Олег Валентинович Шульга Запад – 84у:

Почти обычная история

Безусловно тот, кто придумал эту затею с воспоминаниями, родил просто гениальную идею! Какой тут, к черту, конкурс - разве возможен конкурс излитых душ и судеб? Бесценность замысла совсем в другом! Ведь почему мы так, через десятки лет, продолжаем упорно тянуться друг к другу, к нашему Клубу, к нашему прошлому? Потому, что там, в нас самих, в этом прошлом, скрываются моменты нашей настоящей жизни. Моменты, когда желторотые пацаны, напичканные иностранными словами, склонениями и спряжениями, были поставлены перед выбором и, часто через безумный страх, сопли и слезы, делали свой последний шаг от мальчика к мужчине. С ощущением этого момента не может сравниться ничто - ни богатство, ни наслаждение, ни слава. В этот момент ты ощущаешь себя Богом, создающим внутри себя нового себя. Время остановилось и выбросило тебя в новый мир- Мир Мужчин, и ты уже никогда не будешь прежним.

Я испытываю искреннее наслаждение, читая воспоминания, рожденные пером и памятью моих коллег. Кто-то из авторов уже поступил в альма-матер, когда я только пошел в школу, кто-то получил лейтенантские звездочки гораздо позже меня. Одни украшают свои воспоминания кружевом изящных фигур и сочных сравнений, другие сухо, как бы на бегу, будто бросают нам на стол тетрадные листы с торопливыми набросками вспышек памяти – мол, прочтите, с нами это было! Но каков у всех у них язык! Какие яркие, завораживающие образы! Как бесконечно разнообразен их мир, как много прожито жизней!

С годами я как-то отвык выражать свои эмоции, но сейчас скажу совершенно искренне - я горд тем, что могу ощущать себя частью этой огромной семьи, семьи ВИИЯ!

Наш Второй Португальский Ускор тоже повидал всякого. Есть у нас и свои герои, и свои боевые потери. И каждый год нас становится все меньше и меньше. И вот для тех, кто уже ушел, и кто еще остался мне тоже хочется сделать что-нибудь приятное, рассказать о нас о всех что-нибудь этакое. Простите, друзья - ничего возвышенного или завораживающего полетом мысли не получилось. Просто правдивая история из нашей жизни. Как говорится, на месте героев мог быть каждый. Каждый из нас. Всем нам ее и посвящаю.

Итак, как утверждают учебники истории, летом одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года от Рождества Христова, славный Второй Португальский Ускор, по старинной ВИИЯковской традиции -через семь лет после поступления, таки завершил учебу в Военном Институте Министерства Обороны.

Отмаршировав на плацу в весьма усохших за шесть лет парадных офицерских мундирах и норовящих спрыгнуть с буйных шевелюр фуражках, Курс, уже к тому времени семейно, отпраздновал долгожданное событие в крайне достойном по тем временам ресторане пентхауса ныне покойной гостиницы «Россия». Праздновали обстоятельно и добросовестно - как и трудились. Раненных, как водится, не бросили.

Придя в себя на третий день, отдельные с удивлением вспомнили, что уж как два дня тому должны были присутствовать на церемонии чествования отличников в Георгиевском зале Кремля, которая почему-то прошла без их участия – и побежали по знакомым добывать справки о тяжелой болезни, чтобы отмазаться после такого вопиющего прокола. На четвертый день в себя пришли все - и опять-таки, с удивлением обнаружили, что исключая товарищей с загадочной судьбой, как один, вместо вожделенного отпуска и заграницы, волей злых колдунов из ГУКа были перенесены к новому неожиданному месту службы- в местечко с ласкающим слух названием Янгаджа. В переводе с тюркского - «Долина змей».

Как раз на самом краю солнечных Кара-Кумов, где их размеренно, как тарань к пиву, облизывает языком ленивый Каспий. Конечно, перемещение в пространстве происходило без внезапной дематериализации тел, громких хлопков и запаха серы. Колдуны были не только злые, но и жадные: обошлись без дешевых киношных эффектов и незатейливо вручили братии предписания и проездные документы, не забыв помахать злорадно на перроне вслед уходящему поезду. Такой радикальный поворот сюжета - сам по себе зачин авантюрного романа, скажете вы - и не ошибетесь! Их, авантюр, было с избытком. Но не о них, захватывающих, мой сказ.

Два знаковых момента радикально повлияли на дальнейшую цепь описываемых событий.

Во-первых, наш славный Курс, конечно же, был не лыком шит. За просто так пожертвовать зарубежной командировкой не готов был никто. Народ стал затачивать томагавки и раскачивать Цитадель Зла как через врожденных, так и через благоприобретенных родственников. Колдуны почуяли недоброе и серьезно подстраховались. Они подсластили пилюлю сообщением о том, что ссылка конечна: отучив ПВОшную бригаду братьев по разуму, в декабре все отгуляют положенный отпуск и поедут по заветным адресам в Анголе и Мозамбике.

Маячащие впереди пальмы и баобабы как-то согрели коллективный мозг нашей уже почти набравшей критическую массу партии ссыльных и взрыв негодования вылился в цепь хоть и радикальных, но, в общем-то, безвредных попоек на гостеприимной янгаджийской земле.

Во-вторых, удостоиться чести быть зачисленным в штат учебного центра Янгаджи оказалось делом непростым, а для десятка ссыльных -просто невозможным. В тот момент туда не смог бы устроиться даже самый отъявленный фанат ложных друзей переводчика: в штате элементарно не было мест. Не мудрствуя лукаво, колдуны отсчитали в списке двадцать верхних фамилий, а десять нижних зачислили в штат соседнего с Янгаджой Красноводского центра авиации ПВО. Командир Красноводского центра был правильный и заслуженный летун-полковник и, конечно, в своей жизни переводчиков повидал тоже всяких. Но даже он на третий день озверел от вида краснопогонной банды, пребывавшей в состоянии постоянного пред- и после-похмелья и периодически располагавшейся для распития и последующего отдыха на травке, в тени любовно выращенных деревьев, прямо под окнами его штаба.

Вспомнив, очевидно, свою молодость, он не стал брать в руки кнут, а приказал хотя бы переодеть лишенцев в авиационную форму. Дескать, враз перевоспитать их невозможно, а пьяная пехота, хаотично разбросанная по летной части, авиацию позорит. Пусть уж это будут привычные синие погоны: ведь пьяный летчик - наоборот -признак достатка в авиационной семье. Так по смешному капризу судьбы часть наших сплоченных героев ушла в "двойной раскол" и стала «летчиками» и по форме, а не только месту нахождения. А ведь как корабль назовешь - так он и поплывет: для многих, в том числе и для меня, эта метаморфоза существенно повлияла на дальнейшую судьбу. Летчиком или пехотой, тушкой или чучелом, но отбывать срок было надо. Конечно же, Янгаджа нас дождалась.

К декабрю отпущенный набор залетов, диких приключений и ржачных историй был исчерпан, братья по разуму обучены мастерской стрельбе по самолетам противника, пройден Ошалукский полигон и на поверхность всплыл таки уже даже слегка подзабытый вопрос - где пальмы, блин? Враз над бескрайними барханами Кара-Кумов замаячил призрак восстания, к горлу колдунов из далекой Туркмении потянулась костлявая, натруженная о стакан рука: "- Даешь, отпуск и Африку, собака женского рода!!!!!!"

Колдуны, как водится, оплошали.

Сплавив нас в Долину змей, они как-то упустили из виду необходимость своевременно оформить документы на отпуск и предписание о нашем переводе из ссыльно-каторжных частей назад, в Москву, в распоряжение Десятки. Взбодрить-то их взбодрили, но делу это помогло мало.

Перед народом потихоньку материализовалась перспектива нелегкого выбора - сидеть в пустыне и ждать документов, чтобы расстаться с этим оазисом раз- и навсегда, либо уйти в отпуск, отгулять по полной, и уже после этого рвануть в часть, забрать бумаги, взбодрить Первопрестольную и отдаться далее своему персональному фатуму. Надо сказать, наш коллектив по этому вопросу разделился далеко не симметрично. Подавляющее большинство решило ждать документов. Впоследствии выяснилось, что это стоило им двух недель драгоценного отпуска и миллионов нервных клеток, которые, как известно, тоже не восстанавливаются.

Рванули в отпуск только двое – Тиныч и Марчелло. Двигал ли ими незаурядный ум, гениальная ли интуиция или первобытный инстинкт сохранения печени – неведомо. Да они и сами этого не знают. Только убыли двое этих «летчиков» в родные края, увешанные туркменскими дынями, как революционные матросы гранатами, на радость семьям и на, как выяснилось впоследствии, оправданную зависть недальновидных коллег.

Краток и тревожен сон алкоголика, но еще короче отпуск гусарского офицера. Вроде только заснул после первой бурной встречи с домашними - как на тебе: уже суровое декабрьское утро дня возвращения в часть. План молниеносной операции по поимке собственных документов долго и кропотливо шлифовался героями с применением пива и более серьезных планогранильных субстанций, пока не засверкал, как бриллиант. Все было простым и гениальным.

Тиныч жил недалеко от станции Бирюлево-Пассажирское, на пути к аэропорту.

Соответственно, Марчелло приезжал к нему из своего родного Пушкина, оба садились на электричку и ехали вечером в Домодедово. По прилету ранним утром в Красноводск, они должны были пройти 800 м на северо-северо-восток вдоль полосы аэродрома, достичь штаба ставшего родным Центра ПВО, получить предписание о переводе в распоряжение Десятки, проставиться местным переводягам и убыть вечерним рейсом к новому месту службы. Естественно, лететь надо было в военной форме. Чтобы не ударить в грязь лицом перед товарищами по оружию, каждый должен был иметь при себе «тревожный набор» - литр «Столичной», банку маринованных болгарских огурчиков, буханку Бородинского хлеба и кило Докторской. Первая часть плана была исполнена идеально.

Марчелло явился даже на пару часов раньше договоренного, как и положено, в сапогах, в шинелке с курицей, лихо заломленной фуражке с голубым околышем и купленным в «Березке» пластмассовым кейсом неизвестного происхождения, призывно булькающим и чесночно пахнущим стратегическим содержимым. Тиныч встретил его на пороге дома, в аналогичном виде, однако без шинели и в тапочках. С этого момента совершенный алмаз плана на глазах стал давать трещины. Марчелле, очевидно, тяжело далось расставание с семьей: дыхание его было густо сдобрено всенародным русским «успокоительным». Тиныч находился на завершающем этапе двухнедельного празднования дня рождения своей супруги, что легко мог определить каждый по источаемому им запаху хохляцкой перцовки, хохляцкого же сала и космополитического чеснока.

Крепко обнявшись, два военно-авиационных близнеца, обрадовались своему первой за прошедшие два дня встрече настолько, что решили немедленно отметить это важное событие. Благо, наличие достаточного времени до выезда, обильные остатки деньрожденного застолья и уже обосновавшийся в их крови алкоголь просто обязывали это сделать. Братание было долгим и обстоятельным.

Подняв через изрядный отрезок времени на часы натруженные от общения взоры, небесные соколы сообразили, что еще чуть-чуть - и они навсегда утратят шанс поймать последнюю подходящую электричку в Домодедово, а с ней и перспективу вылета в гостеприимный Красноводск. Непродолжительный марш-бросок до станции в итоге оказался успешным, но показал горькую правду: последний выпитый литр, явно был лишним. Этот литр настолько повредил бортовые гирокомпасы, что оба героических летчика с трудом в одиночку держали горизонт и передвигаться могли только изображая апофеоз военного братства - в четыре ноги.

В аэропорту «Домодедово» Тиныча и Марчеллу ждало, однако, еще одно неприятное открытие. Представитель «Аэрофлота» наотрез отказался их регистрировать: по его шпаковским критериям они, дескать, были запредельно пьяны! Знала бы эта убогая гражданская птица, кого она едва не лишила полета, чего она едва не сотворила своей кондовой глупостью - покрылась бы холодным потом и погибла от ужаса!

Друзья от гибели птицу уберегли. Не зря же каждая знакомая девица знала, что в только что полученных дипломах у них черным по белому указана квалификация - «военный дипломат-разведчик III класса». Не прошло и 60 секунд, как тот же «аэрофлотовец», пораженный в сердце рассказами об Анголе, ночевках в джунглях, прыжках с парашютом в реку Лимпопо - в пасть гиппопо и крокодилов, встречах на узкой тропе с львами-слонами-дикими-собаками-динго, очередном спецзадании по спасению человечества, покорно выдал им посадочные талоны. Последним аргументом, сразившим его наповал, стала доверительная демонстрация содержимого кейсов. Коварный шпачина, конечно, хоть и едва не прослезился, но подстраховаться не преминул - дал героям два самых последних места в хвосте. Дескать, и героические морды народ поменьше будет видеть, да и к отхожему месту им бежать, ежели чего, то совсем рядом. Напомню - дело происходило в самом конце декабря.

Самолет был забит до отказа - в основном туркменами, счастливчиками которые смогли оторваться от московских рынков и теперь спешили провести несколько дней с заждавшейся их семьей. В те времена межнациональный вопрос не стоял так остро, все были друг другу братья и в салоне царила предпраздничная атмосфера. Туркмены радостно демонстрировали славянским соседям купленные женам и детям подарки, те одобрительно цокали языками, хлопали их по спине, в воздухе разливались умиротворение и благодать. Нырнув на свое место у окошка, перегруженный Марчелло немедля впал в анабиоз.

Системы жизнеобеспечения сидящего у прохода Тиныча пока продолжали медленно отрабатывать команды на отключение и он, с блаженной улыбкой на лице, еще воспринимал окружающую среду, потихоньку догоняя своего боевого товарища. Увы - впасть в объятия нетрезвого Морфея им обоим было суждено гораздо позже.

Самолет - обычная пассажирская «Тушка» - благополучно взлетел и с привычным гулом, лениво переваливаясь на воздушных колдобинах, штатно набирал высоту. Когда огоньки на земле стали совсем крошечными и командир погасил табло с ремнями, размеренный полет неожиданно прервался. Кто-то невидимый, очевидно, любопытства ради или шутки для, вставил в правую турбину невидимый стальной лом. Турбине это совсем не понравилось. Она начала лязгать лопастями, захлебываться и изрыгать проклятия на своем турбиньем языке.

Сидящему в хвосте Тинычу было явно видно, что самолет резко пошел вниз с явным дифферентом вправо на нос. Центр тревоги в мозгу было замигал красным, но щедро сдобренный алкоголем мозжечок строго на него цыкнул: не парься, мол, спи, разве сравниться этот детский лепет с пируэтами, которые мы выписывали на взбесившемся «Фокке-Вульфе» над горами на юге Анголы со стареньким маршалом за рулем? Нам ли бояться? Заснуть соколу так и не дали.

Кто-то настойчиво теребил его за рукав шинели. Надо сказать, что нетрезвый Тиныч был созданием нервным и такое бесцеремонное вторжение в уже подготовленное уютное теплое пространство для сна мало кому сошло бы просто так с рук. Приведя носовые торпедные аппараты «на товсь», Тиныч решительно поднял забрало правого глаза. Представшая взору картина, однако, родила сигнал, быстро выпрямивший его спину и набросивший даже какое-то подобие учтивости на лице. Через проход от него сидел реальный Старик Хоттабыч, который и теребил.

Старый туркмен, один в один герой детского фильма, с белой бородой по пояс, в белой папахе, вышитом зимнем халате, в мягких хромовых сапожках с загнутыми носами, он явно ехал на праздник. Его гордую осанку, орлиный взор и многочисленные коробки с детскими игрушками Тиныч приметил еще в ходе прошедшей в тумане операции по собственной погрузке. Во взоре старика на сей раз не было ничего от орла, а были обычные человеческие тревога, отчаяние и растерянность.

Тиныч вспомнил о том, что он офицер, что у него есть долг перед гражданским населением - и ляпнул первое пришедшее на ум: - «Чего изволите?». «Дорогой, ты же летчик - скажи, что происходит? Мы падаем?» - левая рука старика продолжала дергать рукав шинели, в правой были судорожно зажаты четки. «Что Вы, конечно нет! Все будет хорошо!» - с трудом продравшись через жестокий акцент заверил Тиныч. - «Я-то сам пилот, а вот сейчас у своего инженера спрошу, он гораздо лучше разбирается во всем этом – вот и объяснит». Тиныч бросился тормошить Марчеллу.

Надо сказать, что до поступления в славный вуз Марчелло таки служил каким-то летным техником-сержантом и приличествующих моменту непонятных слов знал гораздо больше. Разбуженный смурной Марчело попрядал секунд десять ушами, обронил буднично: «Ничего страшного - сбой лопаток в турбине» - и опять захлопнул каналы связи с миром. «Ну вот - я же говорил - ничего страшного!» - Тиныч потихоньку высвободил рукав и сделал вторую попытку отключиться. Удар слева под ребро быстро включил его обратно.

Торжественно-сосредоточенный Марчелло, без тени похмелья на лице, жестом фокусника извлек из-под ног кейс, неуловимым движением открыл оба замка, на лету подхватил выскользнувшие бутылку водки и колбасу, прильнул к горлышку, вгрызся в закуску. Оторопелый Тиныч наблюдал за тем, как сосед жонглировал бутылкой-хлебом-колбасой-огурчиками. «Марчелло, ты чего, крыша съехала?» «Ты сам давай-потребляй запас, пока не ...здонулись - жалко, если не успеем».

Слова эти проследовали минуя уши - прямо в мозг, и на глазах и сходящего с ума гражданского населения авиалайнера, на борту зависшего в нездоровом пике пассажирского самолета, два здоровенных молодых и полных сил мужика в летной форме, только что еще спавшие мертвецким сном, остервенело и сосредоточенно рвали, грызли и глотали аппетитное содержимое своих чемоданов, как будто от этого зависела их жизнь. Содержимое кейсов иссякло, на двух последних креслах распластались бесчувственные тела...

Пробуждение было болезненным и малоприятным. Сквозь страшный гул и круговерть немыслимой карусели до мозга сначала добрался звук - «Ребята, просыпайтесь. Все хорошо - мы долетели!»

Маленькая точка света превратилась в источник этого звука - милого ангела в форме стюардессы. Тело Тиныча с трудом приняло вертикальное положение и начало движение из хвоста к трапу. Чьи-то заботливые руки поддержали, подали опустошенный кейс. «Странно- а почему все пассажиры не выходят?»- слова с трудом стягивались в незамысловатую фразу. Действительно - все 120 пассажиров стояли, улыбались и хлопали.

Марчелло и Тыныч брели через этот объятый странной и совершенно не соответствующей их личным ощущениям эйфорией строй. Сзади за ними с видом фокусника, выигравшего главный международный конкурс, шел Хоттабыч. Улыбка старика росла с каждым шагом, от чувств он похлопывал по спине спотыкающегося Марчеллу: «Вах! Молодцы, да! Я сразу понял - они все исправят!»

«Что за коллективное сумасшествие? Девочки, ну хоть вы скажите!» - взмолились герои, обращаясь к стюардессам, провожавшим их у трапа. Сбивчивый рассказ воздушных принцесс ясности не добавил: «Как что - у нас был сбой работы двигателя. Командир пытался что-то сделать и не мог. Решили попробовать зайти на аварийную, но садиться с полными крыльями - огромный риск, вырабатывать топливо - времени не было, самолет терял высоту. Вдруг сбой пропал сам по себе, как и появился. Самолет выпрямился и полетел, как ни в чем не бывало.

Тут прибежал этот колоритный дедушка - кричит, что это вы двое всех нас спасли! Он говорит, что явственно видел - как только вы допили-доели ваши запасы и упали без сознания - все проблемы исчезли. Мол, это вы так боролись с демонами- и победили. Так что - спасибо вам большое!»

«Печенью чувствую - прав этот Хоттабыч, была великая сеча...» -ворчал Марчелло. «Что теперь братве скажем - ведь все подчистую сожрали.. куда только поместилось..» - вторил ему Тиныч. Запахнув шинели на холодном декабрьском ветру и надвинув поглубже фуражки, так и не обретшие устойчивую твердь, герои осторожно занесли ноги для первого шага в сторону едва моргающей далекими огоньками спящей части.

«Неет, у нас так не полагается. Куда это вы пойдете в такой холод в четыре часа утра? Вы мои гости!» - героев-летчиков крепко держал за локти все тот же старик. Он издал несколько гортанных звуков - и кейсы перешли в руки встречавших Хоттабыча плотно сбитых местных молодых парней, уже навьюченных дедовыми сумками и чемоданами и против ожиданий излучавших приязнь и гостеприимство. Перегруженные алкоголем и эмоциями, герои решили более не сопротивляться судьбе. Она же в виде небольшого людского водоворота внесла их в аэропортовскую чайхану, где и усадила на один из покрытых коврами диванов.

Старик, видать, и впрямь был немного волшебником - по его мановению руки глубокой ночью на длинном достархане появлялись ниоткуда шипящие шашлыки, сочащиеся соком люля, свежайшие тандырные лепешки, источающие неповторимый аромат дыни «вахарман», сахарные арбузы. Для полной гармонии и услады взора рука мастера периодически подбрасывала в эту чудесную мозаику то польской водки «Выборова», то грузинского четырехзвездочного коньяку с синей этикеткой, а то и прекрасного виноградного портвейну «Чемен» местного разлива.

В какой-то момент друзей осенила ужасная догадка: никого они не спасли, самолет разбился и им предстала их персональная версия рая. Догадка эта, однако, недолго занимала мысли провозглашенных спасителей - картина окружающего мира уже привычно сложилась в калейдоскоп и в очередной раз утонула в темной вечности. Второе за сутки обретение сознания снова пришло через слуховые галлюцинации. Где-то рядом рычал лев, ему разъяренно вторил слон. «Опять водопой не поделили» - привычно подумал Тиныч. -«Сколько раз твердил этим дебилам - не делайте засаду у водопоя, на вас там самих поохотятся.» «Тьфу, блин. Какой водопой, какая засада?» -Тиныч открыл глаза. Количество света больше не стало. Темно - хоть глаз коли.

На соседней койке истово изображал слонольва Марчелло.

- «Ты как, брат?»

- «В порядке. Где мы?»

- «А ты помнишь, кто мы?» - Марчелло нервно хохотнул.

Привычная словесная дуэль была признаком того, что мозги пока на месте. Из-под двери пробивалась едва заметная полоска. «Пойдем на свет - там должны быть люди». Интуиция не подвела: дверь распахнулась в бесконечный коридор, в конце которого еле теплился огонек. Как мотыльки, движимые инстинктом, путаясь в галифе и шлепая босыми ногами по старорежимному паркету, друзья двинулись на его свет. Переход дался им нелегко, падение Алисы по сравнению с ним было просто детской забавой. Усилия, однако, не пропали зря – на ближней орбите огонек превратился в яркое пятно от настольной лампы, выхватывающее из темноты необъятный стол с зеленым сукном и старушку-Божьего-Одувана, будто сошедшую с экрана из фильма далеких 50-х.

«А, это вы, мальчики! Проснулись! Ну вы спать здоровы! Ясное дело - молодость! Кушать будете? Вон, погладите, сколько вам всего в холодильнике оставили! Может,чайку? Ничего, что мы с Марь Ванной при пересменке дыни вашей отрезали? Уж как пахла!» «Нина Васильевна!» - проницательный Марчелло успел прочитать имя на одувановом бэдже, -«Какая дыня! Скажите, где мы?»

«Как где, милок? Гостиница «Красноводск»!"

«Уууууу...» - горе летчиков было неподдельным.

Гостиница «Красноводск» была единственной в одноименном городе. Именно она ошеломляла всякого приезжего чужака огромными буквами бессмертного лозунга «Ленин бизин байдагымыздыр!» на фасаде. Слова эти стали паролем, опознавательным знаком "свой -чужой", для всех лингвинистов-филолухов, прошедших красноводско-янгаджийское горнило. Помимо лозунга гостиница была знаменита своими запредельными ценами, так что завыть явно попавшим в финансовый капкан героям было вполне уместно.

«Сколько мы должны за номер!?»

- «Нисколько. Усто Нияз сказал, что вы - его гости и можете здесь жить, сколько вам будет нужно. Счетов никаких вам давать не велено, за все расплатится его племянник.»

«Усто кто???»

- «Усто Нияз. Марь Ванна сказала - он со своими людьми вас сам сегодня привез. Честь большая - Усто Нияза все здесь знают. Он и в Москву летает, людей лечит. Его гости здесь у нас часто останавливается, но платят за себя всегда сами».

Героям сильно полегчало - в яму долговую не посадят, деньги, если что, потом как-нибудь отдадим!

Оставался еще один деликатный вопрос.

«Нина Васильевна, а который сейчас час?»

«Девять, а что?» - удивилась женщина.

«Утра или вечера?» - потупив взор, пробормотал деликатный Марчелло.

«Вечера, конечно» - понимающе рассмеялась она. – «Кстати - а вот и ваши билеты на завтрашний московский самолет. Ваши сегодня поменяли - они бы вам никак не пригодились!».

«Усто Нияз?» - спросили герои в один голос.

Вопрос был риторическим.

Утром, безобразно трезвые и до синевы выбритые, блестя сапогом и сверкая сталью взора, Марчелло и Тиныч стояли у выхода гостиницы. Перед ними лихо затормозил разукрашенный по местной моде «Жигуленок».

- «Салам!» - сверкнул зубами один из парней, знакомый по встрече накануне.

- «Ковер-самолет подан...Че ржешь, Тиныч?»- трезвый Марчелло был настроен явно философски.

- «А что, с этого Усто станется.. Я представил, как у полковника челюсть отвиснет, когда мы на этой колымаге на полосу на посадку заходить будем..»

Ведро трофейного люля-кебаба и шашлыка, ящик коньяка и водки- такой отвальной Красноводский Центр давно не видывал. Столы в Бюро переводов были сдвинуты и плотно уставлены инструментами пития, твердой и жидкой снедью. Старый прапор из строевого отдела размахивал вожделенным приказом об исключении из списков части и все пытался задвинуть тост, но его постоянно перебивали.

В разгар веселья дверь открылась и вошел командир.

После небольшого замешательства публики, как ни в чем не бывало отыграв священный ритуал - «Товарищи офицеры!» - «Товарищи офицеры!» он прошел к столу, взял уважительно налитый до краев коньяком стакан и повернулся к виновникам. «Ну что, не зря я тогда обратил вас в нашу веру - молодцы, не подвели!» - серьезно сказал он. Рожи Тиныча и Марчеллы вытянулись от удивления настолько, что полковник не смог сдержать улыбку: «Второй день весь город только и говорит, что о вашей "спасательной операции"! Так держать, мужики!»

И они держали.

Много воды утекло с тех пор.

Ушел от нас Марчелло.

Немногие вообще помнят этот факт удивительного спасения целого самолета с пассажирами - впрочем, так и должно быть с настоящими чудесами.

Некоторые буквоеды и педанты даже пытаются упрекнуть автора в отходе от достоверной картины тех событий. На все упреки скажу одно - да, может быть, коньяк был и не четырехзвездочный, и даже не с синей этикеткой. Но ведь и конкурс наш называется не «Как это было», а «Я вспоминаю».

Вот я и написал - как запомнил.

И написал не для того, чтобы с кем-то посоревноваться, а просто чтобы влить и свою каплю в море нашей общей памяти.

Январь, 2013

Москва-Валетта-Москва