Валерий Иванович Асеев Запад – 82 фзо:
Клуб, очень признателен Александру Нечитайло за высокий стиль поистине настоящего художественного повествования! Просто великолепно, правдиво, грамотно и очень колоритно описаны детали тех далёких военных событий в Эфиопии, которые прошли без моего участия. Читал очень внимательно и с определённым запоем...
Параллельно с чтением вышеупомянутого очерка вспомнил свою командировку в эту страну в период с 1989 по 1991 гг., когда боевые действия практически не велись, а военное руководство президента Менгисту Хайле Мариама практически полностью отстранило наших военных советников, в том числе и ГВС, от участия в разработке военных операций против повстанцев НФОТ (Народный фронт освобождения земли Тиграй).
По прибытию в Эфиопию вначале работал с военным советником, отвечавшим за ПВО страны, затем меня перенаправили к военному советнику, отвечавшего за ВМС страны, капитану первого ранга Лушину (бывший командир АПЛ Тихоокеанской акватории), который впоследствии скончался от СПИДА. На все вечеринки, включая те, которые проводились в посольстве РФ в г.Адис-Абеба, с участием нашего военного атташе, он смело приводил свою подругу-эфиопку. Я присутствовал на том вечере по приглашению заместителя военного атташе и исполнял на своей гитаре песню на амхарском и английском языках о городе Аддис-Абеба, написанную одним талантливым болгарским гражданином...
Тогда время было переходное: разваливался Советский Союз и многие военные советники в чине полковников и генералов, чувствуя своё никчёмное нахождение в этой стране, а также свой непонятный статус, проводили свободное время в свою пользу, поправ напрочь указания ГлавПУра о достойном поведении советских граждан за рубежом. Как только их стали отправлять в СССР, стало творится невообразимое... с собой советники тащили всё, что плохо лежало и принадлежало тогдашнему режиму Менгисту Хайле Мариаму. На виллах, после их убытия на родину, назначенная ГВС комиссия недосчиталась множества холодильников и прочей домашней утвари, военторг проворовался полностью, шло расследование, к которому был привлечен и я. Меня вызывали на допрос, чтобы я фиксировал факты кражи, совершенных моими начальниками, коих я никак не мог вспомнить за давностью времени... Конечно, я очень удивлялся подобными компрометирующими лицо советского гражданина фактами. Ведь мои начальники всегда руководили моими действиями и наставляли меня повседневно во время проведения утреннего инструктажа о достойном поведении советского гражданина за рубежом, и я хорошо усвоил то, чего нельзя было совершать мне на местных меркатах (блошиных рынках), а именно: продавать личные вещи и менять доллары на местную валюту по курсу 1 к 6... (официальный курс обмена того периода составлял отношение 1:2, что было крайне невыгодно всем советским воинам-интернационалистам). Как выяснилось потом, мои начальники позволяли себе именно то, что мне категорически воспрещалось.
А потом, по неизвестной мне причине, меня перевели в Армейский госпиталь на шесть месяцев под руководство полковника медицинской службы, военного хирурга Хабибулла с большим опытом работы по отрезанию ненужных конечностей у больных, чудом попавших в Армейский госпиталь (что, по местным меркам в тот период считалось за счастье!).
При входе в больничные палаты во время утреннего обхода стоял такой смрад, что у меня вначале глаза застилало мутной плёнкой, а недавно принятый завтрак сам по себе просился наружу... По возвращению домой, я, как правило, наливал себе стакан местного вонючего джина и выпивал одним махом, корёжась от дурного запаха, и заедал ненавистное мне питиё спонтанно сварганенной закуской, по ходу кусая эфиопский хлеб, который обычно покупал у сидящих на земле эфиопок. Те спокойно вытаскивали из грязного мешка маленькие пухлые лепёшки такими же грязными руками и подавали их мне, как ни в чём не бывало. Я брал эту лепёшку двумя пальцами и нёс в выделенную мне ГВС однокомнатную квартиру, где тут же обрабатывал её на газовой горелке. Впоследствии я стал пренебрегать обработкой, и ел эти лепёшки уже за милую душу.
Часто ночью за мной приезжала медицинская карета "Амбуланс" (в миру наш РАФик) и отвозила в госпиталь...
Невольно вспоминаю курьёзный случай, происшедший со мной на территории данного госпиталя. Обычно по приезду в советский офис при Армейском госпитале советские военные врачи, а также два переводчика, включая меня, и медсестру (жену одного из военных переводчиков ВИМО) выслушивали ценные указания полковника Хабибуллы на предстоящий день, а затем отправлялись пить крепкий и очень ароматный эфиопский кофе, кстати за сущие копейки, под довольно качественные, завезённые контрабандой сигареты Winston. Это было перед обходом любимых пациентов. Я отправился с молодой и достаточно обаятельной советской медсестрой в сторону открытого кафе, которое располагалось под цветущими сиреневым цветом деревьями. На площадке кафе стояли высокие круглые столики без стульев. Сама площадка с одной стороны ограничивалась каменой стенкой высотой около 50 см, так что любители посидеть могли взять чашечку кофе и присесть на неё ради блаженного умиротворения. В тот злополучный день мы с советской медсестрой взяли две чашечки кофе и стали выдвигаться в сторону каменой стенки дабы присесть в целях создания спокойной обстановки и вяло вести непринуждённую тему о погоде и природе окружающего нас разными благоухающими интригующими запахами мира...Вдруг, к моему внезапному удивлению, я заметил на одной площадке отдельно стоящую кучную группу эфиопских медработников, которые держали в руках чашечки с кофе и часто бросали свои взгляды на нас, сопровождая свои устремляющиеся на нас взоры неимоверным смехом. Вначале доносившееся до меня всполохи смеха я воспринял как подшучивание над советской «влюблённой парой», уединившейся в дальний угол площадки, с присказкой «тили-тили теста, жених и невеста»... Между тем, а также обратил внимание на длинную вереницу местных муравьёв-гунданов у каменой стенки, которая внезапно появилась здесь в этот день, однако не придал этому феномену какое-либо значение... Тем временем, подавляя в себе не вполне приятные ощущения от раздававшегося смеха эфиопов, мы с медсестрой как ни в чём не бывало присели на каменную стенку. Мы спокойно сидели в облачении белых халатов и предельно чувствовали свою ответственность за порученное нам нашей великой страной дело... Далее следует полный отпад: медленно отпив глоток горячего ароматного эфиопского кофе, я с большим удовольствием глубоко затянулся сигаретой Winston и почти одновременно ощутил острую и пронзительную боль в области головной части своего «хозяйства»... от неожиданности какая-то сила подбросила меня пружиной вверх. Я вскочил на ноги и стал метаться из стороны в сторону держась правой рукой за своё драгоценное «хозяйство». Мне было страшно неудобно перед советской медсестрой за внезапное и принудительное исполнение довольно таки странного танца местных аборигенов. В этот момент зрачки медсестры удивлённо расширились, и она стала широко улыбаться, не понимая моё внезапное странное поведение. И вдруг до меня дошло, что причина резкой боли кроется в появлении самих муравьёв-гунданов, некоторые из которых пробрались под мои брюки и достигли кульминационного апогея. Дело в том, что укусы этих проклятых тварей продолжились, и я был вынужден в спешном порядке ретироваться с территории кафе под уже неприкрытый и достаточно откровеный дружный хохот стоящих неподалёку эфиопов...
Следующий курьёзный случай произошёл со мной после переезда в выделенную мне ГВС одокомнатную квартиру. Через несколько дней я собрал своих коллег по цеху, в основном из ВИМО и, по большей части, из одного Киевского института иностранных языков. Наш вечер с хорошей закуской и местным алкоголем в слаженном сочетании с песнями под гитару прошёл на ура... И тут я решил на время отлучиться, чтобы вынести пустые бутылки и прочий мусор из своей квартиры «белого дома» (кроме моей белой многоэтажки там находились другие многоэтажки, окрашенные в зелённый и алый цвета). Помню как вышел из подъезда с пакетом мусора, слегка качаясь... вокруг стояла жуткая непроглядная тьма, даже звёзды крупной величиныбыли не в состоянии осветить мой недолгий путь к мусорной площадке, где в хаотическом беспорядке располагались несколько баков с высокими стенками. Уже подходя к бакам в условиях кромешной темноты, я разглядел рядом лежащий овальный бугор или крупныйокруглый камень. Ничего не подозревая, я наступил на эту удобную ступеньку и поднял правую руку с пакетом мусора, чтобы не промахнувшись опустить его в чрево бака. Внезапно моя «ступенька»закачалась под мной. Что я подумал в этот момент уже точно не помню... Тем не менее, хорошо помню как в тот момент меня охватил жуткий животный страх. Я тупо глядел в тёмное небо с нелепо распростёртыми руками, пытаясь ухватиться за первую попавшую звезду и найти себе надежную опору. Но не тут то было... опора под моими ногами вдруг внезапно поднялась на сантиметров 20-30, меня резко качнуло в сторону бака, куда и полетел мой пакет. Тем временем, ухватившись за спасительные скользкие края промасленного вонючего бака, я ещё несколько минутстоял, прижавшись к баку с согнутыми дрожащими коленями в состоянии большого шока. Моя «ступенька» вдруг начала уплывать от меня в непроглядную темень той проклятой незабываемой ночи... Вернувшись в квартиру, я умолчал о пережитом событии. Друзья разошлись по домам, а я долго не мог заснуть от неожиданного в моей судьбе случая. Воскресным утром, уже на трезвую голову, я осторожно бросил взгляд с балкона в сторону мусорной площадки, на которой увидел огромную черепаху, спокойно пасущуюсявблизизлополучных мусорных баков...
Как-то раз мне довелось присутствовать на операции под названием лапаратомия, т.е. больному, поступившему из поля боя, откровенно вспарывали брюхо специальными острыми ланцетами. Я, облачившись в специальный продезинфицированный халат, стоял с повязкой на рту у операционного стола, где лежал вновь поступивший больной с простреленным автоматной очередью животом. Хабибулла также был готов к сложной операции. До прибытия он меня спросил: не боюсь ли я увидеть как вскрывают живот у живого пациента. Я ответил, что нет... хотя сам не совсем был уверен в этом. Моя задача состояла в правильном и своевременном (без промедления, что соответствовало обстановке) переводе при подаче тех или иных специальных инструментов в ходе операции, на которой присутствовали и эфиопские хирурги. После наркоза решили приступить к операции... Настала тишина, так как судьба больного висела на волоске, т.е. жизнь или смерть... Над ним возвышался сам Бог - опытный военный хирург Хабибулла! Итак, операция началась, Хабибулла попросил скальпель и резанул область живота в направлении сверху-вниз. Лезвие скальпеля нежно коснулась тёмной кожи пациента, которая разверзлась мгновенно. Однако крови не было. После второго скольжения скальпеля по тому же пути обильно брызнула кровь, а третий проход лезвия великолепно тонкоотточенной стали дал мне возможность впервые увидеть воотчию внутренности живого человека. Вместо того, чтобы потерять сознание от впервые увиденного (как и полагал Хабибулла, поскольку, по его словам, даже некоторые студенты третьего курса медицинских институтов во время подобных операций теряли сознание), я настолько увлёкся техническим исполнением операции, что стал давать советы ассистирующей медсестры... но вовремя остановился под суровым взглядом советского военного хирурга. Тем временем Хабибулла требует вливания спецраствора внутрь окровавленного живота. Медсестра берёт самое настояще ведро, поднимает его над больным и вливает половину содержимого. Тут я чуть было не опешил от такого обыденного поведения медперсонала. Они выполняли обычную работу, и было им до "лампочки" последствия своей деятельности.... Операция шла к завершению и меня пригласил уже другой советский хирург. Уставшими глазами он посмотрел на меня и стал диктовать алгоритм послеоперационного лечения, а именно: я стал записывать на английском языке, скорее на латинском, все лекарства жидкие и не очень в медицинскую карту больного. Тут я почувствовал всю ответственность своей писанины и очень старался не пропустить уже заплетавшийся язык уставшего хирурга... Это было моё первое «боевое крещение» за операционным столом, а не за оперативной картой или в ходе проводимых боевых операций на местном ТВД...
Как правило, после тяжелых операций её участники принимали некое количество медицинского спирта под горячий тыбс и уходили спать до следующего случая. Бывало и так, что ещё не доехав на РАФике домой, машина опять разворачивалась для проведения новой не менее сложной операции. Не скрою, было немало летальных исходов... В таких случаях эфиопское медицинское командование собирало консилиум из лучших своих врачей и хирургов и проводило подробные обсуждения-разборки совместно с советскими военными хирургами. Я помню лицо Хабибуллы вовремя таких обсуждений, оно было очень суровым даже порой каменным. Самым главным в прениях считалось доказать местной стороне, что советские хирурги сделали всё возможное во имя спасения тяжело раненых бойцов эфиопской Армии. Со спокойной совестью могу сказать, что наши хирурги достойно исполнили свой священный, интернациональный долг перед Эфиопией! Послеоперационные неудачи конечно же сказывались на настроении наших военных врачей и, чтобы хоть как-то украсить их жизнь, я стал писать песни и стихотворения о нашей жизни в этой стране, которые исполнял под гитару во время проведения совместных дружеских посиделок...
P.S. Текст песни прилагаю, где приводятся реальные имена и фамилии действующих в тот период времени советских военных врачей!
Армейский госпиталь в Аддисе не курорт.
Чего не терпит там несчастный эфиоп...
И сколько Бога о спасеньи не проси,
Не будет толку... лучше ноги уноси!
Ребята наши там стараются вовсю,
Как капелланы, что на острове Кюсю!
Решенье быстро принимают в O.P.D.
Туда, брат, лучше просто так не заходи.
Там Коля Майер – виртуоз по челюстям...
Разложит челюсти на полке по частям,
Потом на мутный глаз их быстро соберёт...
И эфиопу не закрыть до гроба рот.
За “TrainingSchool” ответственный ВикТор.
Не зря больные его лезут на забор.
Гвоздь Питерсона он в отверстие забьёт,-
В какое только? - Тут сам чёрт не разберёт.
Неврапотолог Юрий, гвардии Партнов!
Он молоточком наломает кучу дров.
Иголкой колет, «иссамаль» всем говорит...
Диагноз общий – лицевой то бишь неврит.
А Виктор Туйманцев – прекраснейший хирург!
На воду чистую выводит всех хапуг.
Рукой и скальпелем он чудо сотворит...
Ему начальничком там вроде не грозит.
Уролог тоже не последний на счету!
Катетер ставит точно метясь в уретрУ...
Виталий знает, что такое эфиоп:
Чуть что, кондомом эфиопу прямо в лоб.
У эфиопа вдруг открылась фистула...
На скорой мчится в I.C.U. Хабибулла.
Но старый РАФик под названьем «Амбуланс»
Заглох в дороге, оборвав последний шанс...
Кучма там бизнес свой еврейский разводил...
За что, похоже, в сокращенье угодил.
Теперь в Союзе станет Russian vodka пить...
Пусть знает, как коллег-товарищей «топить».
Армейский госпиталь в Аддисе не курорт.
Отсюда нам рукой подать в «Аэрофлот».
Ты только Бога о спасеньи попроси:
«Не дай, Господь, нам сокращенья, упаси!»
5 августа 1990 г.
Аддис-Абеба, Эфиопия