Тихолаз Владимир Михайлович Восток – 75:

A LA GUERRE, COMME A LA GUERRE

Пролог.

Шел октябрь 1973 года. Разудалая ВИИЯковская братия наслаждалась уходящими теплыми деньками в один из уикэндов, разбежавшись по излюбленным московским местечкам, кто легально, кто в самоходе. Я, например, прогуливался в Серборе с красивой девочкой по имени Нина и был счастлив.

Не помню, каким образом, однозначно, что не из репродуктора как в 41-м, прилетает новость, что израильские агрессоры решили нагло перейти границу у реки, то бишь у канала. Это уже потом, на месте, мы прознались, что всю эту бодягу затеяли наши братья-арабы, решившие блицкригнуть по песочку.

А тогда в Серборе я, сделав озабоченное лицо и явно блефуя, сказал красивой девочке Нине: стирай мол, мать, портянки да постарайся к утру вышить кисет - на войну пойду. Вообще-то мы, восточники, не челночили и я завидовал дружбанам с Запада, которые летали по белу свету, видели всякое-разное. Но тогда, целуя Нину в немного перепуганные глаза, я попал в точку...

На следующий день в понедельник прямо с утра нас сняли с занятий и отправили в ЛУР срочно осваивать бортперевод.

Во вторник институт обезлюдел. Думаю, за всю его историю такого не было. Остались первокурсники и незнающие английский язык, впору было заколачивать двери и писать знакомое по учебникам истории: "Все ушли на фронт".

Заворочалась гигантская советская военная машина, началась операция "Кавказ"... Запад в ужасе замер...

Эпизод первый

Перед отправкой на аэродром в Чкаловское нас построили на смотр. Было непривычно стоять в гражданке перед многочисленным начальством, мы переминались с ноги на ногу и как-то робели. Я казенную гражданку не получал, оделся в свое, лучшее - за границу ведь отправляемся. Шарф у меня был красного цвета. Так вот, подходит ко мне наш факультетский замполит, да как начал костерить.

Смысл такой: сегодня шарф красный, завтра Родину сдашь за пачку сигарет. Сейчас думаю - вот же урод, отправлял пацанов не на прогулку, и ничего другого у него не нашлось в качестве напутствия.

Потом дошла очередь до одного генерала. "Почему - говорит - без головных уборов, живо получить". Мы бегом на склад, получили шляпы, причем все одинаковые, типа тирольских, с небольшими полями, загнутыми сзади, - других не было. Стоим как придурки, зато генерал доволен - на людей стали похожи.

В последующем с этими шляпами много приколов было. Один раз собралось нас на аэродроме в Тарту человек 15. Решили мы пойти в город пивка попить. Построились парами, все в одинаковых шляпах, подняли воротники и двинулись, причем в ногу, разговаривая между собой исключительно по-английски.

Фурор полный, "горячие" эстонцы, наверное, до сих пор с открытыми ртами стоят.

Эпизод второй

Первый челнок запоминается как первая женщина. Летали мы много, с разных аэродромов, с разными экипажами, но первый мой полет был из Кидайняя (Литва) в Халеб (Сирия) на Ан-12.

Перед полетом - инструктаж. Запал в память ответ местного замполита на чей-то вопрос: - "Что делать, если вражеская авиация попытается посадить наш транспортник?"

Бравый политрук ничтоже сумняшеся вразумил: Вы должны поступить так, как вам подскажет совесть коммуниста, но груз ни в коем случае не должен попасть в лапы противника.

Кстати, о коммунистах. Где-то в середине кампании прошел слух, что всем, сделавшим пять челноков, будет вручаться медаль "За боевые заслуги", за 10 челноков - орден Красной Звезды. В действительности получилось как всегда. Награды вручили, но только членам партии. Это было главным, но далеко не самым объективным критерием.

Например, один из награжденных коммунистов всю войну пролежал в госпитале, практически откровенно празднуя труса.

Но, вернемся к первому челноку. Наш самолет с наспех закрашенными звездами на хвосте и с Мигом-21 в грузовом отсеке взял курс на Венгрию (там производилась дозаправка).

Вскоре после взлета я вежливо поинтересовался у бортинженера где находится туалет. Тот с интересом посмотрел на меня, удовлетворенно хмыкнул и показал на обыкновенное ведро с крышкой, сиротливо стоящее в углу. За мной к ведру зачастили остальные члены экипажа.

После приземления в Текеле я резво направился на выход, когда был остановлен улыбающимся бортинженером:

- Володя, а ведро?

- Что, ведро? - не понял я.

Тут- то мне объяснили первый закон ВТА, гласящий, что ведро выносит тот, кто его "распечатал". В суровых условиях советской действительности особой проблемы утилизации отходов жизнедеятельности не было - отошел метров на 10 и вылил, где придется. А вот мужикам, которые летали за ООНовскими грузами в Стокгольм и Женеву, приходилось изгаляться.

Эпизод третий

После вылета из Венгрии мы пересекали Югославию, а далее летели над морем, держа связь с диспетчерскими службами Греции, Италии, Кипра, ну и потом кому куда надо. В периоды наивысшей интенсивности количество бортов в одну сторону превышало 100 единиц в сутки.

Для связи мы использовали позывные Аэрофлота, на вопросы с земли о характере груза заученно отвечали - груз Красного Креста.

Одновременно с нами, но не так интенсивно, работал воздушный мост США - Израиль. У них позывные были "Олимпики", и мы с ними периодически перешучивались.

Короче, вся эта вакханалия в эфире порядком утомила диспетчеров, и они порой отмахивались от нас как от назойливых мух. Особенно не любили нас греки. Там в то время правил режим "черных полковников", а может быть они просто были более ленивыми, не знаю.

Так вот, летим мы один раз, я безуспешно пытаюсь установить связь с "Афины control". Тишина. Командир попался очень ответственный: - "Добивайся, – говорит - и все тут". Я: "Бу-бу-бу, бу-бу-бу" - как попугай.

И в этот момент, простите, но слово из песни не выкинешь, в наушниках с характерным акцентом раздается: - "Русский Аэрофлот, х.. тебе в рот! Русские х…и, летите, куда хотите!"

Мы сначала не поняли, а потом как начали хохотать до коликов. Один командир не смеялся, больно уж правильный был мужик, насупился, пробурчал что-то, но от меня отстал.

Эпизоды четвертый и пятый (парашютные).

Ночь. Опять летим в Халеб (или Алеппо, как кому нравится). В "трюмах" зенитные ракеты.

Прошли точку A1H. Эта точка находилась где-то в середине Средиземного моря и была точкой возврата, т.е. пролетев ее, керосина на обратный путь у нас уже не хватало, поэтому после нее – "ни шагу назад".

Подлетаем к побережью. Внизу огромное зарево - горят нефтяные терминалы Бониаса, разбомбленные израильской авиацией. Скоро Халеб.

Надо сказать, что во время ведения активных боевых действий летали мы по ночам с тем, чтобы до рассвета разгрузиться и взлететь, так как израильская авиация, как правило, не практиковала ночные налеты.

Но в ту ночь было сделано малоприятное для нас исключение. Диспетчер Халеба приказал нам уйти в зону ожидания - аэродром бомбила авиация противника, все огни, естественно, были потушены. Крутимся мы в зоне уже минут 20. Командир собирает совещание, спрашивает инженера, сколько еще осталось керосина.

Считают, думают что делать, если посадку в ближайшее время не дадут. В результате принимается решение: если посадку не дадут в течение 15 минут, прыгать с парашютами, а самолет с ракетами - на голову верблюдам.

Бортинженер помог мне надеть парашют и был несколько удивлен, когда я попросил показать, где находится то самое кольцо. Кольцо оказалось больше похожим на ручку, приводящую в действие сливной бачок унитаза.

Я пропустил мимо ушей наставления молодому парашютисту, потому что раздумывал над решением другой проблемы - что делать с портфелем, в котором находился весь мой нехитрый слушательский скарб (бритва "Харьков", спортивный костюм и т.д.).

Прыгать с портфелем в руках - единственное, что приходило мне в голову, но как поведут себя воздушные потоки? Инстинкт самосохранения отсутствовал в силу хронического недосыпа, приведшего меня в эдакое зомбированное состояние.

Проверить на практике мои расчеты к счастью не пришлось. Дали посадку. Мы шлепнулись с прямой, мой перевод уже никто не слушал. В конце ВПП развернулись, немного проехали и заглохли - топливо закончилось. По рулежкам наш самолет уже тащил тягач.

Другой парашютный случай был смешнее. Я летел, наверное, с самым разгильдяйским экипажем в ВТА. Летчики во время полета принимали на грудь своего фирменного антиобледенителя - немного, но принимали, курили по-зверски, что также было запрещено.

Я с ними летал до этого несколько раз. Они научили меня пить эту самую гадость, играть в преф и многим другим полезным в жизни вещам.

В тот раз с нами летел их полковой особист. Обычно один особист приходился на 8-10 бортов, дошла очередь и до нас - "повезло".

Отношение к этой публике в армии известное, а этот кадр был особенно мерзопакостный, удивительно толстый и неприятный.

В Халебе следил за нами (мы заночевали в городской гостинице), сорвал, гад, осмотр ночного города, собирал компромат и явно собирался застучать наш экипаж по полной схеме. Мужики решили его проучить.

На обратном пути, вскоре после взлета, они разыграли "аварийную" ситуацию. Легенда такая: арабы-сволочи заправили нас каким-то дерьмом, двигатели отказывают, надо прыгать.

Инженер орет, что давление падает, форсунки не работают - бред полный. Все суетятся, надевают парашюты, проверяют качество порошка против акул, зеркальца, свистки, НЗ и прочую фигню, призванную спасти нас в водах Средиземного моря.

Хохма заключалась в том, что у особиста парашюта не было. Побледневший последователь железного Феликса бочком, бочком протиснулся к моему парашюту и протянул было к нему свои пухлые ручонки. В этот момент раздался грозный окрик командира: А ты за него расписывался?

Тут же чьи-то заботливые руки стали прилаживать парашют на меня: Нормально, Володя, не жмет?

На чекиста было больно смотреть. Он начал что-то бормотать о возможности использования одного парашюта на двоих, но народ был суров - Боливар не выдержит двоих, особенно если один такой толстый. В общем, поиздевались от души.

Потом работа двигателей "наладилась", но особист в себя не пришел, тихий стал, покладистый такой. Он так и не понял, что его прикалывали !

Эпизод шестой

После посадки на каком-то арабском аэродроме командир, штурман и я зачем-то потащились на КП, уточнять что-то, метео посмотреть – в общем, - не суть.

Дело опять-таки ночью происходит. Командир решил сократить дорогу и повел нашу группу не по рулежкам, а напрямую по полю.

Не прошли мы и 100 метров как некто орет нам грозно по-арабски и для пущей убедительности дает очередь в воздух. Мы, естественно, бахаемся фейсом в колючки и верблюжье дерьмо и замираем.

Командир мне говорит: переведи, что мы, мол, свои. Я, мучительно вспоминая арабский устав караульной службы (шутка), начинаю кричать по-английски, по-русски, по-китайски, по матушке - бесполезно. Араб аж заходится.

Летчики пытаются встрянуть, подвякивают все подряд типа: "Ленин, Брежнев, шурави, хинди руси пхай-пхай и т.д." - безрезультатно. Ну, думаю, приплыли.

И в этот момент штурман запел "Калинку". Нам с командиром ничего не оставалось делать как подтянуть хором.

Картина - блеск... Ночь, пустыня, война вроде бы идет, лежат три кренделя и поют сумасшедшему арабу русскую песню.

Не знаю, как мы пели, но на часового впечатление произвели. Вызвал он начкара, тот языками владел - разобрались.

Эпилог

К Новому Году все вернулись в ВИИЯ. Бардак был полный. Мы, человек шесть, возвращались из Паневежиса. Приехали в Москву, смекнули, что нас вряд ли ждут в определенный срок, договорились, когда и где встречаемся, и рванули на три дня в самоход.

За два с лишним месяца я налетал 240 часов, первый раз в жизни попробовал кока-колу, научился пить неразведенный спирт, материться по-арабски и здороваться по-итальянски и -гречески.

Кроме того, я заработал 15 сертификатов с желтой полосой (судя по всему, случайно заплатили в Ираке, когда у нас якобы что-то поломалось, и мы пару дней славно оттянулись на какой-то вилле под Багдадом) и осуществил свою наизаветнейшую мечту - купил в "Березке" за 7 сертов джинсы "Супер райфл" с зипами на задних карманах.

На оставшуюся половину своего валютного заработка в той же "Березке" приобрел браслетик для Нины, который подарил ей на Новый Год.

Мы опять были счастливы, потому что были молоды, я учился в лучшем в мире институте, а Нина была самой красивой девочкой на Земле...

Владимир Михайлович Тихолаз В-75:

ВИИЯковцы начала 70-х хорошо помнят начальника медицинской службы института майора по прозвищу Паша-понос. Блестящий диагност, Паша-понос мог бы сделать подлинный переворот в медицине, так как открыл первопричину всех заболеваний, ниспосланных человечеству. Создатели пенициллина и виагры - дети по сравнению со скромным ВИИЯковским эскулапом.

С какой бы хворобой не обращались к Паше несчастные слушатели - и обожженные африканским солнцем "амхары", проявления загадочных заболеваний которых обескураживали известнейших медицинских авторитетов, и "арабы", вернувшиеся из Маров с признаками экзотического дерматита Дюринга, и просто травмированная братия, по-местному встрявшая в пивной мордобой в "Яме" или "Сайгоне" - Паша изрекал неизменный вердикт - НОГИ НАДО БЫЛО МЫТЬ.

И только одна категория болезней кроме мытья ног, по мнению Паши, требовала дополнительного профилактического мероприятия, суть которого он выразил в емкой речевке. Декламированием этой речевки у нас заканчивались все занятия по медицинской подготовке. Происходило это так: Паша начинал - ЕСЛИ СДЕЛАЛ СВОЕ ДЕЛО - мы радостно подхватывали - ОБМОЙ МОЧОЙ ГОЛОВКУ ЧЛЕНА.

Большое спасибо Паше за фразу, которая, во-первых, может войти в нашу антологию, а во-вторых, чего греха таить, не раз помогала нашему брату в непростых полевых и не полевых условиях.

Владимир Михайлович Тихолаз В-75:

Это было в августе 1970г. Мы, вчерашние школьники, поступившие в ВИИЯ, проходили в лагерях курс молодого бойца. Жара стояла страшная, гоняли нас сурово. Наша учебная группа находилась на занятиях по тактике, 6 часов в поле под немилосердным солнцем, на каждом килограммов 15 всяких нужных вещей, гимнастерка белая от соли. Тема: рота в наступлении. Полковник из "дубовой рощи" указывает ориентиры.

В это время к нам приближается начальник этой самой "рощи", т.е. кафедры ОТП, п-к Ганичев - личность необыкновенная во всех отношениях. Небольшого роста, кругленький, голова бритая как бильярдный шар, лицо красное, голос пронзительный. Мужик был классный, да и вся "роща" в то время была как на подбор, одно слово - ветераны мировой.

Ганичев любил задавать разные вопросы, зачастую риторические. Например, он спрашивал: что такое атомная война? И сам отвечал сначала тихо, а потом по нарастающей: это когда воздух горит, земля горит, вода горит, отставить, вода испаряется - тут он срывался на фальцет - и только танки - наш бронированный кулак - развивают наступление через эпицентр атомного взрыва.

На хрена танки лезли в эпицентр, никто не спрашивал.

На этот раз Ганичев, хитро прищурясь, спросил об использовании в наступлении минометов. Услышав нестройный ответ, что-то про обратные скаты высот и т.д., он задумался и начал воспоминания.

- Было это во время войны. Меня как раз назначили командиром роты. Придали мне минометную батарею, расположил я ее в боевых порядках, начался бой, я скомандовал - огонь!

Тут Ганичев задумался, снял фуражку, вытер платком лысину и посмотрел вдаль.

- Ну и что - не выдержал кто-то из наших.

- Что, что, положил я половину соседней роты нашего же батальона. Минометы штука серьезная.

Ганичев махнул рукой, чтобы не подавали команды, и пошел в поле. Руководитель занятий объявил перерыв. Мы попадали в чахлые кусты, пытаясь найти хоть какое-то подобие тени.

Владимир Михайлович Тихолаз В-75:

Раздел фраз будет ущербным без эпохальной фразы генерал-полковника Катышкина, который будучи главным военным советником СССР на Ближнем Востоке произнес: На Ближнем Востоке у Советского Союза два врага - израильский сионизм и переводчики ВИИЯ.

Потом, о гримасы судьбы, он был назначен начальником нашего института (после Деда) и вошел в историю как Иван-строитель (построил новый корпус и еще чего-то, я уж не знаю не при мне было), но фраза осталась, классная фраза.

Владимир Михайлович Тихолаз В-75:

У нас одно время был курсовым офицером лейтенант Вербицкий по кликухе Крокодил Гена. Так его прозвали за нос, обладавший характерными размером и цветом. Мужик, кстати, он был неплохой, потом стал слушателем. Если прочтет, надеюсь, не обидится.

Так вот, была у нас еще преподавательница русского языка Любочка Баско (дочка начальника ф-та), женщина приятная во всех отношениях, причем практически нашего возраста. У слушателей нашего курса с ней сложились приятельские отношения, и в ходе обычных перемывок костей отцам-командирам, которые долетали до Любочкиных ушей, мы Вербицкого называли исключительно Геной.

Люба - чистая душа, тоже начала называть его Геной, но в отличие от нас - в глаза. Он долго терпел, смущался - все-таки дочка начальника факультета, но потом не выдержал и, краснея, пролепетал: Извините, но вообще-то меня зовут Вадим. Странно - сказала Любочка - а все зовут вас Геной и величавой походкой покинула вконец оторопевшего курсового офицера.

***

Этот случай известен широко. Свидетелей несколько десятков человек. Может быть его описание вошло в первый том баек, но я присоединился к байковедам недавно, поэтому простите, если это дубль.

Итак. Лето 72 или 73 года. На плацу слушатели Восточного факультета готовятся к убытию в лагеря, стоят с вещмешками по учебным группам, лениво переговариваются, физиономии у всех кисловатые, подъехали автобусы, жарко ... Командует построением курсовой офицер капитан Жабинский. Наконец из-за угла появляется начальник ВФ генерал-майор бронетанковых войск Баско - личность легендарная и колоритная.

Жабинский командует: Ровняйсь! Смирно! Отставить! Чище подравнять носочки! Потом еще раз, еще раз, еще раз...

Баско уже подошел к строю и стоит терпеливо ждет. Наконец рьяный Жабинский подает команду: Равнение налево! И поворачивается к начальнику факультета для отдания рапорта. И в этот момент Баско громоподобным голосом с характерной шепелявостью (вместо "ж" говорил "з" и т.д.) разражается: Забинский! Я как забытая в зопе клизма узе полцяса тут торцю, а ты меня сто не видишь?!

Вся братия залилась неудержимым хохотом, причем то ли обстановка тому виной, то ли жара, но он перешел в настоящую истерику. Пунцовый Жабинский, пытаясь оправдаться, начал бормотать, что он добивался выполнения команды. На что весьма довольный произведенным эффектом Баско отрезал: Ты луцьше добивайся улуцсения зрения.

Естественно, после такой веселухи никакого осмотра не было. Довольный Восток погрузился в автобусы и поехал в Монино.

Владимир Михайлович Тихолаз В-75:

Дело было на лагерных сборах 1973г. Для нас, третьекурсников, это были последние лагеря, отсюда соответствующее приподнятое настроение. Я стоял в карауле, пост - под "гибком". Караул тоже был последним, впереди отпуск, мечты о крымском побережье со всеми вытекающими..., веселуха одним словом. И вот нападает на меня муза, и я шариковой ручкой на доске приказов, которая к моему грибку была приколочена, пишу следующие вирши:

Последний лагерь, стою у грибка,
Солнце палит нещадно,
Но мне плевать на него свысока,
Мне сейчас прохладно.
Ведь завтра все это уже будет сон
- подъемы, зарядка, Ермошка.
Пройдет как утренний робкий туман,
как запах вонючей картошки.

Картошка на тех сборах действительно была необычайно хреновая даже для привычного ВИИЯковского желудка, а Ермошка - это полковник Ермохин из "дубовой рощи" (кафедра ОТП).

После караула пошел отсыпаться. А вечером - аврал - всех до одного загоняют в клуб. Выходит на сцену всем известный полковник Мякишев и очень грозно требует сдать АВТОРА безобразных стихов, осквернивших чуть ли не вселенскую святыню, грибок то бишь. В клубе воцарилась мертвая тишина, мне казалось, что среди нескольких сотен бьющихся сердец мое стучит громче всех. Фаддей Тимофеевич - политработник опытный, использовал все известные ему иезуитские подходцы, начиная от: кто укажет гада, тому бочку варенья, корзину печенья и дополнительные 10 суток к отпуску, и кончая: мне этот негодяй известен, просто я хочу посмотреть как он будет реагировать, когда я всем сборам устрою бяку типа марш-броска на 10 км. в противогазах. НО ничего у него не вышло. Многие знали, что стихи написал я. А кто не знал, будучи в клубе, узнал вечером в курилке. НЕ БЫЛО СРЕДИ НАС СТУКАЧЕЙ - и это было здорово. Я же отделался лишь чувством, которое позже испытал автор "сатанинских стихов", но куда там разъяренным исламским фанатикам до нашего Фаддея.

НАШИ В ГОРОДЕ

В байкотеке Клуба хранятся мои бортпереводческие записи, относящиеся к периоду арабо-израильской войны 1973 года (A LA GUERRE, COMME A LA GUERRE - шесть эпизодов). Хочу описать еще один случай из той же серии, который, надеюсь, вас улыбнет.

Итак, где-то через месяц после начала операции "Кавказ" интенсивность полетов потихоньку начала спадать. Появилась возможность отоспаться и передохнуть. В очередной раз, прилетев на аэродром Текель (Венгрия) для дозаправки, выяснилось, что вылет нашего каравана количеством семь бортов планируется только на следующий день. Появилась уникальная возможность побывать в Будапеште, осмотреть достопримечательности и, естественно, отведать местного пивка. Для начала мы поменяли деньги в ближайшем отделении банка. Поменять можно было не более 30 рублей, при этом принимались только казначейские банкноты, т.е. купюры номиналом 10 рублей и выше. В одночасье сказочно разбогатев, наша группа численностью семь человек двинулась в путь. Летчики нас не поддержали, т.к. предпочли потратить все деньги в гарнизонном магазине на товары ширпотреба. Тратить валюту на пиво, по их мнению, было преступлением. Но у славных переводчиков ВИИЯ приоритеты были иными.

Необходимо отметить, что все в нашей группе за границу попали впервые. Исключением был только мой однокурсник "амхар" Серега Ковалев, который в детстве жил в Польше, когда его отец, крупный военачальник, возглавлял Северную Группу Войск. До Будапешта мы добрались без проблем, хотя вывески, указатели и прочие надписи нам практически не помогали. Что такое венгерский язык филологической аудитории, я думаю, объяснять не надо. Побродили по замечательному городу и стали искать пивное место. Классического пивного бара или паба нам не попалось, а желание промочить горло становилось нестерпимым. Поэтому мы решили зайти в обычное кафе, благо что пиво наливали везде.

Заведение оказалось уютным. За столиками сидели местные, пили кофе, читали газеты, если потягивали пиво, то маленький 300 - граммовый бокальчик под орешки - короче Европа ети ее мать в чистом виде.

Мы расположились за двумя столиками. К нам подошла миловидная женщина средних лет и подала меню. Изучив документ, методом исключения нашли интересующую нас позицию, прикинули финансовые возможности и жестом позвали официантку. Когда она подошла, мы попытались сформулировать заказ. Венгерский никто из нас не знал, зато мы знали массу других языков. Так вышло, что мы были из разных групп и на семерых у нас получилось добрый десяток языков, на которых мы по очереди попытались вступить в лингвистический контакт с симпатичной венгеркой. Даже я, понимая ничтожность своего шанса, задал вопрос по-китайски. Посетители кафе с возрастающим интересом наблюдали за нашими стараниями. Но все было напрасно, она не понимала даже Серегин польский. Я не выдержал и сказал что-то типа "вот, блин, попили пивка". В этот момент венгерка радостно практически без акцента воскликнула: " Вы что можете говорить по-русски?" Немая сцена...

На радостях мы тут же заказали 21 большой бокал пива по три на брата, чем опять заставили ее усомниться на этот раз уже в правильности понимая русского языка. Откуда ей было знать, что нам, взращенным в "Вениках" (пивнушка в бане, куда нас водили на помывку), где пиво могло закончиться в любую минуту, брать меньше трех кружек за раз было просто западло. Помятуя совет мудрых летчиков ВТА о правильном использовании валютных средств, от закуски мы решили отказаться в пользу пенного напитка. Выпить пива мы могли много. К примеру мой скромный рекорд, установленный в пивбаре на Щелковской, равнялся 18 кружкам, выпитым за три часа. Здесь, конечно, ни о каких рекордах речь не шла, но попили мы неплохо.

Концовка же получилась на редкость эффектной. Настроение у нас было приподнятое. Серега Ковалев, очевидно, вспомнив свое европейское детство или какой-то фильм о красивой жизни, просмотренный на языковом дне, подошел к роялю, который стоял в углу зала, и очень неплохо исполнил несколько классических произведений, сорвав аплодисменты завсегдатаев. После этого, галантно распрощавшись с милой официанткой, наш коллектив покинул заведение, оставив недоумевающих венгров гадать, кто же это были такие.