Станислав Борисович Зверев Запад – 76:

«Кому война, а кому- мать родна!» Или, как я служил срочную…

Срочная служба ноябрь 68-декабрь 70 гг.

Сразу хочу предупредить, что описываемые события к ВИИЯ имели отношение в том лишь смысле, что главный действующий герой через год в него лишь сдавал вступительные экзамены. Впрочем, вполне успешно.

Два года, предшествующие поступлению в ВИИЯ, я провел на действительной военной службе в должности радиомеханика. Служба проходила на узле связи, носившем звучный позывной «Обзор», представлявшим собой не что иное, как ЗКП (Запасной Командный Пункт) Главного штаба РВСН (позывной «Рубин») в глухих лесах на Смоленщине. «Рубин», само собой, располагался в Москве и, в случае уничтожения ядерным ударом, управление РВСН немедленно переходило на «Обзор»…

Призывался я осенью 1970, в разгар хрущевских военных реформ, кои отличались от нынешних, внятностью и реальным соответствием нуждам мирного строительства Родины.

Меня они коснулись с той стороны, что мой сухопутный призыв на срочную службу впервые шел под чистые два года, взамен переходного призыва на 2,5 года или даже 3 года, как было до того.

Так и собралось три разных призыва в одном месте и в одно время на нашем ПРЦ, то бишь, Приемном Радио Центре. Передающий же центр (он же «Обзор-1») располагался на удалении 7 км, опять же на случай ядерного удара противника. Связь с передатчиком поддерживалась по телефону, установленном в рубке дежурного офицера смены. Были предусмотрены и варианты связи по радио, но не о них сейчас речь.

Смена заступала на боевое дежурство четыре раза в сутки, на 6 часов, обеспечивая каналы связи на случай необходимости прохождения команды на пуск «Тополей», укрытых в шахтах полков и дивизий, раскиданных по всей европейской части СССР.

Связь, в основном, происходила на частотах КВ диапазона. Вся служебная информация (смена частот, запрос слышимости и т.д.) передавалась азбукой Морзе в строго засекреченном виде с помощью специальных таблиц, ключи к которым менялись каждые сутки. А уж информация по существу шла потом, по отлаженным нами служебным каналам, из глубоко зарытого в землю сооружения, где симпатичные телеграфистки отстукивали телеграфную ленту на аппаратах, похожих на телеграфные, рядом с которыми фашистским «Энигмам» и близко не стоять! В итоге, в эфир шла такая белиберда, подслушивать которую, не имея ключей, просто не имело смысла. Сравнить ее можно было, пожалуй, лишь с воробьиным чириканием…

Однако, что очень важно, белиберду эту очень тщательно отслеживал радиоконтроль, расположенный в Смоленске, где радисты были натренированы, как показывала практика, ничуть не хуже наших. Да, и ключи к таблицам у них появлялись раньше, чем у нас. Так, что все было под неусыпным радиоконтролем!

Понятно, что, располагая столь секретными сведениями, каждый из нас давал подписку с обязательством застрелиться на месте до прибытия расстрельной команды, в случае разглашения оных. А также, под угрозой обвинения в государственной измене, обязывался не выезжать за границу в течение ближайших 25 лет после увольнения.

Ценное такое приложение для будущего выпускника ВИИЯ…

Дедовщины, в том виде, в каком она существует в нынешнее время, у нас не было. Было просто уважительное отношение к «дедам». Ну, как нам, салагам, не принести ему, махровому «деду», завершающему третий год службы, пайку завтрака в постель, или не почистить ему сапоги… Это совсем не воспринималось, как унижение, Скорее, как выражение почтения.

«Деды» запросто могли стучать с ключа или принимать под запись более 30 групп в минуту. Если учесть, что в группе 5 знаков (каждый знак - одна буква или цифра), то «скорострельность» была сопоставима со скорострельностью автомата Калашникова… Не удивительно, что на гимнастерках «дедов» красовались знаки солдатского мастерства исключительно с буквой «М» («Мастер»). На наших же только появлялись знаки с цифрой «3»…

Ну, разве мог старший смены, на чьей гимнастерке красуется буква «М», сидеть на боевом дежурстве у радиоприемника, будучи привязанным к нему наушниками, даже если приемник тот настроен на волну «Рубина»?! Конечно же, место «деда» было за дверью на улицу, на завалинке, где, разомлев на солнышке, «дед» забивал в закрученные пол- газеты пачек пять махры и от такого шестичасового «перекура» отрывать его можно было только в случае, если СССР объявил, как минимум, войну Америке! Ну, еще в случае, если салага сам обосрался, завалив связь в своем или, что еще хуже, в его радионаправлении, принятом салагой добровольно-принудительно под свою ответственность по совместительству…

Однако, надо отдать должное, со своей стороны, «деды» не скупясь делились своим богатейшим опытом с подшефным «салагой». При этом, запоминать рекомендовалось с первого раза. Повторение, ранее уже изложенного, материала или ошибки в приеме/передаче радиограммы, как правило, сопровождались «морковями» по горбу.

И вот я перехожу к самому интересному, ради чего я и затеял это повествование.

Связь с полками и дивизиями распределялась по радионаправлениям и велась в диапазоне коротких волн из общего зала, постоянно гудящего от шума вентиляторов мощнейших и никогда не выключающихся радиоприемников, команд дежурного офицера беспрерывно звучащих по внутренней громкой связи и т. п.

В общем, царила рабочая, неспешная суета, среди которой в течение 6 часов каждый был постоянно на виду и не было никакой возможности забиться в какую- либо щель, о которой постоянно мечтает любой солдат срочник…

И вот, среди этой колготы, было еще одно радионаправление - «тропосфера» (!). Связь она держала только с «Рубином», но в силу исключительно плохой слышимости, постоянно зависящей от плохого прохождения волн УКВ диапазона, времени суток, состояния погоды, фаз Луны и Солнца и еще, хрен знает чего, значение этой тропосферной связи угасало и чахло на глазах. Громоздкая тропосферная матчасть, состоящая из 4 радиоприемников, каждый размером с добрый двухстворчатый платяной шкаф, располагалась в особой комнате, вдали от людских глаз. Приемники были четырехэтажные и поражали обилием ручек, тумблеров, шкал и прочей ерунды.

То ли, чтобы не позориться архаичностью данного вида связи, перед, часто приезжающими из Москвы, проверяющими, то ли, чтобы она не мозолила глаза местному начальству, но комната эта тропосферная располагалась в дальнем конце коридора за постоянно закрытой дверью…

Доживала тропосфера свои последние дни, в ожидании проводов на заслуженный дембель последних двух тропосферщиков- трехгодичников и на том должна была закрыться раз и навсегда.

Между тем, тропосфера обладала одним очень ценным качеством, которым не обладали другие радионаправления, работающие в диапазоне КВ: работу ее не контролировал смоленский радиоконтроль. Скорее всего, потому, что у них там приемников таких доисторических не было. Да, и вылавливать среди эфирных шумов нечто, весьма отдаленно похожее на морзянку,- это было занятие не для средних умов.

И вот, так получилось, что к одному из этих «дедов» тропосферщиков, - Анапе (потому что призывался он из солнечной Анапы), я и попал в негласные подшефные.

Надо заметить, Анапа был совершенно неповторимый типаж воина-срочника! Если бы в ту пору я был знаком с творческим наследием Ярослава Гашека, я бы обязательно сравнил Анапу со Швейком… Если объявляли построение на предмет строевого смотра, Анапу старались задвинуть куда-нибудь подальше, потому что любой, даже самый не взыскательный командир, смог бы без труда обнаружить у Анапы только по форме одежды, как минимум, 30 нарушений. Пожалуй, это было естественным следствием 3-х летней службы в тропосфере!

Меня же тянуло к тропосфере патологическое тяготение к технике, особенно к той, в которой другие мало разбирались, ну, и, наверное, не меньшее тяготение к нарушению формы одежды…

И вот, заступив на боевое дежурство, я, не без ценных указаний старшему смены со стороны «деда» Анапы, перепоручал свое направление какому-нибудь другому, менее авторитетному, салаге, а сам уходил в тропосферу, где помогал коротать последние преддембельские дни Анапе. Он мне рассказывал про море и солнце его малой родины - Анапы… Я ему про свой родной Арбат и Гоголевский бульвар… А в перерывах между ностальгическими воспоминаниями он натаскивал меня на тонкости тропосферной связи через, отражающие на определенных радиочастотах сигналы, слои Кенели-Хивисайда, накрывающих нашу грешную Землю где-то в заоблачной высоте, до которых, наверное, и Гагарин не добирался…

А уж до чего славно было щелкнуть замком изнутри, размотать, на равных с «дедом», портянки, расстегнуть все запрещенные пуговицы на гимнастерке, и заварить в алюминиевой солдатской кружке «чифиру» самодельным кипятильничком, смастыренном из двух бритвенных лезвий, трех спичек и двух проводков! Да вытащить из кармана выцветшей шинели, закроенный с ужина кусочек сахару…! А там и вздремнуть можно было в простенке за приемниками на кабельном желобе в потоке теплого воздуха из вентиляторов, зная, что никто тебя не побеспокоит потому, что тропосфера эта никому на хрен не нужна!

А, если не спалось, можно было постучать ключом от руки (что было категорически запрещено во всех других направлениях!) и вызвать радиста «Рубина», узнать, сколько осталось до ДМБ ему, а заодно и попросить его сходить к телефону и позвонить домой родителям от моего имени, поскольку все у них там происходило в Москве и ее окрестностях… Или просто потрындеть открытым текстом про секс по телеграфу, если тамошний радист вдруг оказывался в сегодняшней смене не солдатом срочником, а женщиной радиотелеграфисткой. Там, на «Рубине», все было непредсказуемо и полно тайн…

Золотые денечки пролетели быстро. Анапу, с полученными от меня «в подарок» новыми парадными сапогами, проводили перед строем на дембель. Проводили и второго тропосферщика. Официальных специалистов на замену в тропосферу подготовлено не было, на том она и закрылась. На УКВ диапазоне в эфир более никто не выходил. Дверь сняли и унесли куда-то, где она была нужней. Тропосфера начала зарастать паутиной…

Ностальгические вспоминания о золотых денечках, проведенные с Анапой за заветной дверью тропосферы, не давали мне покоя. И я придумал! У меня появился план!

Одним прекрасным днем (или ночью) я втихую аккуратненько разукомплектовал пару тропосферных радиоприемников, в которых я все знал вслепую, на ощупь, и надежно спрятал вынутые радиолампы. Молодому же литехе, - недавно назначенному командиру взвода, я доложил о том, что в тропосферной, пользуясь бесконтрольностью и снятыми дверями был произведен акт вандализма. Вследствие сего мне (а больше было некому, т.к. никто больше в тропосфере ничего не понимал!) был отдан вожделенный приказ - восстановить приемники, найти и навесить дверь, оснастить ее замком.

Лампы тут же были выписаны со склада, а какие и вытащены мною из схронов, дверь была снята с какого-то подходящего сарая и на нее тут же был установлен, давно приготовленный для этого случая, замок. Излишне говорить, что один из ключей тут же оказался в кармане моих галифе!

Проведя внештатно несколько успешных сеансов связи с радистом «Рубина», я внушил нашему молодому лейтенанту мысль о том, что не плохо было бы возобновить утраченный канал связи с «Рубином» через тропосферную связь. Мало ли, что в жизни может случиться…!

Кто служил в армии, знает, - исполняет автор инициативы! В данном случае, я для того и предлагал!

В напарники я тут же подбил приятеля и соседа по нарам – Гешку Зимакова, призванного из подмосковной Каширы, и зажили мы припеваючи! От нарядов и прочих тягот солдатской жизни тропосфера нас не освобождала. Просто, либо мы ходили в тропосферу в двухсменку, 6 через 6, либо, в те дни, когда наше отделение назначалось в очередной наряд на кухню, тропосфера просто сиротела без нас. Видимо, для командования тропосфера была чем-то вторичным… Ну, просто, чтобы нас с Гешей припахать, хоть куда-нибудь!

Одной из обязанностей кухонного наряда был вывоз пищевых отходов на свинарник. Он располагался на другом конце части. Для вывоза бочек с пищевой парашей имелось транспортное средство- старый слепой мерин с телегой. Обычно это ответственное дело поручалось мне. Видимо, как единственному бойцу, имеющему совершенно реальное водительское удостоверение на право управления мотоциклом…

И вот, как-то раз, очередное дежурство на кухне закончилось коллективной пьянкой. Откуда водку то взяли?! Ведь в округе, на десяток верст, ни единого жилья! Но факт на лицо! Результат не замедлил себя ждать. Не зря ведь говорят: «Пьяный за рулем - преступник!» Обычно, парашу надо было везти кружным путем, а тут я решил срезать на поворотах, и поперся напрямки, в аккурат, через плац, где происходила вечерняя поверка…

Как полагает вдумчивый читатель, каков был итог поездки?

Правильно! Лишение права управления транспортным средством сроком на семь суток. И не только им…

В одном их последних воспоминаний НАШИХ упоминается, что на губу из нашего достойнейшего учебного заведения просто так не брали. Местов не было! Видимо, это пошло еще со времен моей срочки…

Меня поставили в очередь.

Ну, а, пока суд да дело, Москва надумала устроить учебную боевую тревогу. По полной программе! С имитацией применения средств массового поражения, с преодолением последствий его применения и полномасштабного радиопротиводействия со стороны потенциального противника.

Что тут началось?!!!

Боевая смена - усиленного состава! И не 6 через 12, а 6 через 6! Наряд на кухню и в караул - сокращенного состава… Ну, и т.д. Создалось впечатление, что часть вымерла. На улице – никого! Зато ПРЦ и подземелье кишело деятельностью.

Это было самое наше, с Гешкой, время! По тревоге тропосферку вписывали в боевое расписание и нас уже трогать было нельзя! Таких спецов на всю часть было только двое! Одна только досада, что продыху не было, как у других. Ну, да для нас, с Гешкой, хоть бы и все два года в тропосферке просидеть, не вылезая! Там, за дверью с замочком, нам было медом намазано! И всегда был повод не открывать дверь: - С «Рубином» проверка связи шла, а сигнал такой слабый…! Ну, никак не оторваться!»

При упоминании позывного «Рубин», обычно все сразу затыкались, и никому в голову даже не приходило, устраивать какие- либо проверки наших слов! Туда по своей инициативе сами редко совались. Позвонив туда по телефону, никогда нельзя было предугадать, кто трубку возьмет? Вот и не звонили. Без приглашения, по крайней мере. Кроме тропосферы. Потому что, перед тем, как просить соединения с «Рубином», мы через эфир просили радиста посидеть у телефона ближайшие пять минут. А он, такой же срочник, подняв трубку, мог и потрындеть с тобой. А, иной раз, мог и с домом соединить! А мог и сам оттуда позвонить и, представившись, что звонят с «Рубина», предложить дежурному офицеру, а только он трубку снимал, пригласить к аппарату радиста из тропосферной связи! Все это выглядело так, как будто тебя позвал к телефону сам Главком РВСН!

Как я уже упоминал, радиоканалы отлаживались посредством передачи служебной информации по тому же радио. В упрощенном варианте можно было и по телефону позвонить. Идешь в рубку дежурного офицера, просишь разрешения позвонить, скажем, на «Фонтан». Ну, причину, конечно, придумаешь какую-нибудь глупую, почему туда через эфир не выходишь... Берешь трубку оперативного телефона. Далее выглядело примерно так:

- «Ромашка» (телефонный коммутатор)! Я - «Обзор»! Дайте «Фонтан»!

- «Фонтан»? Я - «Обзор». В направлении 2140 переходите на частоту 1627! Как понял?

Там радист в телефон повторяет.

- Подтверждаю. Переходите на указанную частоту!

В основном это касалось смены частот, в случае появления, мешающих нормальной работе, помех. Помехи могли быть естественные, т.к. связь осуществлялась на значительные расстояния. А могла быть и поставлена искусственно… Радиоконтролем, например.

Так вот, телефонные подсказки и в «мирное» то время не поощрялись. А уж во время тревоги, да еще приближенной к боевой, телефонная связь была вообще категорически запрещена.

Все! Нет ее! Уничтожена! Ваши действия?

Осталось только отлаживать связь через радио. А радио было весьма успешно задавлено помехами со стороны радиоконтроля.

Все попытки отладить каналы через запасные частоты успеха не имели, т.к. радиоконтроль перехватывал все наши потуги на смену частот и тут же снимал помеху с покидаемой частоты и ставил ее на новой, еще до того, как наш передатчик успевал на нее перестроиться!

Что начало твориться на ПРЦ - надо было видеть! Дежурный офицер (обычно в звании капитана) приобрел цвет свеклы! А, какой он должен быть, если полностью утрачена связь с «Рубином» - Главным штабом РВСН?! Как же Родина будет супостату показывать, откуда у «матери Кузьмы» ноги то растут?!

По ПРЦ бегали все. Кроме меня. Я в это злосчастное время, в тропосферке, добирал часы сна, оторванные у меня тревогой.

Однако, гвалт в коридоре меня встревожил не на шутку. Сон у солдата чуткий. Это известно всем. Особенно, во время тревоги. Понимаю, что засветиться в коридоре - дело опасное! Может, там все уже в противогазах бегают? Но любопытство взяло верх. Захожу к оперативному офицеру:

- В чем дело? - интересуюсь.

- Да, отвали ты! Не до тебя! С «Рубином» связь утрачена!

- А, что запасные частоты?

- Какие частоты! Радиоконтроль все задавил!

- Ну, а телефон!

- Какой, на хрен, телефон?! Нет его!!!

Минута размышления. И тут меня осенило: тропосфера! Ее же радиоконтроль не сечет!

- Давай, милый! Может, хоть у тебя что-то получится!

Бегу в свою тропосферку, вызываю радиста «Рубина»…

Ура!!! Он меня слышит! Отвечает!

Тут же открытым текстом (а другого в тропосферке и не практиковалось!) передаю, в каких направлениях, на какие частоты переходить.

Парень все принял. Подтвердил. И пошло!!!!

Через какое- то время, почуяв, что на «Обзоре» происходит что- то вышедшее из-под неусыпного радиоконтроля, раздается звонок в телефон из Смоленска (он, наш заклятый классовый враг, «противнику» подыгрывал, и ему можно было!):

- Как вы там, на «Обзоре» боретесь с помехами?

- А зачем нам бороться? У нас и так все работает!

- То есть, как это работает? А, как вы связь установили? Она же была потеряна. На каких частотах работаете?

- Счас! Разбежались! Вот, вы - радиоконтроль, вы и ищите, на каких частотах мы работаем!

Потом был разбор полетов…

Оргвыводы оглашал на общем построении начальник проверочной комиссии. Генерал какой-то из Москвы… Работу части в целом оценил, как хорошую, слаженную. Отдельно выделил заслугу тропосферной связи.

- Оператор тропосферной связи!

- Рядовой Зверев!

- Выйти из строя!

- Есть!

- За высокую воинскую выучку и проявленную в не простых условиях инициативу объявляю десять суток…..

Я замер: - Неужели отпуск с выездом домой?!

Тут ему замполит на ухо что-то шепчет. Видимо, про нашу пьянку на кухне и мои семь суток…

- За высокую воинскую выучку и проявленную в не простых условиях инициативу объявляю поощрение в виде снятия ранее наложенного взыскания!

- Служу Советскому Союзу!

Вот так высоко Родина оценила восстановленное управление в РВСН СССР оператором никому не известной тропосферной связи, рядовым Зверевым, будущим курсантом ВИИЯ!

ВИИЯ 1-й курс 1971

Классная началась традиция в нашем клубе: обмениваться воспоминаниями. И, что самое приятное, - при том напрочь отсутствует самая доминанта нашего времени - стремление к наживе! Вот так, запросто, как в курсантской курилке....

Хоть я сам давно уже и не курю, но захотелось подхватить эстафету и поведать и о моих воспоминаниях. Может, и не очень в тему, здесь на Рождестве, но все равно, как мне кажется, забавно.

Случай первый:

Дело происходило в Крыму.

Наверное, среди выпускников 70-х годов, наверное, не было таких, кто бы не был знаком непосредственно, или, хотя бы понаслышке, с "кузницей переводческих кадров"- в/ч 51024 или, как ее в закрытых источниках называли: «165-ый учебный центр». А на почтовых конвертах писали просто и не затейливо «п/о Перевальное».

Здесь, вдали от цивилизации и в 40 км от южного берега Крыма, или, как его там называют, - ЮБК, на который проще было попасть из Москвы, чем из Перевального, обучали выходцев их стран Африки и Ближнего Востока основам терроризма или, как по тогдашней терминологии,- навыкам Национально-Освободительного Движения, Ну, тех, которых удалось с пальм стряхнуть....

Здесь следует сделать лирическое отступление. Дело в том, что в 1971- ом, в год нашего поступления, вообще было не очень понятно, для чего нам на мандатной комиссии определили португальский? В самой Португалии у власти фашист Салазар, которого в газетах рисовали не иначе, как с окровавленным топором в руках... Какие уж тут контакты?! Где-то в Африке еще говорят на португальском... Так, тож все затюканные португальские колонии... Бразилия вроде бы еще... Так, это ж, где-то там, рядом с Америкой... Да и язык там, вроде, как не очень португальский...

Но, ударила весна 74-го года. В Португалии произошла революция «капитанов»… Оказывается не все так просто! Там, "на верху", все знали, и все было просчитано!

Газеты полны фотографий с гвоздиками в стволах винтовок... Волной прокатилось освободительное движение по Африке... В СССР за знаниями, в том числе и военными, валом хлынул тамошний народ.

Непродолжительные контакты с африканскими носителями языка имели место и до 74 года. Но, то были малочисленные группки, прибывающие, как правило, по ночам, в автобусах с задернутыми занавесочками окнами и, которых обучали где-то в глуши и по сокращенным программам. А тут "братская помощь" сбросила пелену скрытности...

На том моя стационарная учеба в стенах ВИИЯ и закончилась. Началась, так называемая, «практика», а по существу, полноценная переводческая работа в различных учебных центрах, коих в ту пору хватало на необъятных просторах нашей великой Родины. Закрутилось колесо: полгода командировки - сдача сессии (в ряде случаев формально) и опять на полгода в командировку. Но, летние каникулы, - это было свято! Вот так и прошел мой 3, 4, а затем и первая половина 5-го курса. После того, правда, больше никуда не посылали. То ли, учить уже больше было нечему... То ли, надо было, как-то выпускать. Вот так и пришил я к рукаву своей курсантской шинели шестую «шпалу» (уже небрежно, а не так старательно, как первую), получил прозвище «декабрист» и пошла наша группа, уже в составе 8-ми человек, а не 10, как при поступлении, доучиваться еще полгода.

Это я к тому, что для решения резко возросшего объема государственных задач нас, курсантов ВИИЯ, не хватало. Руководство страны быстро нашло решение. Пока нас, «чистых португальцев», гоняли по командировкам, в тылу резко начали переучивать на португальский, близких к нему, «испанцев»; учредили курсы мамлеев-«двухгодичников», которых в ВИИЯ учили только португальскому и ничему более; привлекали к переводу и гражданских лиц - студентов из пединститута им. Мориса Протеза. Еще в МГИМО учили португальский... Но тех студентов на полигонах я не встречал ни разу. Видимо, им не доверяли особо ответственную работу.

Однако, довольно лирики, вернемся в Перевальное.

Как-то в моей группе из Гвинеи-Бисау, численностью около 10 чел, которая, считалось, должна говорить на португальском, действительно было пару человек, которые как-то понимали мой высоколитературный перевод. Один из них тут же бойко переталдычивал другим 3-4 чел. на какой-то, абсолютно мне не понятный этнический диалект... В свою очередь, один из этих подхватывал эстафету и «переводил» на следующий птичий язык и т. д.

Что при таком «испорченном телефоне» доходило до последних, можно было только догадываться... А еще был один такой, которого никто и из своих не понимал, соответственно и он ничего не понимал, что происходило вокруг. Поэтому на зачетные стрельбы из АК-47, ему вместо 3 боевых патронов выдали 3 холостых. Ну, так, от греха подальше...

А грех мог случиться легко и запросто. Стрельбы выполнялись тройками из положения «лежа». И вот один из очередной тройки жмет на спуск, а выстрела нет. Еще пару щелчков шептала и, не успел я и глазом моргнуть, как курсант с обезьяньей ловкостью вспрыгивает на ноги и, повернувшись лицом в тыл, сконфуженно поясняет, что оно «нао дишпара», то бишь - «не стреляет», выразительно подкрепляя свои слова жестами, показывая при этом, как добросовестно он давил на спусковой крючок... И в этот злосчастный момент надежный, как вся советская власть, АК-47 решительно опровергает лживые слова курсанта из Гвинеи!

...В этот короткий миг моей молодой курсантской жизни в мозгу вихрем пронеслось все, чему меня учили и младшие, и старшие командиры для оборудования одиночного окопа для стрельбы лежа и все стадии его дальнейшего совершенствования....

К счастью, иностранный гавнеец не успел придать надлежащий угол возвышения стволу и три пули калибра 7,62 фонтанчиками впились в пыль под ноги мне и сапоги преподавателя огневой подготовки на одном из учебных полей 165- го учебного центра, близи подножия крымских гор.

Случай второй:

Замещал я как-то, там же, в Перевальном, заболевшего переводчика в чужой группе. Надо заметить, что штатный переводчик был не «португалец», а переученный «испанист».

Языки, как читатель уже понял, очень близкие и, в принципе, в ряде случаев, можно достичь взаимопонимания в объеме обсуждения бытовых тем и без переучивания.

Дело происходило на классном занятии. Происходит опрос по пройденному материалу:

- Кто нам расскажет про основы противотанковой обороны, при построении обороны позиции мотострелкового отделения?

Ну, кто-то протянул руку, и его вызвали. Опрашиваемый, что-то там буравит, - я перевожу. Обычный набор, уже набивших оскомину истин. И тут курсант молвит, что-то такое про то, что ключевым моментом противотанковой обороны являются «противотанковые кальсоны»!

Я охреневаю и мгновенно до предела напрягаю свою мозговую извилину, пытаясь понять, какой смысл негр вкладывает в данную идиому?! Дельного в голову ничего не приходит и я переспрашиваю. Ответ тот же....

Ну, что делать?! Как сказано, так и перевожу.... Теперь охреневает препод.

После долгих и совместных осмыслений, приходим к выводу, что, как ни крути, а речь должна идти о ПТУРСах...

И вот тут до меня дошло! В испанском и португальском очень много созвучных слов, несущих в себе один и тот же смысл. Много. Но, не все! «Реактивный снаряд» по-португальски будет «миссил» или, на худой конец, - «фогете», а вот в испанском все то же звучит, как «коэте». Так вот, в португальском языке такого слова вообще нет. Но есть близкое по звучанию «куэка», как читатель уже понял, «кальсоны» в русском значении. Можно, конечно, про кальсоны и на поле боя упомянуть, но уже, верно, совсем в других смыслах....

А фишка вся была в том, что штатный переводчик перевел из речи преподавателя термин «ПТУРС», как «противотанковая коэте», ну а простодушные «кондраты» (местное название африканских курсантов, переделанное примерно по тому же принципу, о котором я и рассказываю, из «камарада», то бишь «товарищ»), не утруждая себя смысловым анализом, и ни в малейшей степени не подвергая сомнению слова белого «гуру», быстренько подравняли «коэту» под «куэку» и так и записали....

Случай третий:

Дело происходило в столице солнечной Киргизии, городе Фрунзе. Теперь он носит какое-то невнятное тюркское название, то ли Пишпек, то ли Бишкек... Короче, одно из них он носит сейчас, а другое было тогда на вывеске самого приличного (а, может, и единственного) ресторана, в котором мы с моим напарником, капитаном Мирошниченко, как-то вечером ужинали и пили водку в пустом зале, если не считать еще одной компании, центральной фигурой которой и оказался наш случайный собутыльник, не понимавший не единого слова по-русски, но превосходно говоривший по-испански. Находка для Мирона, только что вернувшегося с Кубы из командировки. Оказалось - певец Рафаэль! Он туда на гастроли приезжал. Русских слов из нашего разговора он вряд ли много запомнил. Печатных, по крайней мере. Но водку пить по-русски мы его научили конкретно....

Располагалось там во времена могучего СССР летное училище. Учебное заведение солидное, обладавшее мощно развитой инфраструктурой. Да и, как ею не располагать, если авиация- это и вертолеты и истребители и бомбардировщики и транспортная авиация... И для каждой нужен свой аэродром, своя взлетная полоса, своя служба технического обеспечения и т. д. Вот и раскиданы были полки по всей территории Киргизии. Ну, а во Фрунзе стоял вертолетный полк. Туда и приехали 20 негров из Анголы. 10 чел. учиться на пилотов. Остальные 10 - на техника вертолета. Это были уже не чурки, как те, из Перевального... Язык знали все, и знали не плохо. Да, и вообще, дело мы имели, хоть с какими-то, но, тем не менее, с офицерами регулярной армии Народной Республики Анголы, откомандированных в СССР на учебу дружественной КПСС МПЛА.

Сколько МПЛА платила за обучение каждого и в какой валюте, - это был большой государственный секрет. Мы же получали свои 310 руб. в мес. + командировочные и были очень довольны. Авиаторы ни на какие местные мероприятия нас двоих, краснопогонников, не привлекали, а осознание важности нашей миссии в деле упрочения международного авторитета СССР, а заодно и увеличения его золотого запаса особенно раздувало наши щеки.

Я работал в группе техников. Авиационная тематика показала, что полных оборотов в плане знания языка я еще набрать не успел. Спросить тоже было не у кого, если не считать испаниста Мирона. Но я у него ничего и не спрашивал, чтобы снова не попасть на «противотанковые кальсоны» и пытался выехать на собственной изворотливости и природном тяготении к технике. А попробуйте-ка вот так, с листа и без подготовки, перевести: «угол атаки», «вертикальная составляющая вектора тяги», «автомат перекоса» или вообще апофеоз: «отжимной прижим»!

Изучали устройство двигателя вертолета. Тема занятий была: «Вал газовой турбины». Шла проверка усвоения ранее изложенного материала. Занятия проводил преподаватель - п/п-к Сергеев. Невысокий такой, плотненький, но очень живой и эмоциональный человек. В классе стоит разрезной макет двигателя.

- На чем крепится вал турбины?

В ответ - тишина. И так и сяк... Ну, никто отвечать не хочет! (Хотя, думаю про себя: - чего проще?!)

П/п-к Сергеев, теряя терпение, топает ногами по полу и, размахивая кулаками, вопит: О-П-О-Р-Р-Р-А!!!!

Т. е. вал установлен на опорах. Их там штук 5 последовательно, с переду до заду.

В аудитории мертвая тишина, взорвавшаяся диким приступом негритянского хохота!

??????? (для п/п-ка Сергеева!)

Португальский язык, как язык бывших мореходов и пиратов, богат на всякие такие словечки (хотя, до русского ему в этом плане, как до Киева...). И вот то самое слово «порра» на языке оригинала даже в мужском обществе употреблять рекомендовалось только в строго определенных ситуациях... Женщины-то, при произнесении этого жуткого ругательства, вообще в обморок сразу впадают… А, уж, если при этом еще и ногами топать........!!!

Если у меня и были кое-где пробелы по авиационной тематике, то данный сегмент языкового поля у меня уже был довольно плотно отработан еще в Перевальном.

Случай четвертый:

Нечто похожее было со мной уже в Питере, на Центральных Артиллерийских Офицерских Курсах, где я дослуживал последние 10 переводческих лет....

Идет лекция по тактике в группе командиров артиллерийских дивизионов. Опять же для офицеров НРА. Занятие ведет п-к Железинский (кликуха - «Железо»). Всем на зависть, счастливый обладатель кремового цвета новенькой «Волги» ГАЗ-24, привезенной им из командировки в качестве советника, куда-то на Ближний Восток.

Идет перечисление чего-то там...

- Первое.....

Я перевожу: «Примейро:....»

Каждый, кто хоть близко стоял с латынью, знает, какие сладкие воспоминания, о чем-то первом, навевает слово: «примо»!

Каждый... Но, не Железо:

- Переводчик! Какие, на хрен, ПРИМЕРЫ?! Я сказал ПЕРВЫЙ!

И, под конец, случай пятый.

Хотя, по хронологии, его следовало бы поставить первым потому, что с него у нас, едва одевших форму курсантов первого курса, началось изучение португальского языка.

С «португальцами» в стране было не густо. 10 чел. свежеиспеченных лейтенантов выпуска 1971 г. и наш набор, те- же 10 чел. набора того же 71 года.

Из предыдущего выпуска одного лейтенанта оставили нам преподавателем. На подполковничью должность. Борис Кононов. Мы его потом Бобом звали. Детина - косая сажень в плечах! Он, по-моему, даже в дверь боком втискивался, поскольку всем фронтом ему было в проеме тесно.

И вот: «первый раз в первый класс!»

К 09.00 мы сидим в классе. Руки на столе, спинки прямо.... Открывается со скрипом дверь и в нее втискивается нечто в новеньком, отлично подогнанном, кителе с лейтенантскими погонами, каждый длиной с норвежскую селедку. Садится молча на место преподавателя. Молча открывает новенький скрипучий портфель. Достает и долго раскладывает, не спеша, какие-то бумаги. Ситуация подсказывает, что он не знает, с чего начать...

Разложил… Еще посидел минут с пяток, глядя в окно и положив на стол руки, сжатые в кулаки, каждый размером с мою голову.

Потом, что-то у него в голове сработало и раздается вопрос:

- Кто может сделать вот так?

За два года срочной службы я много всякого насмотрелся, в том числе и, как, особо продвинутые в плане физического воспитания, товарищи поднимали с пола стул, прихватив его у пола за ножку.

Кто, со стороны спинки. А, кто-то, для большей важности, и с противоположной.

Однако, Боб опрокинул все наши самые смелые предположения. Он прихватил стул за поперечную перекладину. Едва втиснув лапищу в тонюсенькую щель, что под сидением казенного стула. Спереди. Ту, что напротив спинки. Не спеша, поднял стул перед собой и, так же не спеша, повернулся чуть вправо и поставил его на свой стол.

Завершив экзерсис, испытующе оглядел аудиторию.

В наших рядах застыла гнетущая тишина. Слева от меня за столом сидел Валерка Королев. Мы уже успели познакомиться. Каким-то образом его оставили на второй год после того, как у него не заладилось в предыдущем году с арабским... Он, конечно, не был косой сажени в плечах, но и то же не прост.

- Разрешите, я попробую?

- Пробуй!

Валерка так же, не спеша, без суеты, повторяет те же манипуляции, и ставит стул туда же, на стол, куда его поставил Боб.

- Фамилия?

- Курсант Королев!

- Садись! А теперь начнем изучение португальского языка.

Вот так у нас был преодолен языковой барьер с нашим ведущим преподавателем.

Если мои «мемуары» вызовут у кого-то улыбку и поднимут настроение, я буду считать цель достигнутой,

Счастья, здоровья и удачи всем нашим выпускникам в наступившем 2013 году.

Мог бы сказать, что это в Анголе, но на самом деле это на артиллерийском полигоне в Луге