Виктор Константинович Сурконт Восток - 79
День рождения дочери.
Весна 1981 года. Афганистан. Отдельный радиобатальон ОСНАЗ, расположенный на склоне гор в пригороде Кабула Хайрхана Мина.
Идут рутинные дни на КП батальона в перерывах между командировками на отдаленные точки, выездами по заданию разведотдела 40А и рейдами в основном в провинциях Баграм, Газни, Пактия и Пактика.
Из развлечений – тщетные и больше показные попытки вывести из сплошного хронического запоя 41-летнего старлея Русина и не менее бесполезные попытки комбата майора К. навести порядок в батальоне. От комбата К., видимо, с огромной радостью избавились в Ташкентском полку ОСНАЗ, на базе которого был сформирован наш батальон. В мою бытность на КП батальона я не видел его (И слава Богу!) ни разу, во время приезда высокого руководства из Центра он даже не смог доложить, какие задачи стоят перед вверенной ему частью.
Итак, шли монотонные дни, покрытые мельчайшей серой пылью. Но монотонность и однообразие на самом деле были кажущимися. Приближалась середина апреля, когда по всем расчетам и законам природы должна была появиться на свет моя дочь. В те времена уже можно было до родов определять пол ребенка. Но мне так хотелось, чтобы первой была девочка, что я уверовал в это и практически знал, что у меня будет дочь, и без участия медиков. А уж имя было найдено задолго до ее зачатия. Елизавета.
16 апреля, 22.30. Заканчивался очередной день, не принесший никаких новостей. И в этом богом забытом уголке на склоне гор, в огороженном колючей проволокой батальоне было абсолютно непонятно – как такая важная для меня и абсолютно инородная для военной системы информация может достичь адресата. Если в письме, то оно идет 2 недели, с отпускниками – в ближайшие пару недель тоже никто не ожидался (из отпуска или командировки в Ташкент должен был вернуться комбат, мне сильно повезло, что он отсутствовал). Тем не менее, все решилось самым простым образом. Сообщение о рождении дочери (без даты и проч. деталей) было передано по радиосвязи из штаба 40А и принято дежурным по батальону.
Я сидел, оглушенный этим радостным событием. И, видимо, еще долго оставался бы в этом состоянии, если бы не настойчивые намеки (более похожие на требования) моих коллег, сослуживцев, друзей на необходимость обмыть столь знаменательное событие. Несмотря на то, что рождение Елизаветы было абсолютно прогнозируемым событием, но в плане готовности - оно было как гром среди ясного неба. Спиртного не было ни капли, никакого. Кто служил в нашем батальоне, прекрасно знали, что водка (самогонка, спирт) больше суток просуществовать в том окружении не могли. Заначку в десятиместной офицерской палатке было делать бесполезно. Люди просто физически ощущали близость водки даже в фабричной упаковке и ходили кругами как сомнамбулы вокруг предполагаемого схрона.
Итак, наступил момент бурной активности. Одни совершили набег на продсклад и раздобыли закуски, другие снарядили гонцов в Махалю (жилой квартал у склона горы, где стоял наш батальон) и принесли виноградную самогонку – кишмишовку (ужасную на вкус и с отвратительным запахом), упакованную в целлофановые пакеты. Праздник начался.
Описать этот процесс под силу только маститым сценаристам и кинорежиссерам. Я не берусь. Лучше посмотреть эпизод пьянки в фильме «9 рота» или каком другом об Афганистане. К часу ночи мы уже вскрыли батальонный склад с боеприпасами и изъяли оттуда все необходимое – трассирующие патроны, осветительные и сигнальные ракеты (благо инженер батальона входил в круг моих друзей и участвовал в застолье). И тут неофициальная часть торжества закончилась и начался сам праздник. Население района Хайрхана Мина, хотя и привыкшее к различным неожиданностям за годы после Саурской (Апрельской) революции, сначала содрогнулось от ужаса, а потом высыпало на крыши своих глинобитных домов и с восторгом дивилось на праздничный фейерверк.
Склад боеприпасов был всего лишь батальонным и салют к всеобщему огорчению (нашему и местных жителей) закончился быстро, минут через тридцать. К этому же времени у нас закончилось и спиртное. Праздник, как казалось, стал сходить на нет. Все улеглись спать. Остались бодрствовать два человека – я, переполнявшие меня эмоции не давали успокоиться, и таджик-двухгодичник, выпускник Ташкентского университета с персидским языком лейтенант Асрор. Когда все разошлись, я заявил, что хорошо бы еще оповестить о рождении дочери и моих одногрупников – ВИИЯковцев, которые проживали на другом конце Кабула в так называемом советском микрорайоне. Но для осуществления этого важного и неотложного дела существовало несколько мелких препятствий. Время было третий час ночи, а в Кабуле в тот период действовал комендантский час, пароль же в наш батальон не сообщали никогда. Не было у нас и транспорта, а движение в городе замирало еще за час до начала комендантского часа.
Такими пустяками мы даже не стали заморачиваться, быстро переоделись в гражданскую одежду, оставили оружие (этот шаг позже оказался абсолютно верным) и спустились в Махалю. По узким дорожкам между глинобитных одноэтажных домов шли пока не увидели припаркованную желтую Тойоту-такси. Способность к логическому мышлению подсказала, что хозяин такси живет в ближайшем доме, в ворота которого мы стучали руками и ногами минут пять. Далее знания языка, полученные в институте, опыт общения с афганцами, приобретенный за два года стажировок в Афганистане, а также навыки выживания в казарме на Волочаевской и в батальоне ОСНАЗ позволили в считанные минуты убедить владельца такси в абсолютной естественности нашего желания добраться ночью до советского микрорайона. Хотя, может быть, решающим аргументом стала просто запредельная сумма обещанного и тут же врученного гонорара.
Гордо и с комфортом нам удалось проехать не более километра. Далее последовали истошные крики афганских патрульных «дриш!!!!» (стой!), винтовки с примкнутыми штыками – в окна такси, и я с Асрором с поднятыми руками доставлен в оказавшийся поблизости полицейский участок.
В участке полицейские вполне дружелюбно выслушали мою историю о том, что я (якобы военный советник из 4 танковой бригады) вместе с переводчиком (Асрор) возвращался из Баграма (город в 60 км от Кабула по этому направлению), наша машина сломалась, пытались отремонтировать в воинской части (показали направление на наш батальон), но безуспешно. А рано утром на операцию, опоздание может привести к срыву и т.д. В итоге, попросил полицейских довести нас на своем транспорте. Не прокатило из-за одной маленькой, досадной детали. Бензин у афганских полицейских, как и во всех остальных службах и ведомствах, был строго лимитирован и заливали его а автомашины чуть ли не каждый день по несколько литров. Короче, они вызвали советскую военную комендатуру (40А).
Приехавшим за нами десантникам на ГАЗ-66 была предложена все та же версия, но уже на чисто русском языке. Те сказали, что должны убедиться, что мы именно из группы военных советников, для чего должны проследовать к месту нашего проживания. Я с большой радостью сообщил адрес Сергея Барановского, самого изворотливого и изобретательного в курсантские годы не только в нашей группе , но и, пожалуй, на курсе. (К сожалению, Сергея Барановского вот уже десять лет как нет с нами, он погиб при освобождении заложников в «Норд-Осте»). Также нам было предложено сдать оружие, если таковое имеется. Оружия при нас, как я и говорил выше, не оказалось. Кроме этого, лейтенант-десантник в категоричной форме сообщил, что в любом случае доставит нас в комендатуру. Попадание в комендатуру даже в Афганистане означало крупный залет с последующими оргвыводами. Этого надо было избежать любым способом.
Мне оставалось только положиться на случай и действовать по обстановке. И ведь судьба или провидение уже расставили все по своим местам.
Прибыв по адресу, мы долго звонили в квартиру на первом этаже пятиэтажки, где проживал Сергей и еще один выпускник нашего института. Минут через пять дверь открыла девушка, работавшая медсестрой в совсем другом контракте и жившая совсем в другом доме. Галю я видел пару раз в те редкие случаи, когда удавалось вырваться из батальона и застать ребят дома. Лицо у Гали, естественно, было заспанным, волосы примятыми как у куклы из коробки, явно с вечера они выпивали. Но самое примечательное было то, что она открыла дверь в абсолютно прозрачной ночной рубашке. Сергей и сосед были на операции, а Галя с женой соседа вечером что-то отмечали. Впрочем, несмотря на ранее утро (было уже где-то около 5 часов) и свое физическое состояние, она вполне внятно повторила за мной мою фамилию и то, что я проживаю в этой квартире. Когда я повернулся к лейтенанту-десантнику и двум его бойцам, я увидел, что они чуть ли не превратились в соляные столбы (см. книгу Бытия) и не в состоянии были реагировать на какие-либо внешние раздражители и забыли зачем сюда приехали. Они не могли оторвать своих глаз от практически ничем не прикрытого юного и весьма соблазнительного тела медсестры Гали.
Промедление было смерти подобно. Я радостно констатировал, что вот проблема и решена, наши личности установлены и нам незамедлительно надо собираться на операцию. После чего взял Асрора за руку, впихнул в квартиру, попрощался (устно, без рукопожатий) с уважаемыми десантниками и закрыл дверь в квартиру изнутри. Судя по гробовой тишине на лестничной площадке, они продолжали пребывать в том же состоянии еще в течение пары минут. Потом они немного потоптались на месте, но стучать в дверь к военным советникам не стали – сработал определенный стереотип поведения. Я услышал, как они завели свой ГАЗ-66 и уехали. Лейтенант, как и подавляющее большинство тех, кто воевал (не важно в какой горячей точке) оказался нормальным и не стал пытаться насолить (вымышленным) военным советникам. Хотя военные советники в наших глазах (в глазах офицеров 40А) были практически полубогами (жили в домах с электричеством, минимальным набором удобств и мебели, с женами и детьми, получали какие-то астрономические зарплаты – и это на фоне нашего холостого, полуголодного пребывания в палатках, без воды, в условиях полной антисанитарии и при самой убогой, я бы даже сказал нищенской, зарплате).
Когда раз в несколько месяцев удавалось вырваться к своим бывшим одногрупникам, я просто наслаждался возможностью принять горячий душ, посидеть в мягком кресле, выпить чаю из чашки и послушать музыку. Хотя, объективно, ребята тоже жили не в самых комфортных условиях. Но все познается в сравнении.
Дальше все было просто и быстро. Из одногрупников я застал дома только Олега Фарниева, сообщил новости и попрощался. Ему уже надо было идти на работу, а нам возвращаться в батальон. Обратно на такси мы доехали быстро и без приключений.
Перед тем как улечься спать (а все только встали) предупредил коллег, что меня будить только в двух случаях – нападение на расположение батальона крупных сил моджахедов и приезд в наш батальон министра обороны СССР. И то и другое практически в равной степени было исключено, поэтому отключился я моментально и уснул крепко.
Но не тут то было. Часа через два меня разбудили и сказали, что вызывают в штаб батальона. Я, естественно, послал подальше пришедшего за мной дежурного. Вся правда жизни полностью была на моей стороне. У меня родилась дочь, ночью мы никого не застрелили и даже не ранили, стрельба – не в счет, это обыденное явление, о нашем ночном вояже еще никто не знал. Напиться вусмерть при таком событии я был просто обязан по законам офицерской чести нашего батальона, а за почти полтора года службы меня пьяным ни разу не видели. Так что послать всех подальше имел полное моральное право.
Требования дежурного встать и пребыть в штаб не прекращались. Тогда я решил, что лучше будет узнать, кто это обнаглел до такой степени, разобраться с ним, а потом спокойно продолжить свой сон. Умываться, чистить сапоги, причесываться и приводить форму в порядок не стал – это не особо культивировалось в нашем батальоне, а в данной конкретной ситуации было просто лишним. Раньше пришел в штаб – раньше лег спать обратно.
Батальон наш стоял на склоне горы, и бульдозерами были сделаны ровные площадки – террасы для антенного поля, палаток, рабочих палаток и автомашин – в кунгах которых были наши рабочие места. Верхняя площадка-терраса была штабной. Площадки соединялись ступенями, выложенными камнями. Идти было тяжело, голова раскалывалась, поднять ее не мог и смотрел практически себе под ноги. У верхней, штабной площадки на верхних ступеньках увидел чьи-то ноги, но решил, что голову поднимать не стану, слишком больно. Все равно ведь подниматься, а там уж увижу, кто это стоит. Когда ступил на первую ступеньку, до моего затуманенного разума дошло, что ноги-то не совсем обычные. Человек наверху был в повседневных военных брюках и ботинках... Этого не могло быть! За полтора года я ни разу не видел людей (т.е. военных людей) в повседневной форме и в ботинках! Любопытство взяло верх над головной болью помноженной на недовольство «некорректным» поведением штабных.
Когда я все-таки поднял голову, то увидел, что наверху стоит … мой ОТЕЦ! Отец был военным, полковником–связистом, человеком с интереснейшей судьбой и очень долгой военной службой. Занимался созданием «военного» телевидения в группах войск и отдаленных гарнизонах. В том числе и в Афганистане, где он побывал практически во всех провинциях и более-менее крупных гарнизонах. Короче, известие о рождении внучки застало его в Ташкенте, откуда вечером он и умудрился передать долгожданную весть мне в батальон. А утром, прилетев в Кабул, попросил машину и первым делом заехал ко мне в батальон.
Все было бы совсем прекрасно, но только в его глазах я прочел УЖАС от того, в каком состоянии он видел меня. Остальное я домыслил сам – сын попал служить в самую дыру, в какой-то заштатный батальон, плохое окружение, деградация, разложение личности и т.д. Но буквально нескольких мгновений было достаточно, чтобы ситуация прояснилась и страхи и самые худшие подозрения отца рассеялись.
Ну а дальше… на пару дней был отпущен с отцом. И празднование рождения дочери продолжилось в компании отца и институтских друзей. В цивилизованных условиях, с приличными напитками и закусками. Но это празднование, хотя и в обществе отца и одногрупников, не стало для меня более значимым, чем первое - в палатке и с кишмишовкой.
Закончил живописать этот эпизод из своей ранней службы и … немного призадумался. Писал с душой и на одном дыхании, думаю, что те, кто служил в ОРАДБ ОСНАЗ в пригороде Кабула или по роду службы сталкивался с ним, также с удовольствием вспомнят свои молодые годы. Перед остальными готов заранее извиниться, если повествование показалось им скучноватым, затянутым и малохудожественным.
С уважением и любовью ко всем выпускникам ВИИЯ.
П.С. А Лизочка родилась здоровой и смышленой. И ровно через два года она очутилась все в том же Кабуле, куда я прибыл в очередную служебную командировку. Но это уже совсем другая история.