Полковник Марченко Сергей Никифорович Запад – 74:

Моим товарищам…

Посвящаю моим товарищам бортпереводчикам и сокурсникам - Богданову В., Борисову А.Е., Бужинскому Е.П., Головань М.И., ИоновуА.И., Идрисову Ф.Ф., Кармалито А.В., Курякову В., Лебедеву СИ, Сенину М.И., Удову СБ. и многим другим моим товарищам, выполнявшим в те да­лекие годы интернациональные задачи.

23 февраля 1971 г. В Центральном Доме Советской Армии на торжественный вечер собрались слушатели Военного института иностранных языков.

Начальник института генерал-полковник Андреев Андрей Матвеевич после своего праздничного доклада по случаю очередной годовщины Дня Советской Армии и Военно-Морс-кого флота провел награждение орденами и медалями целого ряда слушателей, включая несколько слушателей, награжденных посмертно. Об одном из них, моем товарище, погибшем в авиакатастрофе в Дели Фильченко Диме, я написал рассказ, который передал в клуб ВИИЯ.

В числе награжденных оказался и я, наградили медалью «За боевые заслуги».

Награды получили за участие в выполнении, как тогда говорилось, интернациональных задач по оказанию гуманитарной и военной помощи целому ряду стран Африки, Азии, Латинской Америки из числа развивающихся.

Привлечение слушателей ВИИЯ к выполнению задач бортпереводчиков началось в 1967 г., и связано это было с арабо-израильской войной. Совсем недавно, 1 декабря 2007 г., по инициативе клуба ВИИЯ ряд наших товарищей принял участие в торжественном заседании в клубе ВИИЯ, посвященного 40-летнему юбилею бортпереводчиков.

В ходе выполнения задач бортпереводчика я побывал примерно в 10 странах, в которых происходили природные (землетрясения, наводнения) или военно-политические катаклизмы.

По моим личным подсчетом, я участвовал в полетах в качестве бортпереводчика около 30 раз.

Вспоминаю свой первый полет. Прибыл в полк военно-транспортной авиации в Туле. Доложил о прибытии в штабе полка. Получил назначение в экипаж. Нашел и представился командиру и экипажу самолета АН-12 (рабочая «лошадка» военно-транспортной авиации, исключительно надежная машина советских времен, не знаю какой самолет ему пришел на замену).

На вопрос командира, доводилось ли мне ранее летать на самолетах, уверенно отвечаю: «Доводилось, с мамой в Адлер на АН-10». Мой ответ вполне удовлетворил командира, поскольку АН-12 являлся военным вариантом АН-10.

На следующий день утром взлетаем и берем курс на Каир с промежуточной посадкой в Венгрии.

Я и борттехник устроились на небольшом диванчике в маленьком пассажирском отсеке перед пилотской кабиной. Взлет, самолет резко набирает высоту, у меня было ощущение, что мы поднимаемся вертикально, причем настолько быстро, что через несколько минут мне стало не по себе. На вопрос борттехника: «Ты чего какой-то зеленый?» - я уже ничего не смог ответить и с трудом попросил ведро. Я свисал с дивана, удерживая перед собой ведро.

Вдруг самолет выровнялся, сначала медленно, а потом все отчетливей стал снижаться. Минут через пятнадцать мы совершили посадку на аэродроме ПВО под Рязанью. Я с трудом приходил в себя. Моторы заглохли, экипаж стал выходить. Командир с удивлением посмотрел на меня, наверное, он все понял по мертвенно - бледному цвету моего лица. Он немного постоял и сказал: «Сережа, извини, я забыл про тебя, решил проверить своего нового правака на перегрузки, он недавно из училища».

Он дал команду помочь мне выйти из самолета. Меня положили на траву рядом с самолетом. Экипаж во главе с командиром расположился вокруг и все молча курили, по-видимому, тем самым выражая мне солидарность и сочувствие. Так пролежал я, наверное, минут пятнадцать. Солнце и легкий ветерок сделали свое дело. Я потихоньку стал приходить в себя и даже подниматься, что оживило мой экипаж. Услышал как штурман сказал: «Сережа, ты себе даже не представляешь, мы сели на аэродроме ПВО, у них тут кормят по высшему классу! Спасибо гусю». Я спросил, а при чем здесь гусь.

Оказалось, что при наборе высоты пролетавший гусь ударился в лобовое стекло и оно полностью покрылось трещинами. Я попросил разрешения у командира и за­брался в самолет. Действительно, толстое лобовое стекло на командирском месте все в трещинах. У меня были все основания тоже сказать спасибо гусю, своей смертью он пре­кратил мои страдания. Спасибо, гусь!

Через несколько часов нам поменяли лобовое стекло, мы пообедали (кроме меня, дали сухим пайком в связи с полным отсутствием аппетита) и продолжили полет уже без всяких происшествий.

Запомнилась удивительная красота Средиземного моря с высоты 8 тысяч метров, когда в пять часов утра, в предрассветной тишине синие краски неба и моря сливались, и появлялось ощущение полета в космосе. Правда, эту красоту портили американские палуб­ные самолеты, которые пристраивались к нам и маневрировали на запредельно опасных для полета дистанциях и сопровождали нас так какое-то время. Впечатлял контраст: темноко­жее, улыбающееся лицо американского летчика и ослепительно белые зубы.

Не обходилось и без товарищеских шуток. Перед вылетом из Будапешта командир с самым серьезным видом приказал экипажу проинструктировать и экипировать меня по полной программе, сказав: «После Дубровника выходим в Средиземное море, мало ли что». Мне объяснили, как надо грамотно действовать в случае экстремальной ситуации, в частно­сти, в случае экстренного покидания борта самолета и приводнения. Объяснили, что такое спасательный плот, как пристегивать парашют, как использовать специальный спасатель­ный жилет, особо показав, как пользоваться порошком от акул. При этом мне объяснили, что в случае его использования вокруг образуется десятиметровый оранжевый круг, отпу­гивающий акул. Правда, минут через десять круг полностью расходится и исчезает. Авто­матически вырвалось: «А что потом?». Ответом был дружеский смех моих товарищей по экипажу. Однако приказ есть приказ. Весь дальнейший полет я просидел в спасательном жилете и периодически посматривал на шнурок для использования антиакулина.

Я с большой теплотой и благодарностью вспоминаю моих товарищей - советских летчиков военно-транспортной авиации из разных полков. Хотя и временная совместная с ними служ-ба помогла мне познакомиться с немудреной гарнизонной жизнью офицеров. Спасибо им за подчеркнуто уважительное к нам, бортпереводчикам, отношение.

В нынешних условиях рыночной экономики не могу не привести такой факт. За один боевой вылет командир корабля Ан-12 получал 8 долларов, штурман - 7, правый пи­лот - 6 , радист, борттехник и бортпереводчик - 5. Получать валюту в МО на весь экипаж пред вылетом «доверялось» бортпереводчику (он командировался из Москвы), что сущест­венно «повышало» его статус. Его всегда с нетерпением в полку ждал экипаж, и всегда кто-то из них встречал меня на КПП.

Как вам эти расценки, господа, современные рыночники?

Служебная командировка в Арабскую Республику Египет.

6 августа 1971 г. Аэродром «Чкаловская». Все тот же знакомый самолет АН-12, но я уже в качестве пассажира. 4 часа полета и я в Каире. Аппарат Главного военного советника. Представление старшему военному переводчику Главного военного советника полковнику Квасюк, хорошо знакомому по ВИИЯ (он у нас иногда вел военный перевод).

Я и мой однокашник Сережа Удов получаем назначение - отдельный батальон ПВО и РЭП, Мукатам, дальний пригород Каира.

Через 30 лет капитан 1 ранга Удов Сергей Борисович уволился в запас с должности начальника штаба отдельной бригады спецназ ВМФ СССР, располагавшейся под Одессой в г. Очаков.

Все складывается удачно, какой-то военный советник, отвечающий за ПВО, предлага­ет нас подвезти.

Представление командиру батальона, грустному и усталому подполковнику.

Через день к нам присоединился наш курсовой старшина Бужинский Женя, покинув­ший нас через 3 дня в связи с получением нового назначения в аппарате Главного военного советника в Каире. Бывает и такое.

В настоящее время Женя продолжает служить в звании генерал-лейтенанта в Главном управлении международного военного сотрудничества и законодательства (по-моему, так оно называется).

В последующем к нам приехал еще один наш товарищ, арабист, Андрей Целовальни­ков, слушатель второго курса восточного факультета. Он взял на себя все служебное обще­ние с младшими арабскими офицерами. Слышал, что сейчас он крупный бизнесмен, живет в Киеве.

Оказалось, что мы должны заменить двух переводчиков, студентов 5-го курса инсти­тута иностранных языков им. Мориса Тореза. Веселые и раскрепощенные ребята, они были очень рады возвращению в Союз. Состоялось знакомство и «очень теплое братание» коллег по профессии за незатейливо накрытым столом.

Мы смогли воочию убедиться в уровне подготовки переводчиков в гражданских и во­енных вузах. Перевес был явно на нашей стороне.

Первая сложность. Как было приказано, все надо передать по акту в двух экземплярах: на английском и русском языках. Батальон смешанный - арабско-советский, поэтому акт надо подготовить и нашему и арабскому начальству. Передавать особенно нечего, у всех имелось наше главное оружие - словари, но соблюсти формальность надо. Ни наши граж­данские коллеги, ни мы уверенно не знали, как перевести на английский язык термин «приемо-передаточный акт» и есть ли вообще такое понятие в английском языке. Ни я, ни мой товарищ из курса военного перевода этого не помнили. Предложение наших граждан­ских коллег перевести этот термин как «ЭКТ» вызвало общий смех. Кое-как выкрутились.

Наши обязанности сводились к постоянным дежурствам на заглубленном КП батальо­на, в задачу которого входило обнаружение и сопровождение воздушных целей над Сина­ем, постановка помех бортовым радиолокационным станциям.

Надо сказать, что батальон достаточно успешно решал свои задачи. Нередко авиация Израиля предпринимала явно провокационные вылеты без пересечения границ зоны бое­вых действий в целях уточнения дислокации арабских средств ПВО, а иногда - боевые, с нанесением воздушных ударов по наземным целям на территории Египта. Наш батальон своевременно обнаруживал появление воздушных целей и так же своевременно докладывал о них на КП дивизии.

Было правилом постоянно проводить учения с выездом на передовые позиции, что являлось хорошей выучкой для личного состава.

Ценность таких практических учений с реальным привлечением арабской авиации заключалось в том, что командование имело возможность постоянно анализировать эффек­тивность подавления бортовых радиолокационных станций, используя полученные данные о местоположении цели - по скорости, высоте и удаленности.

Эффективное подавление выражалось в полной или частичной засветке экранов бор­товых радиолокационных станций, что существенно затрудняло, а порой, полностью ис­ключало проведение израильскими летчиками прицельного бомбометания и поражения наземных целей ракетами класса «воздух-земля».

Вспоминаю один интересный случай, произошедший со мной в одну из таких мест­ных командировок. Как-то после завтрака я вышел из землянки, настроение было не очень. Присел на камень и закурил. Был январь. Вспомнил о Родине, там зима, снега...

Когда поднял голову увидел, что я сижу в окружении пустынных собак - грязные, свалявшаяся шерсть, непонятных пород, но достаточно больших. От товарищей я как-то слышал о дикости пустынных собак. Они стояли, переминаясь на передних лапах, поскули­вая от возбуждения. Все было ясно. Автомат и пистолет остались в землянке, рядом ни камня, ни палки.

Очень не хотелось на войне получить ранения или быть растерзанным этими злобны­ми тварями! Что напишет обо мне родителям в этом случае командование?

Выручил солдат-туркмен, бывший у нас за повара и случайно вышедший из землян­ки. Он быстро оценил ситуацию, бросился назад за автоматом. Два выстрела в воздух и две очереди по удалявшейся стае.

На следующий день меня вызвали в штаб батальона. В кабинете начальника штаба сидел арабский майор, а на столе - мертвая собака.

«Ты стрелял по собакам?» - спросил сходу начальник штаба. «Да» - ответил я. Воз­мож-ности как-то объяснить ситуацию мне не дали. В общем, к большому удовольствию арабского майора начальник штаба отчитал меня «по полной программе» за расстрел свя­щенных египетских животных. Местные обычаи надо знать и соблюдать.

Служба текла размеренно, на КП частенько прибывали старшие арабские офицеры, которые хорошо владели английским языком, так что была возможность попрактиковаться в разговорной речи. Как правило, все они учились в военных учебных заведениях в Англии. Сложней было с младшими офицерами, поскольку они считали ниже собственного досто­инства сказать «нет», если спросишь их, говорят ли они по-английски. Хотя, как выясня­лось сразу, английским словом «Ес» их познания английского языка и ограничивались.

Помню, меня поначалу удивило, что вход в бетонное сооружение КП был построен в виде нескольких зигзагов. Потом я оценил это, когда во время одного из налетов израиль­ской авиации ракета «воздух - земля» попала точно в проем входа КП, не причинив ника­кого вреда ни самому сооружению КП, ни личному составу.

Однажды в мое в мое дежурство планшетист, что-то вскрикнув, начал наносить засеч­ки какой-то необычайно высокоскоростной воздушной цели, шедшей с юга Египта по дуге над Синаем и возвращавшейся в сторону Египта на севере в районе Порт- Сайда. На план­шете было видно, что с большим отставанием ее преследовали несколько менее скоростных целей. Система ПВО была немедленно приведена в полную боевую готовность.

Позже выяснилось, что наш самолет-разведчик МИГ-25Р провел разведывательную операцию.

Как тут было не вспомнить, что год назад, в 1970 г. в ходе одного из полетов мой экипаж доставил в Египет самый секретный на тот момент советский разведывательный самолет, превосходивший по своим характеристикам все существовавшие в мире аналогич­ные образцы.

Привлекали нас и к теоретическим занятиям, которые проводили наши специалисты с арабскими офицерами в целях изучения радиоэлектронной аппаратуры. Пришлось на ходу набираться терминов в области радиоэлектроники.

На территории батальона располагался еще один заглубленный КП, на котором рабо­тали какие-то наши специалисты, державшиеся особняком, не поддерживавшие с нашими офицерами, кроме командира, никаких контактов. Все строили о них различного рода до­гадки, но толком никто ничего не знал.

Позднее, когда меня распределили в Генштаб, в Управлении кадров я случайно встре­тил одного из офицеров того самого загадочного КП.

Надо сказать, что наши специалисты уделяли должное внимание совершенствованию существовавшей системе ПВО, проводили мероприятия по сбору необходимых дополни­тельных дан-ных о противнике, проводили радиотехническую разведку.

Вспоминаю о своем участии в одном из таких мероприятий. Нашему батальону была поставлена задача провести радиотехническую разведку объектов противника на Синае с передовых позиций. Для этого надо было совершить марш в составе колонны спецмашин вдоль побережья Красного моря с юга на север, из района Кена до Суэц.

Согласование отдельных вопросов проводилось нашими начальниками с руководите­лем военной контрразведки Египта, где я выступал в качестве переводчика. Помню, в его кабинете в шкафу стояло полное собрание сочинений В. И. Ленина на арабском языке.

Изнурительный был марш, учитывая, что жара стояла необычайная, а весь маршрут пролегал по пустыне. Сейчас ряд мест, по которым мы проезжали тогда, стали известными курортами, а тогда это были простые рыбацкие деревушки.

Не обошлось и без курьезов. Мне была поставлена задача любой ценой «сторговаться» с жителями одной из деревушек и добыть 1,5 тонны питьевой воды. Нам еще предстояло пройти километров двести, а по разгильдяйству одного из солдат, забывшего плотно закру­тить кран в автоцистерне с питьевой водой, мы оказались совершенно без воды. А без нее, как поется в известной песне, и ни туды, и ни сюды: надо было постоянно заливать радиа­торы в автомобилях, готовить пищу и т.д.

Задача оказалась не из простых, учитывая, что среди простых арабов найти говоряще­го по-английски абсолютно нереально. С помощью древнего языка жестов удалось решить проблему, правда, не сразу. Вначале арабы поняли, что я лично хочу пить и предложили мне кружку холодной воды. Их потрясло количество запрашиваемой воды, когда они все - таки осознали, сколько именно воды нам надо. Наверное, это было связано с возможностя­ми их колодца. Так я узнал, что по-арабски вода - «майя».

По завершении марша в районе Суэца я зашел к своему товарищу по курсу Голованю Мише, который был переводчиком в одной из передовых частей на канале. Позиции части находились в сотне метров от минных полей вдоль канала. Грустный, одичавший, он как всегда был полон оптимизма. Вместе с несколькими нашими офицерами он проживал на роскошной когда-то английской вилле. Удивило их развлечение: регулярная стрельба из пневматического пистолета по мишеням, в большом количестве висевших на стенах ком­нат.

Подходила к концу командировка. Наше возвращение не обошлось без курьеза. Мно­гие мои товарищи уже в июле 1972 г. улетели на Родину. Меня никто не вызывал. А хотелось вернуться в июле и уйти в августе в отпуск, который продлевать никто не будет, по­скольку занятия в институте начинались, как обычно, 1 сентября. В начале августа, отпро­сившись у командира, я поехал в Каир, в аппарат Главного военного советника.

В отделе руководителя военных переводчиков я с удивлением узнал, что все списки на отправку в Союз давно составлены. Ни в одном из них ни я, ни мой товарищ не числи­лись. На возражение о том, что мы стоим на довольствии в таком-то батальоне, получаем в том числе и денежное довольствие, мне было сказано: «Разбирайтесь сами как хотите. Ищите варианты сами». Опять, правда, повезло. На выходе из здания аппарата Главного военного советника встречаю знакомый мне экипаж наших летчиков. Объяснил ситуацию и попросил командира взять меня с собой. Возражений не последовало, меня дополнительно вписали в полетный лист, и уже следующим утром я улетел на Родину.

Октябрь 1973 г. Опять война на Ближнем Востоке, опять полеты...

Я с большим удовольствием иногда вспоминаю о тех годах. Все-таки мудрое было у нас командование, действовало с дальним прицелом, проверяя наши деловые и морально-нравст-венные качества при любом удобном случае, в том числе привлекая нас к решению задач в качестве бортпереводчиков.

Я слушатель ВИИЯ, 2-й курс.

Перед полетом с летчиками из морской авиации

Ракетоносец ТУ -22

Экипаж морских летчиков. Второй слева - я.