплое солнце! Пусть будет счастливой их судьба!
– Спасибо, я передам. А когда у вас будет свободное время? Я все-таки хочу показать вам наш город.
– Завтра у меня не будет съемок, и мы можем встретиться.
Они договорились встретиться на площади Мира, где в центре был изображен глобус, возле которого легко можно было увидеть друг друга. Алексей Семенович, прибываший на место свидания чуть раньше, боясь опоздать в незнакомом городе, поначалу не узнал в подходившей девушке свою бывшую ученицу. Ира сделала стрижку и уже была непохожа на ту юную студентку, которую он запомнил по университету. Девушка, несмотря на осень, была одета в красивый легкий брючный костюм, прекрасно подчеркивающий ее стройную фигуру.
– Ну наконец-то мы нашли друг друга, – радостно произнесла она, подбегая к Алексею Семеновичу.
И они пошли пешком по центральным улицам города. Ира рассказывала о своей жизни на новом месте, о своей работе учителя, время от времени указывала на какое-либо здание, поясняя, что оно было построено еще русскими строителями. Но Алексей Семенович и сам видел по фасадам этих домов, что это совсем не китайские, а очень уж русские постройки. Так они медленно прошли старую часть города и вышли на набережную, откуда было недалеко до гостиницы. Они пообедали в соседнем ресторанчике и зашли в его номер. Никого из знакомых им не встретилось: большая часть артистов и массовки была занята в этот день на боевых съемках где-то в районе военного аэродрома. Время полуденного отдыха прошло, и было видно, что девушка очень устала. Она присела в кресло, и через некоторое время ее голова стала клониться вниз.
– Ирочка, ты устала, приляг на кровать и отдохни немного. А я пойду узнаю о планах на съемки в следующие дни.
Алексей Семенович вышел. Какое-то время он выяснял свои эпизоды, а когда вернулся, то увидел, что Ира, лежа на его кровати, спокойно спит. Он осторожно, чтобы не разбудить девушку присел за стол и стал переводить свои реплики по полученному сценарию. Время от времени он поглядывал на спящую девушку, и его душу наполняло чувство нежности к этому обаятельному человечку, в этот момент выглядевшему совсем маленьким ребенком.
По едва различимому шороху он почувствовал, что Ира проснулась, и оглянулся. Действительно, девушка только-только просыпалась. Алексей Семенович подошел и присел на край кровати. Ира лежала на спине, закинув руки за голову. Заметив Алексея Семеновича, она приоткрыла глаза и улыбнулась ему безмятежной улыбкой ребенка. Он даже не понял, что он делает, но наклонился к ее лицу и слегка прикоснулся губами к ее губам. Девушка не испугалась и не оттолкнула его. Она высвободила свои руки и, обняв Алексея Семеновича за голову, притянула его к себе.
* * *
На следующий день в соответствии со сценарием мужественные «китайские военнопленные» стали активно бороться с лагерной администрацией за «права человека» вплоть до открытых выступлений. Они сделали (в условиях-то концлагеря!) более десятка огромных красных флагов, по размерам превосходивших трепетавшие на ветру над лагерем американские флаги, и вышли на митинг, активно выкрикивая лозунги. А вдохновив себя таким образом, они бросились спасать своего товарища, сначала «униженного побоями», а затем и вовсе «заколотого» штыком «тайваньскими прихвостнями», являвшимися в лагере пособниками американцев и жестоко угнетавшими своих соотечественников. Пленные с голыми руками бросились на хорошо вооруженную охрану, которая, естественно, ответила огнем из всех видов стрелкового вооружения. Все это выглядело пафосно, плакатно и… до смешного наивно.
Алексею Семеновичу в этом эпизоде отводилась роль американского офицера, отдающего приказ открыть огонь. При этом в руках у него должен быть настоящий американский пистолет времен второй мировой войны, который должен стрелять. Перед съемкой эпизода к нему подошел оружейник киностудии, отвечающий за боевые эффекты, снарядил обойму холостыми патронами и сам вложил «Кольт» в кобуру, которая висела на ремне у «американского офицера». Алексей Семенович, на всякий случай, решил проверить пистолет и патроны, не желая иметь неприятности по чьей-то нерадивости или халатности. Он достал пистолет, отсоединил магазин, произвел контрольный спуск, и стал проверять все ли патроны холостые. В этот момент к нему подскочил рассерженный оружейник и стал отчитывать за самовольство:
– Нельзя доставать пистолет, ведь это настоящее боевое оружие.
– Я потому и достал его, что это настоящее боевое оружие, – спокойно стал объяснять Алексей Семенович, – и поскольку оно находится в моих руках, то я сам должен убедиться в его безопасности,
– Вы напрасно беспокоитесь, – вступил в разговор стоящий рядом китайский актер, играющий в этом эпизоде «тайваньца», – ведь он – специалист.
– Я тоже специалист, – улыбнулся Алексей Семенович, задумавшись на секунду над игрой слов, – и порядок хорошо знаю.
– Вы – профессор, специалист русского языка, – продолжал настаивать актер, – а он специалист по вооружению.
Алексей Семенович еще раз улыбнулся, но смолчал и не стал объяснять, что все русские мужчины обязательно когда-нибудь да служили в армии.
Тем временем события разворачивались все стремительнее. «Военнопленные» мужского и женского лагерей, на лирическом фоне любви и страданий главных героев, попутно вступили в тайный заговор по организации восстания, но сначала решили произвести своеобразный «киднэпинг», а в качестве дитяти-заложника ни много, ни мало захватить «американского генерала», демонстрирующего либеральные взгляды и поверившего гарантиям восставших, а умные китайские коммунисты его, естественно, перехитрили, своих обещаний не выполнив.
Роль этого генерала-коменданта острова исполнял известный, как свидетельствовали даже русские артисты, американский актер Брайен Перри, снимавшийся в голивудских кинобоевиках. Артисты рассказали также, что не так давно он попал в автомобильную катастрофу, поэтому хоть и остался жив, но был сильно покалечен. В этом все вскоре убедились, увидев его лицо, слегка обезображенное ожогами и шрамами. Это увечье тем не менее не помешало этому крепкому на вид мужчине, которому уже было явно за пятьдесят с хвостиком, приехать в Китай с молодой женой. С ней, по его собственному признанию, он познакомился во время съемок в Болгарии в прошлом году. Когда Алексей Семенович увидел их первый раз, то подумал, что это сын актера. Таким ребенком выглядела невысокая, но стройная, черноволосая, смуглая болгарка лет двадцати, может быть чуть больше. У нее была короткая стрижка, поэтому она действительно выглядела мальчиком. При знакомстве с русскими артистами она мило улыбнулась, но говорить на русском не смогла, или не захотела признаваться к славянской нации.
Артист был по-американски демократически высокомерен, и демонстрировал этакую панибратскую снисходительность, указывая своим китайским коллегам, как ставить ту или иную сцену. По оценкам все тех же русских артистов, делал он это весьма профессионально, обращая внимание даже на мелочи, чего явно не хватало китайским режиссерам. Они при этом подобострастно кивали головами и со всем соглашались.
Но сам он немного переоценил свои возможности и недооценил китайский кинематограф, так как, по-видимому, не ознакомился со сценарием более тщательно. И вскоре поплатился за свою неосмотрительность.
Когда во время переговоров с руководителями восстания, на него на полном серьезе бросилась толпа настоящих китайских солдат, которым приказали захватить американского генерала, и принялась его избивать, он заорал таким благим матом, что было слышно, наверно, на другом конце залива. Сам режиссер побежал его спасать от благородного гнева солдат, который как раз и был вызван дурацким пафосом этого насквозь пропагандистского фильма. «Факи» рассвирипевшего американского актера неслись во все стороны. Он кричал, что разрывает контракт, что сейчас же уезжает, и ноги его здесь больше не будет. Вокруг него бегали озабоченные случившимся руководители фильма, переводчик и китайские актеры, занятые в этом эпизоде. Но он показывал им свою разбитую ногу, которой его бортанули о металлическую бочку, когда тащили в «плен» и, казалось, был неумолим.
Участвовавшие в этом жутком захвате китайские солдаты, виновники события, были напуганы еще больше, потому что не понимали, в чем их вина и почему их ругают, ведь они так старались наказать «американского черта», как в Китае по-прежнему неофициально продолжают называть американцев, несмотря ни на какую дружбу, активное сотрудничество и поголовное изучение английского языка в его американском варианте.
Съемки были остановлены. Какое-то время шли переговоры примирительной комиссии. Австралиец-переводчик бегал от одних к другим, мотал головой, что-то объяснял и тем и другим. Наконец, именитый американец успокоился и вышел на люди. Он еще раз объяснил режиссеру, как снимать эту сцену, кто и за какую руку его должен брать, с какой скоростью вести и на каком расстоянии при этом должны находиться остальные, массовочные лица этого эпизода.
Во время этого горе-захвата одновременно происходила борьба и с другим участником этих событий, поскольку «американский офицер», которого изображал Алексей Семенович, должен был сопровождать своего коменданта, а потому не мог оставаться равнодушным и обязан был пытаться освободить своего начальника. Соответственно, он успевал выхватить все тот же пистолет, но в этот момент на него набрасывалась часть китайской группы захвата, пытаясь завладеть оружием. Происходила короткая схватка, и лишь подоспевшие вовремя охранники успевали его выручить. Эти события происходили с еще большей интесивностью и активностью, чем описанные ранее, поскольку в них принимали участие люди с оружием в руках, то есть русские студенты, от души расправлявшиеся с «восставшими» прикладами боевых же американских винтовок. Китайские каскадеры, участвующие в этом эпизоде, тоже не церемонились. Но в горячке «схватки», а затем и треволнений с благородным гневом американского актера, этот эпизод сняли очень быстро, и как-то незаметно. Видимо, такая реальная потасовка понравилась режиссеру.
Когда же Алексей Семенович вернулся в гостиницу и стал переодеваться, то почувствовал, что плечо и рука почему-то странно побаливает и ноет. Он снял рубашку и с ужасом увидел ссадину и огромную кроваво-красную гематому, растянувшуюся от плеча до локтя. Сосед вытаращил глаза от изумления:
– Алексей Семеныч, это что такое?
– На войне, как на войне. Ранен – не убит. Слава богу, что жив остался, – и Алексей Семенович в красках рассказал об этом боевом эпизоде с реакцией американского артиста.
– Они что, совсем с ума посходили. Так же можно изувечить, какое же это кино, – он подошел поближе, с дрожью оглядывая рану. – Надо вызвать врача, сделать какую-то перевязку.
– Сейчас пойдем на ужин – спрошу у нашего Чжана. Посмотрим, что сделает хваленая китайская медицина.
Но в этот день выяснить действие «хваленой китайской медицины» не удалось по причине полного отсутствия таковой в гостинице, а ехать в поликлинику Алексей Семенович не счел необходимым.
– Вы завтра скажите об этом на съемочной площадке. Там должен быть врач, – заверил Чжан.
Плечо болело всю ночь. Рукой было трудно двигать. Но когда на следующий день Алексей Семенович на съемочной площадке подошел к директору фильма и рассказал ему о своей беде, то услышал в ответ:
– Вам надо было сказать об этом господину Чжану в гостинице, чтобы они приняли меры.
– Вы знаете, я так и сделал, но он направил меня к вам и сказал, что здесь должен быть врач.
– Странно. Извините, но здесь у нас нет врача.
Когда Алексей Семенович переодевался, женщина-костюмер случайно увидела его плечо и испуганно вскрикнула. Алексею Семеновичу с грустной улыбкой пришлось еще раз поведать теперь уже ей о происхождении этой травмы и обо всех бюрократических отговорках, с ней связанных. Женщина внимательно выслушала и побежала прямо к режиссеру, а через некоторое время вернулась и сообщила, что сейчас будет врач.
Действительно, через полчаса пострадавшего нашел военный врач, видимо, из той воинской части, откуда съемочная группа выписывала солдат для съемок. Он осмотрел рану, чем-то смазал, сверху и снизу наклеил обезболивающий пластырь, забинтовал руку и дал выпить какое-то лекарство. Потом выташил из сумки еще кучу лекарств, пластырь и рассказал, что вечером надо повторить в той же последовательности. После этого все по очереди стали подходить и справляться о состоянии раненого, проявляя трогательную заботу... то ли о здоровье пострадавшего, то ли о судьбе съемок, которые нужно было продолжать.
* * *
Ведь события по сценарию нарастали со страшной силой. Для расправы над безоружными восставшими, для уничтожения которых в реальной обстановке хватило бы пары пулеметов и винтовок охраны, было решено доставить на «мятежный остров» танковое и огнеметное подразделения, поэтому прибывшие вполне реальные танки расположились вдоль дороги, ведущей в лагерь, угрожающе выставив стволы пушек в сторону концлагеря.
Хотя «военнопленные» наконец выпустили так мастерски захваченного ими и вскоре «перевоспитанного коменданта» под подписку о выполнении некоторых условий, но на его место командование уже назначило более решительного генерала, который должен был жестоко расправиться с восставшими. Роль «генерала-душегуба» по странной прихоти кого-то из тех, кто набирал артистов, досталась Антону, самому молодому из всех русских артистов, приехавших в Китай.
Симпатичный, пухлогубый Антон недавно окончил театральный институт и стал работать во Владивостокском ТЮЗе. Трудно сказать, какими путями он попал на эти съемки, где были все-таки довольно именитые артисты. Но с самого появления его здесь, все заметили, что он пользуется явным успехом у женщин, хотя бывает этим очень смущен. Это служило поводом для постоянных шуток со стороны старших товарищей. Молодые актрисы просто нюхом чувствовали его мягкий характер: при совместном фотографировании на память молодая артистка Чжан Юнхэ, игравшая роль главной героини фильма, на которую, когда она была в гриме и гордо проходила мимо, заглядывались буквально все мужчины, присутствующие на съемках, стала именно рядом с Антоном; переводчица Оля всегда старалась сесть рядом с ним в автобусе, забывая на это время о своем реальном или мифическом, грозном женихе-полицейском; даже молодая жена американского актера все-таки заговорила именно с Антоном.
Но больше всего внимания ему уделила американская актриса Даниэла, подвижная, общительная и очень красивая даже без грима. Во время большинства перерывов она совершенно случайно вдруг оказывалась рядом именно с Антоном, у которого в этот день иногда и съемок-то не было, кокетливо пытаясь разговорить застенчивого, сразу непонятно от чего красневшего, русского парня. Антон разговоры принимал, насколько позволяло ему знание английского языка пытался объясниться, но был стоек, как китайская стена. Дело дошло то того, что однажды уже перед самым отъездом, видимо, совсем отчаявшаяся Даниэла открытым текстом сказала Антону, что сегодня вечером она пойдет в диско-бар, который находился рядом с гостиницами, где часто танцевала молодежь разных народов, участвующая в этих съемках. Антон принял это сообщение спокойно, а когда Даниэла отошла в сторону, Алексей Семенович спросил его:
– Антон, пойдешь?
Тот отрицательно помотал головой.
– Ведь это прямое приглашение, которое не принять нельзя.
– Такие женщины не по карману русским артистам, – печально, как Арлекино, произнес Антон.
– Ты что, Антон, штаны продам, но флот не опозорю, – вмешался один из старых опытных ловеласов.
– Да она совсем не собирается за тебя замуж, не переживай. Пойди на дискотеку, угости девушку мороженым...
– ...или пивом, – опять встрял один из артистов.
– ...Проводи до гостиницы, – продолжал Алексей Семенович учить Антона, – а там уж как карта ляжет.
– Да о чем я с ней буду разговаривать?
– А ты, как в том анекдоте о десантнике, спроси, мол, хочешь руку сломаю, – опять добавил шутник со стороны. – Не забывай, что ты жестокий американский генерал.
Вечером Алексей Семенович Антона в гостинице не видел. А утром во время съемки эпизода, в котором были задействованы только они двое, Алексей Семенович опять попытался узнать, где он пропадал вчера вечером. Но Антон только краснел и отводил глаза.
– На дискотеку ходил? – задал Алексей Семенович прямой вопрос.
– Ходил.
– Даниэла была?
– Была.
– Ну и как?
– Нормально, – улыбнулся Антон и опять покраснел.
И вот теперь этому мягкому и доброму Антону предстояло сыграть роль «генерала-душегуба», а привезти его на американском джипе должен был все тот же офицер, которого изображал Алексей Семенович.
Американский джип времен второй мировой войны, весь дребежжащий и дышащий на ладан, но, видимо, активно использовавшийся для такого рода съемок, еще не приходилось тащить с помощью троса, поскольку мотор работал исправно, и он мог двигаться самостоятельно. Водитель-китаец, переодетый в форму американского солдата, каким-то образом умел с ним общаться. Вот на этого птеродактеля и уселись впереди молодой «генерал-душегуб», а сзади Алексей Семенович.
Машина лихо вырулила на гору, выехав за пределы видимости съемочных камер, развернулась в исходное положение, и водитель, желая, видимо, сэкономить горючее, выключил мотор до необходимой команды.
Минут через пять послышалась команда «Приготовиться!» и затем сразу же «Мотор! Съемка!» Водитель повернул ключ зажигания, в стартере что-то заскрежетало, но двигатель не завелся. Водитель, нервничая, стал беспорядочно раз за разом пытаться включить зажигание, чем окончательно посадил, видимо, и без того дохлый аккумулятор. Мотор упрямо молчал.
Со стороны съемочной группы к ним кинулся какой-то посыльный, показывая на ходу, что надо ехать. Испуганный водитель выскочил из машины и стал толкать ее вперед, пытаясь завести движок с ходу. Движок действительно завелся, и машина резко рванула вперед, а водитель остался сзади, едва успев ухватиться за бортик. Он делал отчаянные усилия догнать непослушную машину, но та шла под уклон, поэтому ускоряла движение и уже через мгновение усиленно мчалась прямо в один из стоящих у дороги танков.
Вся съемочная группа и толпа зевак, вытаращив глаза, наблюдала дикую сцену, которая должна была произойти на их глазах. Но, как в плохом кино, в последний момент водителю удалось дотянуться до рулевого колеса и отвернуть джип в другую сторону. Но теперь он с таким же бесстрастным старанием и нарастающей скоростью понесся на съемочную группу, где были установлены кинокамеры и монитор, через который режиссер наблюдал за съемкой.
Вся толпа в ужасе бросилась врассыпную. Водитель к тому времени уже висящий на руле, таким же образом дернув руль, отвернул машину в противоположную сторону, но впереди страшной громадиной вырастал уже следующий танк. Сидящий впереди Антон, хоть и числился в «генералах», но все-таки был бутафорным. Он растерянно упирался в переднюю стенку машины и испуганно закрыл глаза, предчувствуя неминуемый удар.
Алексей Семенович, тоже растерявшийся в первое время, вскочил с заднего сидения, перегнулся вперед и схватился за руль, пытаясь отвести джип от танка, но одновременно увидел, что если сделать так, то дальше уже светит сплошной обрыв и прямой путь в море.
На их счастье подбежавшие со всех сторон люди, успели-таки ухватиться за борта взбесившейся машины, мотор заглох, и строптивый джип остановился. Какое-то время все испуганно смотрели друг на друга. Сильно озадаченные такой передрягой, артисты буквально вывалились из машины, пытаясь перевести дух. Съемки остановили. Последовал «разбор полетов», во время которого, как и положено в таких случаях, бывает команда «Найти виновных и наказать кого-попало!»
Но «генералу-душегубу» в фильме приехать, видимо, было уже не суждено, он просто свалился, как с луны, на какой-то пригорок и, нахмурив брови для большей важности, отдал приказ на «подавление восстания». Лагерь, как Карфаген, был успешно разрушен, кто-то праздновал победу, кто-то поражение, а кто-то... счастливое новое рождение.
Приехавшему вечером в гостиницу Максу Алексей Семенович, рассказывая об этом эпизоде, сказал, что за нанесение физической травмы съемочной группе придется доплатить еще 100 долларов, а вот за моральную травму, связанную с угрозой для жизни, надо платить уже не менее 1000. Макс не понял, шутка это или серьезно, но на всякий случай заулыбался и ответил, что это от него не зависит.
Последний перед отъездом вечер Алексей Семенович опять провел с Ирой, которая пришла его проводить. Он рассказал ей о событиях последних дней, и о приключениях, которые с ним случились. Но девушка плохо слушала его рассказ, и, казалась, думала о чем-то своем. Потом она спросила:
– Вы больше не приедете в Далянь?
– Трудно сказать, но пока я работаю в Китае, у меня еще будут возможности приехать. А ты хочешь, чтобы я приехал?
– Хочу. А можно я сама приеду к вам в Пекин во время Нового года?
– Это было бы очень здорово.
– Я обязательно приеду в Пекин. Но сегодня не поеду на вокзал провожать вас.
Алексей Семенович удивленно посмотрел девушке в глаза. Но она прижалась к нему и объяснила:
– Я боюсь, что не выдержу и расплачусь при всех, как, вы помните, когда-то расплакалась после нашего выпускного вечера в университете. Лучше вы сейчас проводите меня до автобуса, и я уеду.
Алексей Семенович проводил ее до остановки, а вечером машина отвезла его на вокзал, где он в смутном состоянии, которое бывает, когда теряют что-то очень-очень близкое, вошел в свой вагон. Поезд по-прежнему еще стучал колесами.
2002 год.
* * *
Послесловие.
Через некоторое время Алексей Семенович прочитал в одной из газет обширное интервью о съемках этого фильма, где много говорилось об известных режиссерах, снимавших этот фильм, о том, какие китайские артисты были привлечены к съемках. Как большая заслуга постановщиков было отмечено, что в фильме снимались известные американские артисты, а также российские артисты, которые были приглашены с целью экономии средств. Вполне откровенно, без реверансов. Действительно, стоит ли уважать тех, которые сами себя не очень уважают. Но пишем же и мы в конце концов во всех газетах и журналах, что своим экономическим успехам Китай обязан прежде всего дешевой рабочей силе. Правда, в этом случае чаще идет речь о неквалифицированной или малоквалифицированной рабочей силе, ну а у России вся сила пока еще квалифицированная, так что тут поделаешь.
Полностью отснятый телефильм в Китае показать так и не решились, видимо, побоявшись негативной реакции со стороны США на события восстанавливаемой в фильме корейской войны.
Повесть написана в 2002 году. Опубликована в блоге на сайте Мой Мир в ноябре 2012 года.
