Алексей Борисович Степанов Запад – 80:

Ача* или «Кошмар на улице Суворова»

Зарисовки о работе военных переводчиков с индусами в Скулте летом-осенью 1987

· Ача! – хорошо (хинди)

Скрооывать не стану: как выпускнику Военного института мне в службе повезло, возможно, больше другим референтам-переводчикам. Получив после окончания в 1982 году 1-го факультета (западных языков) распределение в ГРУ ГШ, я за 32 «календаря» прошёл много должностей: военная разведка, переводческая и преподавательская деятельность, отдел военной геральдики и, как венец карьеры, – знаменитая «Десятка» – Главное управление международного военного сотрудничества.

За время службы я побывал во многих учебных центрах, где готовили иностранные военные кадры, объездил полмира. А это каждый раз – новые впечатления, знакомства, приобретение житейского и служебного опыта. Одним из таких мест было Скулте, военный аэродром авиации Балтийского флота под Ригой, где во второй половине 1987 г. советские специалисты и переводчики готовили индийские экипажи и техперсонал на самолёты Ту-142М.

В 1987 году подходила к концу моя пятилетняя служба в ГСВГ. Да ещё где! В Берлине! И заключалась она в ежедневных поездках в Западный Берлин с целью патрулирования и наблюдения за военно-политической обстановкой в городе. Работа – преинтереснейшая. А впереди – отличная перспектива: Москва и не менее интересная и престижная работа в ГИУ ГКЭС. Но в какой-то момент в мою судьбу вмешался начальник ГУК МО СССР генерал армии Язов. Одним из его требований к прохождению службы офицерами было обязательное и далеко не кратковременное «посещение» ими отдалённых округов. Ну, и пусть, что у меня немецкий и английский языки и майорская должность. Приказ о замене в Туркестанский военный округ пришёл неожиданно, раньше обычных сроков, в апреле (обычно замена из групп войск проходила в июне-августе). Но главное, куда: учебный центр зенитно-ракетных войск ПВО, располагавшийся в пустыне неподалёку от небольшого железнодорожного полустанка Янгаджа на пути из Красноводска в Ашхабад. И вдобавок – капитанская должность.

Но так как путь из Берлина в ТуркВО проходил через Москву, я посетил ГУК, где и попытался «качать» права. Давил на то, что назначен на новую должность с понижением без всяких на то причин. Да и языки у меня для Туркестана не подходящие. Но полковник из отдела загранкадров, применив тактику кнута и пряника, довольно быстро меня переубедил. Хотите майорскую должность? Проблем нет: назначим начальником разведки танкового полка где-нибудь в Забайкалье. И там лет десять до следующей замены. Но в Янгажду всё равно придётся ехать и ждать там нового назначения. Вариант второй: два года в ТуркВО, а затем – курсы военных наблюдателей и служба в миссии ООН на Ближнем Востоке. Эта перспектива мне понравилась больше.

И вот я в Янгадже. Описывать это захолустье не буду: для этого потребуется не один лист бумаги. Первые слова врио начальника отделения переводов были следующие: «Опять немца прислали!». Оказалось, что год назад сюда же прибыл ещё один бедолага с немецким языком – Вася Модлинский, служивший в Западном Берлине на должности заместителя директора тюрьмы Шпандау, в которой сидел Рудольф Гесс.

Но главное заключалось в том, что никакой работы ни с английским, ни, тем более, с немецким языком здесь вообще не предвиделось. В этом учебном центре готовили в основном арабов. Вскоре выяснилось, что переводчики с европейскими языками весьма востребованы в других местах и практически всё время проводят в командировках в многочисленных вузах и учебных центрах, где обучаются англо-, португало-, испано- и франкоговорящие «братья по разуму». Одним из таких мест на момент моего прибытия в Янгаджу и оказалось Скулте, где был развёрнут временный учебный центр морской авиации.

Наш переводческий отец-командир меня пожалел, связался с ГУКом и договорился на счёт командировки. И вот, не прошло и месяца, а я уже – в Риге, а через час с небольшим после прибытия в столицу ещё советской Латвии – в Скулте. Первый, кого я встретил в военном городке, оказался переводчиком, как позже выяснилось «двухгодишником», выпускником МГИМО, ярким представителем советской «золотой» молодёжи Фифой, в миру – старшим лейтенантом Игорем Ф.

Разместился на первом этаже общежития, где и проживали все переводчики, сдал командировочное предписание и встал на довольствие.

Что же представлял из себя переводческий контингент? В Скулте ГУК направил переводчиков из нескольких учебных центров. Двое считались местными, из центра ВМФ по подготовке экипаже ПЛ в Болдерае под Ригой. Оба капитан-лейтенанты, выпускники ВИИЯ 1979 года. Один из них, кажется Смирнов, имел самое лучшее для такого случая сочетание языков: хинди и английский. Он и был назначен ГУКом начальником над переводчиками. Второй – крупный латыш по имени Янис, сын местного кулака (его отец держал большое хозяйство на хуторе). Янис говорил с ярко выраженным прибалтийским акцентом, но был весьма снисходителен к шуткам, которые часто отпускали в его сторону, особенно вышеупомянутый Фифа. Рассказывали, что после развала Союза Янис даже был некоторое время главкомом ВМС Латвии. Но вполне возможно, что это и не так.

Следующая группа была из Краснодарского лётно-технического авиационного училища, которое в то время готовило исключительно иностранцев. Эти ребята, в отличие от других, отлично владели авиационной терминологией и имели большой опыт работы в этом направлении, особенно Коля Поливяный, Саша Долгов и капитан Саша К. Стоит сказать, что К. являлся выпускником не ВИИЯ, а разведфака Киевского ВОКУ. Он был самым старшим из нас, переходившим уже не один срок в капитанском звании. Его главным достоинством в глазах начальства являлось то, что, в отличие от других переводчиков, он был НЕПЬЮЩИМ (!!!). Но об этом позже.

Ну, и самая многочисленная группа приехала из моей «родной» Янгаджи, эдакий набор «универсальных солдат». Уже известный нам Фифа, мой однокашник и друг Антон Кузьмин, двухгодишники Женя Филимонов и совсем ещё молодой лейтенант Игорь Беляев.

Меня прикрепили к группе техников по двигателям в помощь к Филимонову (по правилам на каждую учебную группу полагалось по два переводчика). Для меня это был первый опыт работы на технике. Но трудность заключалась не только в недостаточном знании технических терминов, но и в самом языке. Дело в том, что у индусов не только ужасное произношение, но и говорят они на индийском диалекте. С офицерами было несколько проще, а вот старшинский состав… На первых порах я местами вообще не понимал, что они говорят. Приходилось по несколько раз переспрашивать, что они имеют в виду. Но диалект освоил достаточно быстро, стал не только понимать, но и говорить на нём: эдакой смеси английского с индийским. И потом ещё долго вместо «Окей!» я автоматически говорил по-индийски «Ача!». Терминологию тоже одолел, притом именно ту, что использовали индусы, а не классику.

Всё начиналось с пива

Действительно, с чем-чем, а с пивом в Латвии в то время проблем не было. Прекрасное разливное подавали в ресторане/баре в центре Риги, на улице, фигурировавшей в фильме «17 мгновений весны», как Блюменштрассе и знаменитой тем, что на ней профессор Плейшнер выбросился из окна. Были и другие, не менее примечательные «очаги культуры». Но довольно быстро к поездкам в Ригу мы охладели. Во-первых, все достопримечательности старого города были изучены, во-вторых, в выходные дни город погружался в антисоветские и антирусские демонстрации. Латыши делали вид, что не понимают русский язык. В связи с этим я стал спрашивать, как пройти на ту или иную улицу по-немецки. Реакция была прямо противоположной.

Поэтому в Ригу стали выезжать только с одной целью: «затариться» бутылочным пивом и употребить его в общежитии за игрой в преферанс. Но в какой-то момент наступил кратковременный кризис, выразившийся в перебоях с поставкой бутылочного пива в местные магазины. На помощь пришёл капитан-лейтенант Янис, который поведал нам, что в Риге на улице Суворова есть колхозный магазин «Лячплисес», где можно купить настоящее колхозное пиво в бочках.

Магазин мы нашли достаточно быстро, хотя он и находился во дворах (опять помог немецкий язык). Пиво, действительно, продавали в настоящих дубовых бочках объёмом от 25 до 150 литров. Цена – рубль за литр + 100 рублей в качестве залога за бочку (независимо от её литража) и кран.

Прикинули, что 25 литров будет вполне достаточно. В тот же вечер бочонок был опустошён. Пиво было свежесваренным, густым и достаточно крепким, но о-о-чень вкусным. На следующие выходные мы с пустым бочонком выдвинулись в сторону улицы Суворова. Янис, участвовавший в первой «дегустации» колхозного пива, посоветовал говорить на латышском. Тогда, мол, и бочонки меньшего литража можно купить, например, литров на 15.

Надо сказать, что завету великого Карла Маркса: «Чужой язык есть оружие в жизненной борьбе», я следовал всегда и азы латышского языка освоил уже в первые дни командировки. В гарнизонной библиотеке я взял русско-латышский разговорник и зазубрил основные слова: «здравствуйте, до свидания, пожалуйста, спасибо» и т.д., ну и, конечно, «пиво». А добродушный Янис, на свою голову, научил ещё и латышским ругательствам.

И вот мы заходим в магазин. Далее шёл диалог на латышском:

- Свейки! (Здравствуйте!)

- Свейки! Вини велас кунги? (Здравствуйте! Что желают господа?)

- Лудзу алус (Пожалуйста, пиво)

- Сик литри? (Сколько литров?).

А вот тут провал: числительные я ещё не выучил. Переходим на русский:

- Пятнадцать литров.

- Пятнадцать литров нет, - растягивая гласные, отвечает продавец, он же – хозяин магазина.

- Тогда 25.

- Нет двадцать пять.

- А сколько есть?

- Только пятьдесят.

Совещались не долго. Пришлось брать 50-литровую бочку. Но если в первый раз нас было пятеро на 25-литровую бочку, то в этот раз – только трое. Кое-как выкатили её во двор, а затем поймали такси и загрузили пиво в багажник. В Султе вынесли одеяло из общежития, положили в него бочку и без особых усилий занесли в комнату. На мероприятие приглашались все желающие. Пивной запах разнёсся по всей общаге. Но 50 литров есть 50 литров. В итоге что-то даже осталось на понедельник. Но вечером, после занятий пиво уже было пить не возможно: оно прокисло.

В следующие выходные мы решили пиво заменить поездкой в Юрмалу. Но ещё через неделю нам волей, неволей пришлось ехать в магазин, чтобы сдать бочку. Числительные я к тому времени уже выучил, но это нам не помогло. Хозяин магазина нас запомнил и предложил уже 100-литровую бочку (!). «Меньше нет», - сказал он. В том, что он нагло нас обманывал, мы не сомневались. Другие, быть может, и отказались, но только не мы. Взяли 100 литров, благо казённое одеяло было с собой. Когда бочку загрузили в багажник такси, «Волга» просела назад. Водитель хотел было отказаться, но его уговорили, пообещав дать рубль сверху. Так мы и ехали до Скулте, задрав нос и цепляя задним бампером все неровности на дороге.

В общагу бочку решили не тащить, а устроить «пикник на обочине». Тем более, что пивными выходными стал активно интересоваться майор-замполит, прибывший из Кипелово, где являлся начальником то ли дома офицеров, то ли университета марксизма-ленинизма.

Выгрузились метров за 200-300 от территории городка, с огромным трудом затащили бочку вверх по склону в лес. А леса в тех краях сплошь из корабельных сосен. Для победы над 100-литровой бочкой собралось человек двенадцать. «Октоберфест» по-русски продолжался до поздней ночи. Естественно, употребить такое количество пива за один вечер, пусть и затянувшийся, мы не смогли. Бочку решили оставить в лесу до утра. Охранять её вызвался капитан Поливяный и с ним ещё пара человек. Их песнопения из леса гражданское и военное население Скулте слушало до утра.

Но мир не без добрых людей, и на утро замполит устроил шмон, т.к. точно знал, что вчера была куплена большая бочка пива, спрятать которую в комнате было не возможно. Но не только бочки, никаких следов гулянки он, к своему сожалению, не обнаружил.

Вернувшись после завтрака в лес, мы застали ужасную картину: бочка скатилась в овражек, а на её месте спали, завернувшись в одно одеяло, три переводчика. Праздник продолжили, а вечером, забросав пустую бочку ветками, оставили её дожидаться следующей субботы.

Эта бочка стала крайней в нашей пивной эпопее. Во-первых, закончились деньги, а, во-вторых, мы стали уже серьёзно опасаться пристального внимания со стороны партийно-политического руководства.

От «Белой лошади» до одеколона

Индийские вооружённые силы унаследовали много хороших традиций от ненавистных британских колонизаторов. В частности, порядок обеспечения военнослужащих спиртными напитками. Каждому индийскому военнослужащему выделялось на месяц определённая квота на бесплатную выдачу алкоголя, количество которого зависело от категории (офицеры, старшины, рядовые). Например, офицеру в месяц, если мне не изменяет память, полагалось 20 позиций, из них 5 бутылок виски, 5 – рома и остальные 10 – пиво. У старшин эта квота была несколько меньше. Этот порядок обеспечения сохранялся и при нахождении индусов за границей, за исключением того, что пиво заменялось ромом из расчёта один к трём. Спиртное индусы привезли с собой, а потом регулярно пополняли свои запасы, получая его из посольства. Особого разнообразия не было: виски «Белая лошадь» и военно-морской ром. Виски были ещё туда-сюда, а ром, по-настоящему, чудовищным. Офицеры предпочитали вискарь, и поэтому старшинам доставался в основном только ром. Надо сказать, что между индийскими офицерами и старшинами пролегает огромная пропасть. Мне и после приходилось работать с индусами: моряками и ПВОшниками, но таких строгих разграничений во взаимоотношениях я больше нигде не встречал.

Первым о «халявном» алкоголе узнал Фифа. По вечерам он стал регулярно захаживать в гости к подопечным офицерам, где под «Белую лошадь» крепил советско-индийскую дружбу. Основная же масса переводчиков общалась со старшинами, которые охотно приглашали нас в гости, угощали ромом и индийской едой (всевозможные специи они в огромном количестве привезли с собой). Мы, со своей стороны, в долгу не оставались. Помогали осваивать матчасть, т.к. оказалось, что многие ничего на занятиях не понимали, но говорить об этом боялись.

Ежедневные Фифины захаживания в гости вскоре индусам поднадоели, и старший группы коммандер Пандей пожаловался нашему начальству. Резонанс был большой. Выяснилось, что Фифа, вдобавок ко всему, брал у индийских офицеров деньги взаймы. А тут у него ещё и конфликт с замполитом произошёл, когда Фифа, будучи навеселе после очередных гостей, встретил того в общежитии и как-то нехорошо его назвал.

Для «разбора полётов» и наведения порядка с дисциплиной среди переводчиков в Скулте срочно прибыл начальник отдела загранкадров ГУК полковник Шиков. Всех переводчиков собрали в актовом зале, где Шиков устроил Фифе выволочку и предложил... взять его на поруки. Дело в том, что Фифин отец был высокопоставленным советским дипломатом. На этом и порешили. Фифа залёг «на дно».

В середине обучения индийские офицеры обратились с просьбой к руководству центра предоставить им краткосрочный отдых с выездом в какой-нибудь красивый город СССР. Остановились на Киеве. Желающих среди переводчиков поехать вместе с индусами было много, но замполит, которого назначили старшим «экскурсоводом», остановился на капитане К. Во-первых, как уже было сказано выше, Саша не употреблял. Во-вторых, он учился в Киеве и был в этом плане весьма полезен.

Дней через пять группа возвратилась из Киева. И сразу же стало известно, что там произошло ЧП.

По прибытию в Киев, группа разместилась в гостинице. Каждый индийский офицер, как и положено, жил в отдельном номере, а К. и замполит – вместе. Закончив оформление, Саша К. отпросился у замполита в город. Тот и в страшных мыслях представить себе не мог, чем всё это закончится. Встретив старых друзей, Саша «развязал». Как выяснилось, неупотребление им алкоголя было не принципиальной его позицией, а вынужденной мерой со стороны врачей-наркологов. В гостинице он появился ночью и, якобы, даже помочился в кровать замполита. Его запой набирал обороты. Индусы на всё время пребывания в Киеве были лишены радости наслаждения местными достопримечательностями, т.к. по-русски не говорили и ничего не понимали. Замполит не владел английским и по этой причине восполнить потерю в лице К., естественно, не мог.

В Скулте, понимая, что обречён, Саша К. запой продолжил, при этом для всех оставалось загадкой, где он доставал спиртное. От занятий его отстранили, и он целыми днями находился в общежитии. Вскоре мы заметили, что у одного за другим стал пропадать одеколон. Не надо обладать дедукцией, чтобы вычислить преступника. В комнате, где проживал К., стоял стойкий запах, как на парфюмерной фабрике. Сашу пожурили, но отнеслись с пониманием: ведь столько времени человек держался и скрывал истинную причину своей трезвости. Но он это занятие не бросил и перешёл на второй этаж, где проживал лётно-подъёмный состав. Там, в одной из комнат его и взяли на месте преступления. Сашу откомандировали обратно в Краснодар. А вскоре к местам постоянной дислокации отправили и большинство других переводчиков, в первую очередь тех, кто проявил свою «неблагонадёжность».

Я же оставался до конца теоретического курса и даже дважды побывал в Кипелово…