Владимир Александрович Горбунов Запад – 76:

МОСКВА ПИВНАЯ

Ностальгический экскурс в 70-80-е годы прошлого века

Новеллы

Родному Краснознаменному Военному Институту иностран­ных языков посвящается. Здесь мы научились многому: и военному де­лу, и дружбе, и умению ценить та­кие простые вещи, как подсказка на экзаменах, сигарета на двоих, кружка пива в увольнении...

Сборник очерков-новелл «Москва пивная» написан в жанре исто­рической публицистики. Повествование возвращает читателя в 70-80-е годы двадцатого столетия, в популярной форме рассказывая о социальной атмосфере в советской столице времен «застойного пе­риода» и знаменитой «перестройки». Очерки документальны по сво­ей сути: мы путешествуем по Москве, одновременно изучая характерную для тех лет ситуацию с товарами и услугами на потребительском рынке, в частности, в отношении пива и пивных заведений.

Вместе, с тем «Москва пивная» - это художественное про­изведение, в котором присутствуют живые характеры и ре­альные персонажи, относящиеся к весьма обширной категории граждан бывшего СССР, традиционно объединенных привыч­ным термином «москвичи и гости столицы». Читатель имеет возможность - кто вспомнить, а кто впервые узнать, как жил, чем занимался, где проводил свободное время рядовой обыва­тель - любитель пива. В этом отношении очерки - результат наблюдений автора - в некоторой степени перекликаются с широко известными записками «Москва и москвичи» В.Гиляровского и повестью В.Ерофеева «Москва-Петушки».

Владимир Горбунов родился Москве в 1954 году. Окончил среднюю школу в Ленинском районе (теперь Хамовники), где начал писать сти­хи и песни, выступая в составе школьного вокально-инструментального ансамбля. С семнадцати лет связал свою жизнь с военной службой, завершившейся только через четверть века Выпускник Во­енного Института иностранных языков, ветеран Вооруженных Сил.

В.Горбунов является автором рукописного сборника стихо­творений, написанных более чем за три десятка лет. Доста­точно давно начал работать над произведениями в прозе, одна­ко до сих пор нигде не издавался «Москва пивная» — первая за­вершенная работа, подготовленная к печати. Всерьез изучая «пивной» вопрос с курсантских времен (на фото 1972 года — ав­тор на первом курсе ВИИЯ), В.Горбунов надеется, что предла­гаемая вашему вниманию публикация может вызвать интересу читателей любого возраста и профессии, так как основная те­ма книжки - пиво - приобретает все возрастающее значение в повседневной жизни россиян.

Честно говоря, рука непроизвольно тянулась написать «пен­ная» в сочетании двух слов заголовка нашего исследования, что рисковало быть некорректным в отношении, пожалуй, большин­ства пивных заведении того времени, так как густая пена - при­знак качественного напитка — появлялась порой только к концу розлива, когда бак пустел, или вываливалась наружу, забивая все трубы, при открывании новой емкости. Да и не до пены было нашим людям, в жаркий день томящимся в давке потной очере­ди, мечтающим хоть о кружечке мутноватой, теплой жидкости, иногда сильно смахивающей не на исходный продукт, а на ре­зультат жизнедеятельности организма.

Итак, пора бы ближе к теме. А тема, на мой взгляд, трогательная и благородная: любитель пива и его борьба за выживание в услови­ях пивной ситуации в Москве застойного периода, во времена то­тального дефицита и в начале формирования дикого рынка. Как смог выжить обыватель в такой нечеловеческой обстановке - вот что поражает и восхищает исследователя. Сразу оговорюсь: данный скромный труд не претендует на всеобъемлющую глубину анализа и бесспорность авторских пристрастий; это всего лишь зарисовки на добрую память, теплые воспоминания о грустном и смешном, нос­тальгия по нашей жизни в прошлом.

Исследование проводилось на основе воспоминаний о посещении ряда столичных пивных ресторанов, баров, точек и т.п. Многие из них были хорошо знакомы москвичам и гостям столицы, некоторые имели популярность только в узких кругах местных любителей. Автор не пытался охватить как можно больше заведений, а рассказал только о тех, где бывал сам. Лично, так сказать...

КИЕВСКИЙ ПИВНОЙ ЗАЛ («САЙГОН»)

Киевский пивной зал, а в народе просто КПЗ, располагался в двухэтажной конструкции из бетона и стекла грязно-серого цвета всего в нескольких минутах ходьбы от Киевского вокзала. Часто ремонтируемый, обшарпанного вида пивбар был тем не менее страшно знаменит в Москве и за ее пределами. Сюда и в зной, и в стужу со всех направлений и сторон тянулись ручейки мучимых жаждой любителей, пива. Пожалуй, приезжих было многовато, что объяснялось близостью к огромному вокзалу, но в обычные дни хватало здесь представителей всех сословий: в неиссякаемой очереди на входе толкались стайки студентов, матерились рабо­тяги, возмущенные проходом без очереди особо блатных, поку­ривала интеллигентская смесь из помятых, с галстуками на боку, командированных и непохмеленных местных аборигенов с Ку­тузовского проспекта.

О происхождении второго названия КПЗ - «Сайгон» история умалчивает. Не исключено, что это каким-то образом связано с войной во Вьетнаме, имевшей место в шестидесятые годы. Но какое отношение к городу Сайгону (сейчас это город Хошимин) имеет пивбар - остается невыясненным.

Войдя наконец внутрь, каждый мог занять местечко по душе и прийти в себя, присосавшись к первой же, на лету поданной опытным официантом кружке, запотевшей и прохладной. Пла­нировка этажей менялась периодически; иногда оба этажа были «сидячими», иногда сидели только наверху (для этого надо было оставить пальто в гардеробе), а внизу топтались у высоких сто­ков посетители попроще - в верхней одежде, с портвейном в авоське, но явно в приподнятом настроении.

Пиво подавалось традиционно в кружках; за кулисами на этажах официанты сами наливали его в автоматах за двадцать копеек, причем автоматы были заранее отрегулированы на недо­лив - широко распространенная система в пивном деле тех лет. В поллитровой кружке содержалось чуть более четырехсот с чем-то граммов. Вся надежда была на качество пива.

В начале семидесятых в Москве разливали исключительно «Жигулевское» - кисловатый светлый напиток с секундным на­меком на пену, который позднее был повсеместно вытеснен «Ячменным колосом», достаточно неплохим по вкусу, если его чересчур не разбавлять водой.

Столы в КПЗ были заставлены кружками с недолитым на­питком. Качество последнего варьировалось от настроения оператора пивных резервуаров, от того, насколько выполнен план, от времени года и состояния погоды, что, кстати, влияет на число посетителей. Что касается закуски, то особым разнообразием она тоже не отличалась. Традиционно в металлических лотках пода­вались сосиски с зеленым горошком, обжаренные кусочки мяса, гордо называемые «шашлык», порубленная рыба типа скумбрии или ставриды холодного копчения. Как правило, добавлялись еще и отечественные «чипсы» - пережаренный сыроватый кар­тофель из пакетиков.

Если попадал в сезон или просто не все еще съели посетители и растащил обслуживающий персонал, можно было взять горя­чих отварных креветок. При наличии этого дефицитного делика­теса все старались брать именно их и помногу, о чем свидетель­ствовали наваленные повсюду на столах братские могилы из ро­зовых панцирей и усатых голов.

Креветки варились здесь же, на кухне, а попадали они в баки с кипятком из килограммовых пачек. Такие развесные упаковки (кажется, по цене 2 рубля 24 копейки за пачку) иногда продава­лись в столичных гастрономах и рыбных магазинах.

Обычно предлагаемые креветки были мелкими, мусорными, что не мешало им быть дефицитом. Помню, как в «Рыбе» на Пятницкой я доставал пачку с этими дафниями из-под полы за три рубля у мордатых продавцов в грязных фартуках, не без уси­лий проникнув к ним в подсобку...

Подаваемое пиво (как вы помните - в неполных кружках) сливалось посетителями из одной посуды в другую до наполне­ния, в результате чего от десятка кружек оставалось шесть пол­ноценных поллитровых порций.

Процесс питья рекомендовалось начинать с выбора наиболее чистой, на ваш взгляд, кружки. После ее опорожнения пиво из следующей переливалось в первую. И так далее.

Как-то воскресным утром, застав меня за этим занятием в по­лупустом еще зале на втором этаже КПЗ, интеллигентного вида сосед по столику долго сдерживался, чтобы не задать вопрос, и наконец не выдержал:

- А зачем вы все время сливаете пиво в одну и ту же кружку?

Я понял, что передо мной человек, не часто посещающий пивные места. Кстати, он оказался художником из Грузии. Меня разобрал смех, и я предложил:

- Попробуйте угадать. Какие есть варианты?

Он стал угадывать, но быстро сдался. Запомнилась одна из версий: «Это чтобы пиво охлаждалось в процессе переливания из кружки в кружку». А ведь секрет был до смешного прост: я все­гда пью пиво из одной кружки, чтобы не облизывать другие. Кто их мыл, и мыл ли вообще - одному Богу известно.

«Сайгон», не могу не повториться, славился своими госте­приимством и популярностью. В пивбаре всегда преобладала демократичная обстановка. Однако, надо заметить, гостеприим­ство имело определенные границы, причем достаточно жесткие из-за невозможности вместить всех желающих в часы «аншла­га».

На входе в КПЗ стояли знакомые всем завсегдатаям в лицо вышибалы; судя по их сломанным носам и раздавленным уш­ным раковинам, напоминающим пельмени, все они в прошлом занимались профессиональным спортом. Сдерживая натиск раз­горяченной независимо от погоды уличной толпы, рвущейся к пивному источнику, вышибалы умело использовали обшитую чугунной решеткой дверь с мутным, почти непрозрачным пла­стиком вместо стекла посередине. Впуск жаждущих осуществ­лялся по принципу «двое вышли - двоих впустить».

Застоявшись на улице перед дверью, истомленные счастлив­чики-очередники входили в предбанник КПЗ, где их тут же разбирали ловкие официанты, быстро определяющие большие, а, следовательно, в перспективе «теплые» компании, отсекая скромные парочки и быстренько подсаживая за незаполненные столики клиентов-одиночек. Вся приветливая и теплая атмосфера в КПЗ располагала к хо­рошему питейному настроению, к приятному новому знакомст­ву, к неторопливой дружеской беседе.

У меня с «Сайгоном» связана масса приятнейших воспоми­наний. Чтобы не утомить читателя, остановлюсь на одном при­ключении, произошедшем со мной летом 1972 года. Стояла чу­десная пора каникул и отпусков. И я бездельничал в Москве в чудесные жаркие дни, прожигая свой долгожданный полноцен­ный отпуск по окончании первого курса ВИИЯ. Разумеется, для полноты ощущений не хватало только отличного настроения, вызываемого чудесным напитком всех времен и народов. Дого­ворившись с приятелем посетить КПЗ, мы встретились с утра пораньше у входа в это богоугодное заведение.

Мы были полны энтузиазма, несмотря на отсутствие денег (у каждого было по два рубля) и скромность прихваченной из дома закуски (я взял пачку хрустящих подсоленных хлебцев, а Шурик — баночку красной икры, оставшуюся от какого-то домашнего праздника накануне).

Несмотря на утренний час, второй этаж уже гудел, как улей; в зале царила атмосфера дружеского общения под звякание кру­жек, взрывы хохота от удачного анекдота, шарканье подошв вез­десущих официантов, лавирующих с подносами между столами.

Нас подсадили за столик с двумя интеллигентного вида дя­дечками в очках и костюмах с галстуками. Сначала они были не очень довольны, опасаясь, что мы помешаем их беседе, но потом снова приложились к кружкам и заспорили о чем-то своем.

Последние два рубля таяли на глазах. Мы подъедали икру, выскребая по очереди баночку остатками хлебцев. Разлили по последней кружке. Познакомившись с соседями напротив, мы болтали о всякой ерунде. Постепенно разговор перешел в русло темы «Отцы и дети» (пожилые дядьки вполне годились нам в отцы). Один из дядек настаивал на низком интеллекте нынешней молодежи. Мы заспорили, и в качестве примера этот дед пред­ложил решить какую-то заковыристую математическую голово­ломку (он оказался доктором математических наук). Мой при­ятель - студент второго курса МАИ - оказался тоже математи­ком, к тому же увлекающимся. Бросив взгляд на условие задачи, нацарапанное на обрывке салфетки, Шурик пообещал решить задачу за пять минут. На том и порешили, причем поспорили на два рубля, то есть на десяток пива. В случае нашего проигрыша платить было нечем, и я ломал голову над этой проблемой, несмотря на решимость моего приятеля.

Меня отвлек второй дед, который ехидно утверждал, что ны­нешнее поколение молодежи - это сплошь дистрофики и что он даже в своем солидном возрасте мог бы если и не побороть тако­го паренька, как я, например, то уж, по крайней мере, смог бы победить меня в состязаниях на пальцах. Суть сей старинной за­бавы состояла в том, чтобы разогнуть палец противника, захва­тив его в замок своим пальцем.

Дед выпил лишнего и совсем разошелся, вызвав меня на по­единок и предлагая для этого «выйти». Поспорили, естественно, на два рубля. По лестнице спустились вниз к туалету. Надо, кста­ти, отметить, что в то лето я пребывал в отличной спортивной форме: белая футболка потрескивала от бицепсов и рельефных мышц груди. Вот уж в чем-чем, а в успехе я не сомневался. Дед продержался секунд пять и, проиграв, сразу же начал кричать, что я дергаю нечестно, что нужно не так... Положив первые два рубля в карман джинсовых штанов, я предложил противнику ре­ванш. Тот стал настаивать, чтобы я боролся левой рукой. Вокруг нас собралась толпа азартных и сильно нетрезвых болельщиков; все шумно спорили, оценивая наши шансы, и даже стали делать ставки по два рубля за выигрыш.

По правилам, помогать себе, упираясь во что-либо, нельзя. Коварный дед вцепился свободной рукой в дверную ручку туа­лета и засопел, изо всех сил ухватив своим костлявым крючком мой боевой средний палец: Левой рукой я дернул спорщика так, что он, вырвав дверную ручку с шурупами, потерял равновесие и заскользил по мокрому полу в сторону умывальника...

Получив от проигравшего еще две мятые бумажки, я собрал­ся уходить, но не тут-то было. Во-первых, сумму от тотализатора вручили мне, и я обалдело разглядывал пачку мокрых и ском­канных рублевок, трешек и пятерок. А во-вторых, в бой рвался уже новый клиент — коренастый мужичок со значком «Мастер спорта» на рубашке. Рожа у него смахивала на боксерскую. Он сильно качался и утверждал, что когда-то дрался в легком весе.

Боксер сопротивлялся полминуты, не более, после чего он вручил мне пять рублей и предложил выпить на брудершафт. И снова шумные болельщики скинулись победителю, то есть Мне. Шапка пошла по кругу. Я ликовал от неожиданно свалившейся на нас удачи, когда увидел Шурика и второго деда, спешащих вниз по лестнице. Как рассказал потом мой приятель, он нагнал на математика страху, представив меня мастером спорта между­народного класса по боксу и добавив, что якобы я - человек без тормозов и жалость мне неведома...

Оба деда были рады видеть друг друга в здравии, а мы с Шу­риком подсчитали наш выигрыш (кстати, мой приятель успешно решил математическую задачу за два рубля), который составил что-то около пятидесяти рублей - целое состояние для нас!

В тот день мы сменили не один столик на обоих этажах КПЗ. Денег хватило еще на несколько десятков кружек, разнообраз­ную закуску, включая горячие блюда, и даже на сигареты. Имен­но тогда я поставил свой личный рекорд - двадцать пять пива за полдня! Вернувшись домой, я проспал почти сутки. Эх, моло­дость, молодость!

«Сайгон» еще довольно долго не давал умереть от жажды любителям пенного напитка. Качество пива частенько оставляло желать лучшего, сервис тоже бывал, как говорится, ненавязчи­вым, но это не отражалось на популярности любимого в народе пивбара. Даже в трудные постперестроечные годы КПЗ продол­жал поить пивом население столицы и ее гостей. Последний раз я заскакивал сюда уже в начале девяностых, да и то совсем нена­долго: через служебный вход я проникал в святая святых - в по­мещение с пивными баками, где крупногабаритный мордоворот набирал пять литров «свежака» в мою канистру по завышенной цене.

Овеянный славой КПЗ прекратил свое существование где-то в конце девяностых годов. Здание долго стояло бесхозным, за­пущенным, без вывесок, с намалеванным на грязных окнах сло­вом «Ремонт». В один прекрасный день, проезжая по Дорогоми­ловской в сторону Смоленки, я увидел совершенно по-новому отстроенное и окрашенное здание на месте старой, привычной глазу «стекляшки» КПЗ. В доме разместился некий банк. На крыше красовались тарелки спутникового телевидения.

Я долго искал глазами на стене мемориальную доску или таб­личку типа «Исторический памятник. Охраняется государст­вом», но тщетно. Я еще немного потоптался под новомодными тонированными окнами офиса, обдумывая сумасшедший вари­ант написания на стене какой-нибудь памятной фразы, например, «Я люблю тебя, «Сайгон»!» или «КПЗ - здесь был я»...

В этот момент видеокамеры наружного наблюдения на фаса­де здания с легким жужжанием уставились на меня, входная дверь распахнулась, и на тротуар с решительным видом шагнули двое крепких охранников...

«ЛАДЬЯ» («ЯМА»)

Пивное заведение «Ладья», или как его еще ласково называли - «Яма», располагалось действительно довольно глубоко - в подвальном помещении старого дома на углу пересечения Столешникова переулка и Пушкинской улицы, в старинном центре Москвы, где еще сохранились постройки времен, описанных Ги­ляровским.

Сказать, что пивбар был популярен, значит ничего не сказать. В любое время года и при любой погоде живая вереница по­клонников янтарного напитка тянулась иногда из-за утла, начи­наясь еще в Столешниковом и уходя вниз по ступенькам в недра вожделенного подвала с низкими потолочными сводами и высо­кими длинными столами вдоль стен и у колонн старинного вида. Сидеть было негде, однако, если вспомнить кинофильм «Бере­гись автомобиля», когда Максим Подберезовиков с Юрием Деточкиным пьют пиво накануне ареста последнего, а съемки про­водились в середине шестидесятых годов, - нетрудно заметить, что герои сидят за столиком, и не они одни. Может, стулья по­ставили только для съемок, а может, в те годы в пивбаре сущест­вовали и посадочные места. Не берусь утверждать наверняка: в то время в бары я еще не ходил, а пиво потихоньку пробовал только в старших классах, то есть в конце шестидесятых.

Кто из попадавших в самое сердце столицы рано или поздно не оказывался рядом с «Ладьей»? Кажется, ноги, независимо от их принадлежности, сами несли и москвичей, и приезжих к поч­ти незаметному входу, обнесенному металлическим ограждени­ем, чтобы никто не рухнул в подвал без очереди. Расположение этого оазиса было таково, что практически каждый прохожий, целенаправленно или бесцельно спешащий по улочкам и пере­улкам в глубине от улицы Горького, не мог не заметить ожив­ленную очередь из лиц обоего пола, ныряющую куда-то под землю. Каждый уважающий себя гражданин должен был подой­ти к толпе и поинтересоваться, куда все стоят. А если вы к тому же настоящий мужчина, то кружечка-другая холодного пивка вам вовсе не помешает. Тем более, когда стоит такая жара (идет проливной дождь; весь день валит снег и т.п.)!

Итак, вы спускаетесь по ступеням вниз, в прохладный полу­мрак «предбанника», с любопытством разглядывая интерьер в глубине зала и бегло просматривая лист-меню с прейскурантом. В кассе вы обязаны заплатить за вход пятьдесят копеек (без этого не впустят) и можете разменять бумажные деньги на монеты по двадцать копеек - без них возле пивных автоматов делать нечего. Проходя мимо стойки с закуской, вы можете взять любую закус­ку на тот самый полтинник, которым вы заплатили как бы за вход, а также можете докупить чего-нибудь еще, в том числе го­рячую котлету или сосиски с гарниром.

Если вы пришли в бар с утра пораньше, проблем с пивными кружками нет: всегда можно взять сразу несколько, чтобы не хо­дить к автоматам каждые две-три минуты. Здесь царит самооб­служивание: сам меняешь деньги, сам ставишь кружку в авто­матную нишу с соском, сам доливаешь до наполнения посуды, ну и сам пьешь наконец. С утра, как правило, пиво свежее, хо­лодное и даже пенится, что благотворно сказывается на самочув­ствии всех посетителей, поскольку утром приходят, в первую очередь, люди страждущие, нуждающиеся в лечении, в реанима­ции, так сказать.

Опытный народ - завсегдатаи и просто практичные пивоманы ходят в бар со своими кружками - глиняными, стеклянными, металлическими - разной емкости, но обязательно определенных габаритов, чтобы только поместились в нише пивного автомата. Своя собственная кружка имеет массу преимуществ. Во-первых, гигиена. Во-вторых, просто удобство - не надо искать казенную посуду и мыть ее. И главное, никто не будет стоять у тебя над душой в час пик, когда зал переполнен, а кружек хронически не хватает, и некоторые вынуждены даже занимать очередь за пьющим, портя своим голодным видом благодушное настроение того, кто уже принял штучек пять-шесть и доедает кусочек спин­ки воблы.

Итак, вы - в «Ладье». Как хорошо приходить сюда с другом или назначать здесь встречу старых приятелей и коллег! Ведь бар, открытый в самом центре, удобен для всех, даже живущих на окраине города. «Яма» - это нейтральная территория для лю­бителей пива, съезжающихся со всех уголков Москвы. Добро пожаловать на «нейтралочку»!

Найдя уютный уголок где-нибудь под сводом колонны, налив свеженького ячменного, расставив на столе закусочку (дымя­щиеся креветочки, рыбный наборчик, горячую котлетку) или разложив воблу, купленную когда-то по случаю и принесенную из дома, а то, может быть, даже кусочки красной рыбы, остав­шейся после праздничного стола, а после праздника попить пива - святое дело, как вы знаете, - вы погружаетесь в пучину неторо­пливого наслаждения, занятые чревоугодничеством и восстанов­лением своих сил, потягивая чудесный прохладный напиток и обсасывая соленые рыбные ребрышки.

Курить в пивбаре запрещено, но постепенно зал наполняется табачным дымом, потому что кому невмоготу - все равно курит, пряча сигареты в рукав или под стол, стараясь выдыхать дым не­заметно. Обычно по рядам ходят работники бара и пресекают по мере своих возможностей это безобразие. Иногда в «Яму» спус­кается милиционер (обычно в обеденное время) и со строгим вы­ражением лица отлавливает явных нарушителей порядка. Собрав несколько штрафов, милиционер удаляется в служебное помещение бара. Дым начинает клубиться с новой силой.

В «Ладье» несколько десятков столов, целая шеренга «авто-поилок», длинная витрина с ассортиментом закусок и на весь многолюдный зал в подвале - всего один маленький туалет. К сожалению, места общего пользования в пивных заведениях описываемого периода - это действительно притча во языцех. В «Яме» отхожее место напоминает склеп - с мокрыми склизкими стенами, зелеными от старости, тусклым освещением и проку­ренной теснотой. Особый интерес представляют стены в двух незакрывающихся нишах-кабинках. Судя по профессиональному почерку, настенной живописью здесь занимались студенты ху­дожественных училищ. Более талантливых росписей в стиле порно я еще не встречал.

Но сейчас не об этом. Сегодня с утра - свежее пиво, у вас вы­ходной день, торопиться некуда. Даже если ваши друзья заняты и вам приходится стоять в одиночестве, не расстраивайтесь. Пи­тье пива располагает к душевному разговору. Рано или поздно рядом или напротив встанет кто-то, кто будет готов поддержать беседу о чем угодно - о погоде, о рыбалке, о событиях в мире, о качестве пива здесь и в других пивбарах, о женщинах, в конце концов. Кстати, в «Ладье» бывает много женщин, так как бар считается достаточно культурным заведением.

Для гостей столицы этот подвал является настоящей достопримечательностью. Я встречал здесь транзитных пассажиров, оставивших вещи на вокзале, а иногда с чемоданами и тюками, приехавших Бог знает откуда, измученных дальней дорогой, но все-таки рискнувших найти «Ладью» в надежде утолить жажду в любое время года.

Я видел здесь людей в форме железнодорожников и моряков, пожарных и музыкантов ансамбля им. Александрова - пожилых дядек в военной форме с аксельбантами; уложив футляры с ин­струментами на полки под столами, сдвинув фуражки на затылок и расстегнув парадные кители, седые и лысые музыканты с чув­ством прихлебывали пивко, аппетитно разрывая на куски све­жую воблу, травя анекдоты и время от времени сотрясаясь от дружного хохота.

Публика в «Ладье» всегда отличалась многообразием. Сту­денты стреляли курево у краснолицых офицеров в полевой фор­ме, работяги в промасленных комбинезонах раскладывали на га­зете селедочные хвосты и разливали под столом портвейн, со­лидные чиновники при галстуках и с атташе-кейсами сосредото­ченно прикладывались к кружке и не без удовольствия обраба­тывали кораллово-красные тельца креветок; оживленно беседо­вали, позвякивая посудой, кандидаты наук и местные алкоголи­ки, спортсмены и метростроевцы, хиппующая богема и члены КПСС. Всех объединяла страстная любовь к пиву. И всем нравилось пить его именно в «Яме».

Но все хорошее когда-нибудь кончается. Давно не посещал я памятные места. Так уж получилось - несколько лет мне не при­ходилось бывать на том самом перекрестке, где живая очередь, огибая угол дома, ныряла в «Яму». Когда же я волею случая в конце девяностых оказался вблизи легендарного заведения, Сто­лешников сохранил свое название, а улицу уже переименовали, но самое главное и, пожалуй, неожиданное - это новая вывеска над входом в подвал: какой-то ресторан, что-то вроде испанской кухни... Откуда? Зачем? Кому не давал покоя старый добрый пивбар?

На этом история не закончилась. Спустя какое-то время, сравнительно недавно мне снова довелось проходить мимо быв­шей «Ладьи», и опять было чему удивляться: вывеска испанского ресторана исчезла, вход едва ли не заколочен досками, общий внешний вид - нежилой. Загадочные трансформации «Ямы» не могут не оставлять чувство недоумения, а попытки превратить уникальное, теперь уже практически историческое место палом­ничества многих поколений любителей пива в очередную забе­галовку с псевдонациональной кухней и меню, пугающим цена­ми в долларах, вызывают крайнее сожаление. Что еще надумают сотворить с подвалом, где когда-то был замечен сам дядя Гиляй?

ПИВБАР «САЯНЫ»

Помню, что впервые услышал о «Саянах», трясясь в служеб­ном автобусе, увозящем наш курс в летний военный лагерь по тогда еще мне незнакомому Щелковскому шоссе. Дело было в году этак семьдесят втором. Один из моих друзей, кстати, мест­ный, Измайловский, вертел головой, высматривая что-то за до­мами по левой стороне. Когда мы проезжали довольно высокое здание из светлого кирпича в глубине от шоссе, мой однокурсник радостно объявил, что «это и есть замечательный пивной бар «Саяны», недавно построенный, уже очень популярный в районе Измайлова и еще неизвестный по всей Москве из-за своей уда­ленности от центра». Запомнились большие круглые окна на глухой стене здания. Они напоминали иллюминаторы, а сам пивбар - корабль, уходящий в дальнее плавание.

По своим масштабам, размаху и разнообразию меню «Сая­ны» вместо скромного «бар» могли безусловно претендовать на категорию «ресторан». С самого начала семидесятых это славное заведение оставалось одним из наиболее почитаемых в среде пивоманов столицы. Несмотря на неблизкую дорогу - а ехать неко­торым приходилось через всю Москву до конечной станции «Щелковская» в восточном Измайлове, - очень многие любите­ли животворного напитка совершали паломничество к ступеням «Саян», где на входе почти не бывало длинных очередей - такова была вместимость пивбара.

Компания моих друзей, с кем мы обычно встречались в «Сая­нах», предпочитала устраивать пивные праздники по воскре­сеньям, прямо с утра пораньше (в те незабываемые семидесятые годы выходной день был на неделе в единственном числе, то есть в воскресенье). Гостям всегда были рады в двух больших поме­щениях-залах с рядами столов и кресел, с настенными динами­ками, откуда лилась эстрадная музыка или пел Высоцкий.

Прибыв из разных уголков города, мы входили в бар и зани­мали столик в одном из этих двух залов, таких светлых и про­хладных летом и таких уютных и теплых зимой. Мы, как всегда, были рады друг другу, хотя зачастую виделись буквально нака­нуне, и этому приподнятому настроению традиционно способст­вовала какая-то особая, присущая этому месту праздничная ат­мосфера.

Официанты в бабочках сновали между столами, поднося пи­во и порции свежих дымящихся креветок. Пиво подавалось в графинах литра на полтора. Традиционно напиток здесь бывал неплохой - вкусный и достаточно охлажденный, но все, как и везде, зависело от воли случая: день на день не приходился; пове­зет - будешь пить прозрачный и янтарный, а не повезет - прогло­тишь мутный и кисловатый.

Справедливости ради надо сказать, что и расценки в этом ба­ре-ресторане были ресторанные. К тому же вы полностью зави­сели от степени добросовестности обслуживающего вас офици­анта, а также от его внутреннего расположения к вам. Если он чувствовал, что пахнет хорошими чаевыми (веселая и большая компания с женщинами, уже «подогретая» и готовая отъехать с продолжением), то тут возможны два варианта: минимальный обсчет в надежде на сдачу или, наоборот, «раздевание» клиента по максимуму.

Оптимальный выход из ситуации - это познакомиться с офи­циантом и расположить его к себе. Тогда он в лепешку расши­бется, чтобы угодить: и пива нальет из свежего бака, и креветок погорячей принесет, а то еще и воблу из своих запасов достанет (в меню этот деликатес, естественно, никогда не упоминался).

Несмотря на довольно высокие цены, кухня в «Саянах» едва успевала выполнять заказы многочисленных посетителей. В ка­честве закуски вам могли предложить мясное и рыбное ассорти, сыр или брынзу, креветки (если таковые были в наличии по сезо­ну). Горячие блюда могли быть в виде люля-кебаба, бифштекса с яйцом, аппетитных купат или жареных цыплят. Особенно не­плохо удавались цыплята табака. Кроме того, популярностью пользовалось тушеное мясо в глиняных горшочках. Гарниры бы­ли представлены картофелем фри, зеленым горошком и красной маринованной капустой.

Как и положено в ресторанах, в баре «Саяны» можно было заказать коньяк и шампанское. Завсегдатаи, а это были в основ­ном студенты, работяги, интеллигенция и переодетые военные - частенько предпочитали не выбрасывать свои и так скромные деньги на ветер, беря спиртное в пивбаре, а просто перебегали через дорогу, где в винном отделе в любое время продавался портвейн популярных в те времена марок - «Кавказ», «Три се­мерки», «Сахра», «Иверия» и другие. Именно тогда я впервые услышал и запомнил выражение «Пиво на вино - это не то; вино на пиво — это диво».

Праздничный ресторанный вид сервированному столу при­давали чистые скатерти и даже небольшие вазочки с какими-то веточками в них. Приятная музыка, плывущая из динамиков в разных точках залов, создавала незабываемое приятное ощуще­ние уюта и тепла. Как душевно сиживали мы в «Саянах»! Свежее пивко янтарно светится в пузатых запотевших графинах, весело постукивают сдвигаемые кружки, быстро и незаметно опытная рука разливает крепкое вино по стаканам под столом, горячая волна прокатывается по организму, благодарно принимающему хмельное пиво, пущенное вдогонку... А какими вкусными ка­жутся горячие креветки - сочные, мясистые, солоноватые - так и просят запить их холодненьким пивком!.. С тех пор прошло много лет. Мой бывший однокашник уже давно переехал из Измайлова в другой район. Всю нашу компа­нию разбросало по разным гарнизонам. Грустно вспоминать на­ши беззаботные походы в «Саяны» - это все равно что вспоми­нать годы безвозвратно прошедшей молодости... Да и «Саян» уже нет. Я не поехал на Щелковское шоссе, чтобы убедиться в этом воочию, а просто перелистал «Желтые страницы». Ни бара, ни ресторана с таким названием не числится. А жаль.

БАР «ЖИГУЛИ»

Еще одной достопримечательностью центра Москвы многие годы считался пивной бар «Жигули». Разместившийся в цоколь­ном этаже первого здания слева по Калининскому проспекту, от­крытому к юбилею Революции в 1967 году, он был как бы пере­довой заставой на пути людского потока, вылившегося из арбат­ского метро и спешащего к магазинам, гастрономам и кафе вдоль проспекта.

Калининский довольно быстро стал напоминать гигантский проходной двор, этакую аэродинамическую супертрубу, сквозь которую с утра до ночи неслась масса граждан, живущих в Мо­скве, приехавших по делам и просто транзитных пассажиров. Внимание самых голодных и жаждущих из них сразу было при­ковано к вывескам на крайнем слева здании, где на первых двух этажах располагались кафе «Валдай» (с винным баром) и пивбар «Жигули».

Несмотря на значительную площадь, заставленную столами с десятками посадочных мест, у входа в пивбар практически все­гда толпилась очередь. Подавляющее большинство посетителей составляли люди приезжие. Им, наверное, казалось, что если они не «отметятся» в таком замечательном, центральном, можно ска­зать, пивном баре, то их командировка или визит к родственни­кам будут неполноценными. Многие рассчитывали попасть в ка­кое-нибудь необыкновенное по своему сервису, качеству пива или еды заведение. Этим объяснялся постоянный наплыв же­лающих попасть в бар. Даже иностранные гости не стеснялись постоять в общей очереди, не понимая смысла специфических выражений, которыми изобиловала разговорная речь наших со­граждан, и на всякий случай улыбаясь и кивая, когда к ним в оче­редной раз обращался не очень трезвый, но чересчур любозна­тельный абориген.

На самом деле ничего сногсшибательного «Жигули» не предлагали. Главным отличием бара был, пожалуй, весьма высокий оборот; в часы наибольшей активности клиентов (в выходные или к вечеру) официанты носились по залам большого, без окон, с нависающим потолком полуподвального помещения, напоминающего погруженную субмарину, едва успевая менять опорожненные графины на полные.

Пиво ничем не отличалось от обычного напитка, подаваемого в аналогичных местах: здесь приносили традиционное «Жигу­левское», а с начала восьмидесятых годов - «Ячменный колос».

Все, как всегда, естественно, зависело от специалистов по розли­ву - от их добросовестности, опыта работы и материального по­ложения. Ведь именно этими качествами работников бара опре­делялись вкус, свежесть и количество разливного пива, постоян­но возглавлявшего списки дефицита.

Ни для кого не секрет, что в то непростое время (а когда оно было простым?!) все, что так или иначе пользовалось повышен­ным спросом, все, что было популярно в народе, - даже, казалось бы, такие элементарные вещи, предметы или продукты первой необходимости, как пиво, вобла, креветки, качественное вино, равно как туалетная бумага, легкая и практичная обувь, удобная и модная одежда, школьные учебники и подписка на любимую периодику и т.д. и т.п. - все это относилось к убийственной кате­гории хронического дефицита.

Загадку этого феномена нашей жизни на протяжении десят­ков лет (могу ручаться за период с середины пятидесятых до при­мерно середины девяностых годов прошлого столетия) не мог разгадать никто. Особенно странной представлялась ситуация, при которой ни у кого ничего не было (имеется в виду некий ус­редненный гражданин), в магазинах прилавки пустовали, а в очередях записывались по номерам, однако практически в каж­дом доме, в каждой семье на праздничном столе красовались икорка и крабы, другие мясные и рыбные деликатесы, шампан­ское с медалями и марочный коньячок и т.п.

...Плотно заполненный посетителями пивбар «Жигули» гу­дит, как разбуженный улей. На улице - жаркий летний день, а здесь, в каменных стенах - прохладно, хотя и накурено. Пиво льется, можно сказать, рекой: официанты высматривают опо­рожненные графины, - их явно не хватает, так как народ пьет жадно, заказывает помногу, один посетитель сменяет другого, компания не успевает расплатиться, как ее уже поджидает другая - всем не терпится поскорее окунуться в атмосферу всеобщего веселья, пивного праздника, беззаботного общения.

Вспоминаю, как мы с однокурсниками-виияковцами наслаж­дались бесцельным времяпрепровождением в летнем отпуске после третьего, если не ошибаюсь, курса. Наш развеселый кол­лектив плотно сидел, начав с утра; все время кто-то подходил еще и еще, охотно присоединяясь к шумной группе товарищей. Это не вызывало вопросов: в разгар лета в Москве 1974-го по­пить приличное пиво в негрязном месте представлялось задачей не из легких, поэтому мы встречались в одних и тех же заведениях иногда совершенно случайно.

Итак, мы сидим, хохочем, громко разговариваем, пытаясь пе­рекричать портативный кассетничек «Грюндиг», почти завален­ный горой креветочных очисток, но упорно наигрывающий бит-ловский сборник. Маленький магнитофон - мое удачное приоб­ретение и довольно редкий экземпляр - неизменный спутник во всех наших похождениях. Пивной праздник в самом разгаре: все пребывают в том состоянии, когда коллеги и окружающие ка­жутся милейшими людьми на свете, а каждая шутка - на ред­кость удачной и остроумной, а пиво - таким свежим и хмель­ным...

Кто-то из нас уходит раньше, прощаясь с коллективом. Через какое-то время подходят новые приятели с другого факультета; с кем-то я знаком, кого-то не знаю. Постоянное чередование при­ходящих и уходящих вносит некоторую неразбериху, о послед­ствиях которой мы даже не догадываемся - настроение по-прежнему отличное, пиво подносят и подносят; кажется, сидел бы так и сидел. Но вот вроде бы и самые стойкие собрались до­мой; мы с приятелем пытаемся пересчитать деньги, которые бы­ли у нас, и те, что оставили некоторые из ушедших. Это удается с трудом. Тем временем розовощекий официант уже стоит над душой, предлагая нам расплатиться по счету.

Насчет счета (извиняюсь за тавтологию) сказано, конечно, че­ресчур громко. Дело в том, что долгое время в советском обще­пите понятие «счет» имело весьма приблизительный смысл: хо­рошим тоном считалось, если обслуживавший вас официант (скорее всего - официантка) называл только конечную сумму итога, в редком случае - выдавал письменный счет на бланке, но тоже только с окончательным результатом своих сложнейших расчетов; никто никогда не предлагал ознакомиться с подробным перечнем всех блюд и напитков с указанием цен и т.п. Как про­изводился подсчет, какими расценками пользовался работник за­ведения - все это покрыто мраком. Только в случае крайней на­стойчивости клиента или из опасений какой-нибудь внезапной проверки официант может выписать вам настоящий счет по всем правилам, но в этом случае ему будет труднее приврать. Когда же сумма счета предъявляется устно, так сказать, у обслужи­вающего персонала есть возможность добавить - приписать кое-что самостоятельно, не забывая при этом о реальных чаевых, ко­торые может «отстегнуть» посетитель в подпитии.

Короче говоря, мы в который раз пересчитали наличность, поругивая беззаботных коллег и свое легкомыслие, - денег явно не хватало. Наш официант внимательно наблюдал за манипуля­циями двух странных клиентов, презрительно ухмыляясь и всем своим видом показывая пока еще вежливое нетерпение. Инте­ресно, сколько он приписал в свою пользу?!

Грешным делом, я украдкой посмотрел на свои часы, но не для уточнения времени, а чтобы прикинуть, сколько за них дадут или можно ли будет оставить их в качестве залога. Внезапно моего приятеля осенило: он порылся в карманах и извлек на свет божий сертификат без полосы достоинством один рубль. Для тех, кто не знаком с этой реалией застойного периода, поясняю, что речь идет о заменителях иностранной валюты, выплачивае­мых работавшим за рубежом; в зависимости от страны сертифи­каты имели отличительные полосы и различались по своей цен­ности (бесполосый - для капиталистических стран - ценился больше всего и равнялся семи обычным рублям, а на черном рынке даже значительно больше).

Официанта словно подменили: при виде хитрой бумажки, он засуетился, ловко подхватил дензнак и неуловимым движением отправил его в карман широких брюк. На вопрос моего приятеля «Этого хватит?» мордатый работник пивбара радостно закивал и поинтересовался: «А больше нет? Я мог бы купить...» Но у нас уже не было ничего. Я откопал магнитофон из-под груды креветочного мусора, и мы поспешили на выход.

Несколько лет назад на месте прежних «Жигулей» возник не­кий ресторан с замысловатым восточным названием и такой же кухней. У входа в новое заведение были замечены пузатые не­бритые типы, смуглолицые и носатые, - по-видимому, владель­цы. Ресторан просуществовал недолго, не оставив после себя ни следа, ни воспоминаний.

ПИВНОЙ БАР «ПЛЬЗЕНСКИЙ» («ПЛЬЗЕНЬ»)

Мы продолжаем наше сентиментальное путешествие в отно­сительно недалекое прошлое столичного пивного движения, пы­таясь восстановить, насколько это возможно, ситуацию со всена­родно любимым напитком всех времен и народов в Москве по­следнего тридцатилетия двадцатого века.

Как известно, уже многие годы одним из наиболее любимых и посещаемых мест отдыха москвичей и гостей столицы является Центральный Парк культуры и отдыха имени М.Горького (ЦПКиО). Хорошо пройтись по шуршащим песчаным дорожкам парка, стараясь идти в густой тени нависающих вдоль аллей де­ревьев: несмотря на утренний час, сегодня, в середине лета, солнце уже вовсю пригревает, раскаляя воздух вокруг и воду в бассейнах с фонтанами.

Сколько раз мы проходили этим знакомым маршрутом, дер­жась слегка правее сразу за турникетом главного входа, направ­ляясь как бы к набережной реки и вместе с тем немного не дохо­дя до нее. Кроме нас, перед нами, за нами и параллельным кур­сом следуют люди, похожие на нас и стремящиеся явно в том же направлении. Их глаза возбужденно блестят, некоторые нервно курят и посматривают на часы: близится момент открытия само­го чудесного летнего пивного бара, популярного уже у которого поколения посетителей. Скромная табличка у входа на всякий случай напоминает название, которое помнит любой из тех, кто хоть раз потягивал пивко в этих стенах: «Пльзенский».

В народе этот высокий, несмотря на единственный ряд окон, дощатый павильон под крышей, приподнятой над стенами так, что вверху постоянно веет ветерок и галдят поселившиеся там воробьи, называется короче и проще: «Пльзень». Сам пивной зал размером с футбольное поле разделен множеством колонн-опор, подпирающих кровлю, и заставлен длинными столами на высо­ких ножках - здесь можно только стоять; исключение составля­ют места возле окон - в жару их открывают на улицу, и на подо­конниках можно довольно сносно сидеть.

Насколько я могу припомнить, впервые меня привели в «Пльзень», когда я еще учился в старших классах; это был экс­промт, ознакомительная экскурсия, так сказать, потому что пиво всерьез я тогда не пил, а только лишь начинал пробовать (при­знаюсь честно: первые попытки не принесли ожидаемого эффек­та - пиво казалось мне горьким и невкусным). Именно в то вре­мя, а было это где-то в конце шестидесятых годов, в «Пльзене» торговали настоящим чешским (!) разливным пивом прямо из алюминиевых бочонков. Вдоль стены тогда тянулся длинный прилавок, мокрый от пролитого пива и кружек, принесенных из мойки. В час пик непривычно пенящееся пиво разливали сразу несколько продавцов в когда-то белых халатах. Кружек, как все­гда, не хватало; в очереди толкались потные мужики, кто-то про­сил кружки, кто-то требовал долива после отстоя пены (пиво на­ливалось через краны из бочонков под давлением, умеючи мож­но было напустить столько пены, что в отстоявшейся кружке жидкости было только на треть).

Судя по всему, вокруг такого редкого в те времена импортно­го пива не могло не быть определенной возни в виде махинаций и спекуляций. Неспроста пивбар закрылся на ремонт, который растянулся на несколько лет. Спустя какое-то время «Литератур­ная газета» писала о злоупотреблениях руководства ведомств, связанных с «Пльзенем», а также о воровстве дирекции пивного бара. Если память мне не изменяет, в связи с этим в Москве со­стоялся судебный процесс. В результате любимый пивбар от­крылся снова уже после реконструкции; от чешского пива оста­лось только название заведения, внутри зал был оборудован пив­ными автоматами вначале с «Жигулевским», а позже - с «Яч­менным колосом».

Шум людских голосов и птичий гомон никогда не стихали под сводами «Пльзеня», когда он функционировал. Я, конечно, могу что-то путать (все-таки столько времени прошло!), но, если не ошибаюсь, пивбар работал круглый год. Летом - само собой - он был открыт; в жару, в выходной день, с друзьями - милое де­ло посетить прохладный, всегда проветриваемый, как на свежем воздухе, павильон в зеленой заросли старых деревьев парка. А вот зимой - ведь тоже мы приходили сюда; помню, что все оде­ты были как-то тепло и стекла запотевали от жаркого дыхания пивоманов и пара, исходившего от тарелок с грудами горячих креветок - излюбленной закуски москвичей, пьющих пиво.

В середине семидесятых, сдавая экзамены на старших курсах Военного Института, мы с моими однокашниками не могли от­казать себе в наиприятнейшем удовольствии — посетить завет­ный пивной бар «Пльзенский». Добираться до парка было про­сто: на метро до «Парка культуры», а дальше на троллейбусе че­рез Крымский мост, или до станции «Октябрьская», а потом пе­шочком до входа в ЦПКиО.

«Свалив» экзамен по очередному предмету в первой полови­не дня, после обеда, переодевшись в цивильную одежду, мы уже стояли за высокими столами с пластиковым покрытием, застав­ленными кружками, тарелками с креветками и принесенной кем-то из дома воблой. Как славно держать в руке полную кружку, ощущать холодок стекла и, отпив изрядный глоток пива, сразу ударяющего в нос ароматными горьковатыми пузырьками, по­смотреть на запотевший стеклянный бок, сквозь который видна янтарная жидкость - «наш рыжий друг», - как любовно называл это чудо мой однокурсник Ю.Ю.

А ведь действительно - разве это не чудесно: вот так неторопливо прихлебывать бодрящую влагу, одновременно разделывая рыбку, обламывая ребрышки и обсасывая с них тоненькое мясцо; или обнаружив во чреве очередной воблы ярко-оранжевый пласт икорки, обрадоваться этому соленому деликатесу, как грибному дождю в начале лета, как первому девственно-чистому снегу в начале зимы, как десяти рублям, найденным случайно в ответст­венный момент, когда в кармане грустно позвякивает жалкая ме­лочь, а выпить-то хочется!

Кружки опорожняются по первому кругу; повторяем их на­полнение, наменяв пригоршню двадцатикопеечных монет, от­стояв очередь у автоматов и потолкавшись с такими же мокрыми от пота и пива клиентами «Пльзеня». Вернувшись к столику с кружками со стекающими по их ребристым бокам каплями воды, пива и пены, отхлебнув долгожданный освежающий глоток хо­лодненького, мы продолжаем увлекательнейший процесс чистки вяленой рыбы. Есть несколько способов разделки воблы (тараньки, леща и др.). Все зависит от привычек, навыков и жизненного опыта того, кто чистит. Хотелось бы поделиться некоторыми особенностями традиционной (народной) чистки рыбы к пиву!.. Берем классический вариант со стандартным образцом во­блы. Во-первых, рыба не должна быть пересушенной, залежалой, так как в противном случае ее будет трудно чистить, вкус ее так­же будет страдать из-за проступившей концентрированной соли и повышенной жесткости мяса. Вобла должна слегка гнуться в руках при небольшом усилии, иметь свежий рыбный запах и, что очень желательно, быть с икрой. Признаком наличия икры счи­таются выпирающие бока и брюшко, при нажатии на которые отчетливо прощупывается что-то плотное, но довольно мягкое - это и есть икра.

Итак, приступаем. Вначале отламывается голова, причем как можно ближе к жабрам, чтобы максимально сохранить тулови­ще. Исходя из того, что в рыбе съедобно все, можно попытаться обработать и голову, но, честно говоря, если на ней не видны яв­ные волокна мяса, то игра не стоит свеч: в голове собирается вся грязь, пропущенная через жабры при жизни рыбы. Правда, надо отметить, что есть любители посмаковать рыбью голову, иногда размачивая ее в пиве. Я встречал оригиналов, способных с одной только головой от воблы простоять весь вечер в пивбаре, при этом ими выпивалось не менее пяти-шести кружек.

Далее мы отрываем маленькие боковые и нижние плавники сразу за головой; их рекомендуется немедленно обглодать, чтобы почувствовать вкус рыбы, ее свежесть и степень солености. Тут же можно отпить пивка; рыбу хорошо разделывать, совмещая приятное с полезным. Немного помяв воблу в руках (в кино лю­бят показывать, как воблу отбивают об стол или подоконник - эффектно, но на практике это лишнее), начинаем снимать кожу с чешуей, отрывая ее от тела лоскутами в направлении от головы к хвосту. Если рыба очень свежая, то на коже изнутри может оста­ваться мясо, особенно на участках с ребрами. Настоящий люби­тель пива с русской, то есть рыбной закуской обязательно отло­жит наиболее аппетитные кусочки кожи и плавники, чтобы по­том их тоже пустить в дело.

Освобожденную от чешуи воблу чистим изнутри. Раздвинув ребра, вынимаем все внутренности из брюха. Самым ценным и вкусным здесь считается, конечно, икра. Ее мы кладем отдельно на тарелку для очищенной рыбы. Кроме того, воздушный пузырь без кишок и мусора может быть также использован по назначе­нию. Сразу оговорюсь: этим увлекаются только редкие специа­листы-гурманы пивного дела, особенно когда закуски не хватает. Пузырь поджаривается на горящих спичках и чем-то напоминает копченое мясо. Под пиво практически все идет, если рыбу чистит профессионал. И дело тут не в жадности участников церемонии чистки, а в житейской мудрости, накопленной с годами пребы­вания в условиях хронических проблем, вечных трудностей и перманентного дефицита. Все это неизбежно накладывает отпе­чаток на наши мировоззрение, привычки и поведение. Пример с пузырем - это всего лишь некая стадия бережливости любителя пива по отношению к рыбе, которую лет двадцать назад днем с огнем нельзя было сыскать.

Заключительным аккордом нашей увлекательной операции с воблой будет последнее, но весьма решительное движение. Взяв очищенную и выпотрошенную рыбу за хвост двумя руками, как бы деля хвостовой плавник на две симметричные половинки, бу­квально разрываем воблу сверху донизу, как будто вы рвете лист бумаги, в результате чего мы имеем две половины тела: спинка с хребтом и ребра с остатками хвостовой части.

В дальнейшем вы ломаете эти половинки на кусочки или просто откусываете - все зависит от количества рыбы и числа собутыльников. Угощайтесь! Приятного аппетита и вкусного пивопития! Вот, кстати, и свежее пиво несут...

Вот так - с вяленой рыбкой и с солью (если вы замечали в общественных пивных местах, некоторые любители подсаливают пиво или посыпают солью край кружки) - мы привыкли пить наш отечественный напиток. Ответственно заявляю: нигде больше так не пьют. И пиво отличается, и закуска совсем другая. Многие считают, что пиво и запах рыбы несовместимы. Мне рассказывали коллеги, работавшие в Восточной Германии (тогда она называлась ГДР) в советские времена, об отрицательном от­ношении местного населения к привычкам русских любителей пива. Наши соотечественники, разумеется, отводили душу в многочисленных пивных и ресторанчиках. Когда кто-то приво­зил из отпуска или кому-нибудь присылали из дома воблу или другую соленую рыбу, народ группировался и организовывал массовый выход по пиву. Хозяева кабачков, с тоской наблюдав­шие за процессом чистки и поглощения вяленой рыбы нашими специалистами, тактично помалкивали, но едва русские посети­тели покидали питейное заведение, выбрасывали после наших пивные кружки, даже не моя их из брезгливости.

...А в баре «Пльзень» по-прежнему людно. К сожалению, время подходит к закрытию, хотя на улице еще совсем светло. Вот так - за разговорами, за пивом с рыбкой незаметно пролете­ло полдня. В отличном настроении и с чувством глубокой при­знательности мы покидаем «Пльзень». Но ненадолго: еще не один раз мы с товарищами встретимся у центрального входа в Парк и привычным маршрутом уверенно направимся к деревян­ному павильону рядом с набережной.

Не знаю точно, как долго после описываемых событий про­существовал пивбар «Пльзенский». Его уже нет на том месте, где когда-то возвышалось длинное дощатое здание с одним рядом окон и приподнятой над стенами крышей. Сегодня в Парке пиво продается на каждом шагу: есть и кафе, и павильоны, даже по­строили огромный пивной зал с деревянными столами и скамья­ми наподобие немецких летних заведений для массовых посе­щений. Вот только бара со скромной табличкой «Пивбар Пльзенский» больше нет. И сейчас мало кто вспомнит, где он на­ходился. А жаль...

ПИВНОЙ РЕСТОРАН «РАКУШКА»

Представьте себе зимний день одна тысяча девятьсот семьде­сят четвертого года. Юго-Запад столицы. Край света. Еще нет ни Олимпийской деревни, ни Никулина, ни Раменок, а Солнцево - еще не район Москвы.

Выходим на конечной станции метро «Юго-Западная». Вокруг почти сплошная снежная целина; единственная трасса ведет за город, в сторону аэропорта «Внуково». Отсюда уходят только пригородные автобусы. Редкие невысокие дома стоят чуть по­одаль на пригорке, к ним ведет едва приметная заснеженная ле­стница. Одинокие черные фигурки случайных прохожих то ны­ряют в сугробы, то появляются на гребне снежного оврага, за ко­торым ничего не видно, и не известно, есть ли там вообще хоть что-нибудь. Именно туда нам и надо.

Сегодня выдался напряженный денек. С утра «повезло» уча­ствовать в лыжном кроссе на десять километров, причем забег был зачетным: оценка на четвертом курсе влияет на итоговую в дипломе, так что пришлось выложиться. После такой адской на­грузки все тело гудит, мышцы болят, в горле пересохло от обез­воживания организма. Выскочив дома из душа, не успев просох­нуть как следует, я переодеваюсь в «гражданку», одновременно договариваясь по телефону о встрече с девушкой, погладывая на часы и разыскивая пачку «Явы».

Мы с группой товарищей (как всегда!) договорились встре­титься в «Ракушке». Ближе всех - на «Университете» - живет Александр, он и выдвинется вперед, чтобы занять столик. Ехать до «Юго-Западной» по тем временам представлялось делом не­простым. Во-первых, далеко; во-вторых, строительство там нача­лось совсем недавно, кого ни спросишь - никто ничего не знает. И только по отдельным ориентирам, согласно подробному пред­варительному инструктажу Александра, мы двигаемся в единст­венно правильном направлении, никуда не сворачивая, прямо к заветной «Ракушке».

Снаружи серое бетонное здание напоминало заброшенный со времен войны бункер или дзот - перевернутая вверх дном ог­ромная чашка с какими-то наклонными пристройками по бокам и ступеньками, ведущими к входу внизу, под уровнем тротуара. Если немного пофантазировать, то в конструкции этого каменно­го сооружения можно угадать очертания гигантского краба: круглое приподнятое тело и две клешни, обрамляющие его слева и справа.

Так или иначе, именно здесь располагался пивной ресторан под элегантным названием «Ракушка». Перед входом собралась небольшая очередь, но нас встречают друзья: «Столик занят!» - это действует как пароль, и мы беспрепятственно проникаем внутрь. Отряхиваем снег и раздеваемся в гардеробе, осматрива­ясь вокруг. В теплом гостеприимном воздухе витают вкусные запахи жареного мяса, хмельного пива, крепкого табака и жен­ских духов - все характерные для ресторанной обстановки аро­маты.

Небольшой зал расположен в боковой пристройке («клеш­не»), где стоят всего пять-шесть столов. В центральном полу­круглом зале значительно больше мест, причем столы с рядами стульев с двух сторон помещены в некие ниши, разделенные пе­регородками, по внешнему и внутреннему периметру полукруга. В середине круглого корпуса («туловища») находится уютный дворик под открытым небом, доступный только летом. Именно в теплое время года вокруг дворика открываются самые приятные и немногочисленные кабинеты на четыре-шесть посадочных мест. Летом было особенно приятно прятаться от полуденного зноя, расположившись за толстыми каменными стенами ресто­рана. Но главное ведь не во времени года, а в том месте, где вы находитесь. Как уже было сказано, «у природы нет плохой пого­ды», а я бы добавил, что у настоящего хозяина пиво кислым не бывает. Так вот, сидя в «Ракушке» в состоянии блаженной неги, постепенно забывая об ужасах лыжного кросса, наслаждаясь ох­лажденным пивком и ароматной сигаретой (Александр принес из дома пачку «Данхилл», а западные сигареты тогда еще были ароматизированными), мы ощущали нечто, похожее на счастье, - так легко и спокойно было находиться в этом уютном и теплом ресторане, когда за окном завывал ледяной ветер, снежная крупа билась в стекло, и сквозь белую пелену с трудом угадывались очертания людей, машин и домов.

Публика, посещающая пивной ресторан «Ракушка», в основ­ном была представлена людьми, как это принято говорить, при­личными. Интеллигенция, студенты (когда есть деньги), военно­служащие, семейные пары и просто мужчины с дамами, специа­листы различного профиля и хорошо одетые лица без опреде­ленных занятий - вот далеко не полный перечень посетителей. Из-за удаленности ресторана от центра столицы приезжие и ко­мандированные были тут не самыми частыми гостями.

Что касается материальных возможностей различных катего­рий любителей пива, то справедливости ради необходимо отме­тить, что в те уже далекие семидесятые годы подавляющее большинство наших соотечественников из поколения в поколе­ние привыкли жить на одну довольно скромную зарплату, но уровень цен в среднем был таков, что практически любой граж­данин мог позволить себе зайти в любое питейное заведение (в предприятие общественного питания) и заказать закуску, выпив­ку, горячее блюдо или что-нибудь еще в строгом соответствии с меню. Причем простые смертные вроде меня могли зайти в рес­торан не по особому поводу или в праздник, а в обычные будние дни, вечером после работы, а в выходные дни - тем более. Все дело упиралось только в наличие свободных мест, да и заведений приличных было маловато.

Конечно, говоря о беспроблемном посещении, я не имею в виду супердорогие, фешенебельные, особенно рассчитанные на иностранцев, ресторации. В Москве, как и во всей нашей стране, всегда были и будут определенные места ограниченного доступа, зоны недоступности, так сказать. Но если ты приехал из-за рубе­жа и к тому же не говоришь по-русски, то у тебя есть шансы проникнуть куда угодно. Иностранцев у нас любят и относятся к ним с трепетом, видимо, принимая их всех либо за миллионеров, либо за убогих умом, уделяя им всегда повышенное внимание и проявляя ревностное желание помочь.

Чиновники и лакеи, поставленные на границах зон недоступ­ности и призванные «не пущать», с поразительной точностью чуют иностранцев и безошибочно выявляют своих соотечест­венников, как бы те ни пытались выдавать себя за иноземцев. Не забуду, как летом 1985 года я сопровождал одного весьма высо­кого гостя с юга Африки, пожелавшего прогуляться по Москве и узнать, что новенького в столице (чернокожий товарищ бывал у нас и прежде). Мы подъехали к сравнительно недавно построен­ной гостинице «Космос» на проспекте Мира, и мой подопечный изъявил желание посмотреть гостиницу изнутри, хотя бы ее холл.

Оживленно переговариваясь, мы подошли к центральному входу. Дежурившие там несколько толстомордых халдеев отчет­ливо напряглись. Изобразив на бесстрастных физиономиях по­добие улыбки, вратари расшаркались перед моим товарищем, пропуская его внутрь. Одновременно с этим жестом они произ­вели прямо противоположное действие по отношению ко мне. «А вы куда, молодой человек?.. Только для проживающих в гос­тинице... Отойдите!.. Не положено...» - забубнили они с разных сторон. Разглядывали они меня с величайшим подозрением, хотя я и был не в тренировочном костюме или тапочках на босу ногу. Интересно, а если бы я тоже был негром, что тогда?

Кстати, о неграх. Дело в том, что в одном направлении с «Ра­кушкой» и довольно недалеко от нее были построены учебные корпуса и общежития Университета дружбы народов. Студенты, представляющие разные народы, народности и племена, быстро освоились на русской земле и сориентировались относительно пивных точек и винных отделов в районе. А если учесть, что давным-давно там, на окраине Москвы, отыскать приличное пи­во было задачей практически невозможной, то ресторан здесь оказался как нельзя кстати. Поэтому завсегдатаи «Ракушки» уже привыкли видеть за соседними столиками «загорелых» ребят от­куда-нибудь из Уганды или Эфиопии.

Вспоминая пивные места столицы в семидесятых годах, я просто обязан упомянуть чудесный и очень популярный в те времена ресторан «Ракушка». Насколько известно, побывав в центре внимания пиволюбов и достигнув апогея посещаемости в годы «застойного» периода, «Ракушка» пережила полнейшее за­пустение где-то к началу девяностых годов. Не вспомню сейчас с уверенностью, в каком году, но мне пришлось отыскать почти забытую дорогу к этому историческому заведению.

Не рискнув спуститься вниз к входу по разрушенным сту­пенькам, я стоял на тротуаре, с грустью разглядывая заколочен­ную дверь без ручек, обшарпанные стены, окно-бойницу с мут­ным стеклом. Впечатление было такое, будто в здании ведется ремонт, но стройматериалы кончились, поэтому решено оставить все как есть. Законсервированная «Ракушка» напоминала остан­ки какой-то полуразвалившейся крепости. А ведь когда-то мы дружно прыгали по ступенькам вниз к двери, которая распахива­лась после заветных слов: «Столик занят!»...

ПИВНОЙ БАР «КИРПИЧИКИ»

Впервые об этом баре я услышал от кого-то из знакомых. Кто-то, побывав в этом необычном лабиринте из красного кир­пича, с уютными нишами на 1-2 столика, с керамическими бра, излучавшими приятный свет на стены, с ненавязчивой музыкой, исходящей откуда-то из-за кованых решеток и украшений из че­канки, был просто в восторге и взахлеб рекомендовал посетить столь уютное местечко.

Действительно, бар оказался на редкость уютным и чистым (в основном из-за того, что его открыли совсем недавно) по сравне­нию с другими, известными мне в году примерно 1978-м заведе­ниями. По правде говоря, названия этого бара никто не знал, а прозвище «Кирпичики» как-то само собой приклеилось к нему благодаря кирпичному интерьеру. Раздевалка напротив центрального входа делила его на две половины: слева, где уютный лабиринт - пивной бар, и справа, где был просто большой зал - вначале тоже считался пивным, а позже стал чисто винным ба­ром.

Все это располагалось в одноэтажном здании-комплексе, в котором рядом соседствовали магазины, почта, сберкасса и что-то еще. Сейчас в этом районе, поглотив почти все вокруг, раски­нулся торговый центр «Коньково». Одноименная станция метро находится совсем рядом. А когда-то до бара надо было ехать на троллейбусе от станции «Беляево», которая была конечной на ветке вдоль Профсоюзной улицы. Помещение бара внешне вро­де бы сохранилось по сегодняшний день; сейчас в нем, судя по вывеске, функционирует какой-то ресторан. Мне не хочется за­ходить туда, чтобы не расстраиваться. Ведь до сих пор я живу воспоминаниями о том замечательном заведении, в котором бы­вал неоднократно в семидесятых-восьмидесятых годах, страшно подумать! - прошлого столетия...

Первое, что сразу бросалось в глаза и давило на уши, когда входишь в бар, - это чистота и тишина. Причудливо изломанные стены из темно-красного обожженного кирпича отсекали посе­тителя от внешней среды и погружали его в обстановку комфор­та, изолируя от шума улицы, летнего зноя или зимней вьюги. В любое время года в «Кирпичиках» поддерживался свой микро­климат, хотя, конечно, специально этим никто не занимался; за порядком и чистотой регулярно следили на первых порах, потом - от случая к случаю, а иногда, особенно в конце пьяного дня, в баре страшновато было находиться: сизый табачный дым сплошной пеленой, лужи на полу и на столах, горы немытых кружек и тарелок, кучи рыбных и креветочных объедков. Увы, мне приходилось видеть свое любимое заведение в разное время и в различном состоянии.

И все-таки лучше всего запоминается хорошее и приятное, не правда ли? В «Кирпичиках» особенно чисто и свободно было сразу после утреннего открытия (часов в 11 -12) в выходной день. К вашим услугам - молодой улыбающийся и пока еще совсем трезвый официант. Прошу вас сюда, за этим столиком вам будет удобно (в промежуточном зальчике лабиринта всего два стола; один занят, а за другой - возле стеночки с мягкой подсветкой - садимся мы). Какое сегодня пиво? Как обычно, наше, «Жигулев­ское». Но, вы знаете, буквально вчера завезли прекрасное им­портное бутылочное... (Должен признаться, это такое редкое везение, что и говорить нечего; в Москве могло поступать в прода­жу в ограниченных количествах для простых смертных только польское или чешское пиво...) Да, свежайшее чешское пиво - «Праздрой», правда, по рублю (!) за бутылку. Будете брать?.. (Тут надо оговориться, что далеко не каждый клиент соблазнит­ся столь чудесным предложением: дороговато. В то время как бутылка «Жигулевского» долгие годы стоила 37 копеек, из них пиво - 25, посуда - 12 копеек, то пол-литровая бутылка экзотиче­ского чешского пива за один рубль, причем 20 копеек накинул сам официант, казалась почти что роскошью; уж лучше взять по-луторалитровый графин родных «Жигулей» за рубль пятьде­сят!)... Берем обязательно!.. Для начала штучки четыре и похо­лодней...

На столе появляются бумажные салфетки, чистые кружки, столовые приборы и довольно прохладные бутылки с замеча­тельным чешским пивом. Заказанные креветки будут поданы позже. Официант, видимо, как-то проникся к нам: он не уходит и продолжает улыбаться... Если желаете... Только для вас. Есть свежайший вяленый подлещик...

Оглядевшись по сторонам, официант извлекает буквально из-за пазухи заветную рыбину всего за три рубля! Грех отказывать­ся, хотя за эти деньги можно купить три таких рыбы, но только где их взять? Да и внимание официанта надо ценить по достоин­ству. Мы с благодарностью припадаем к кружкам, где пенится по-заграничному вкусное и ароматное пиво. Подлещик пришел­ся как нельзя кстати; чистим его, родимого, по всем правилам. Ну и что, пусть мы не умеем варить «Праздрой», ну и пусть наше пиво водянистое и кисловатое! Зато у нас водится рыба, и отваж­ные советские рыбаки умеют ее ловить, а другие умельцы спо­собны эту рыбу солить и вялить. А мы - скромные любители пенного напитка - делаем все возможное и даже невозможное, чтобы соединить воедино лучшие достижения советского и че­хословацкого народов - едим нашего подлещика и запиваем его чешским пивом. Вот вам интернационализм в действии! И если потребуется, будем делать это и впредь. Вот только почаще бы продавали «Праздрой»...

Сосед за вторым столиком тоже решился взять иноземного пивка. Перед ним стоят две бутылки, одну он уже вылил в круж­ку и небольшими глотками, не спеша, я бы сказал, осторожно пробует напиток, смакуя его хмельной и горьковатый вкус. От­пив пива, сосед задумчиво держит в руке бутылку, разглядывая этикетку и пытаясь прочитать надписи. Его губы шевелятся, но, видимо, лингвистических познаний у пытливого клиента не хва­тает; он вздыхает и опрокидывает остатки золотистой жидкости из кружки в горло. Видимо, пиво действует на соседа положи­тельно: поставив кружку, он смачно вытирает ладонью пену с губ, благодушно закуривает и, откинувшись к спинке стула, об­водит потеплевшим взглядом интерьер кирпичного помещения.

Действительно, пиво достойно всяческих похвал: в меру горьковатое, с привкусом хмеля, солода и еще чего-то. Очень плотный, со своей сбалансированной крепостью, по-настоящему вкусный и хмельной напиток, - он пьется на одном дыхании, приятно затуманивает голову, резко повышает настроение и то­нус вообще.

Приятно посидеть в родных «Кирпичиках»! Ненавязчивая музыка доносится из невидимых динамиков; звучит подборка ритмичных песен с диска самых популярных в сезоне «Бони Эм». Сегодня, можно сказать, день удался: во-первых, повезло с чешским пивом; во-вторых, услужливый официант оказался кстати со своей рыбой, а в-третьих, креветки сварены неплохо, как ни странно, - все это вместе и доставляет человеку неболь­шие радости.

Мне доводилось бывать в пивбаре «Кирпичики» и в более поздний период - в восьмидесятые годы (еще до «сухого» указа в 1985-м). После ряда лет интенсивной эксплуатации бар приобрел запущенный вид: расшатанная мебель, затоптанный пол, к кото­рому прилипали подошвы, давно не мытые оконные стекла, на­мертво въевшийся в кирпичные стены тяжелый табачный дух. К вечеру публика, накачавшись пивом, медленно переползала во вторую, винную половину заведения. Отсюда клиентов нередко выносили на улицу, когда они не могли передвигаться.

С другой стороны, для постоянных гостей винного ба­ра был предусмотрен ряд особых привилегий. Например, по­мимо выделения самого удобного столика в темном и уютном углу зала, хорошим знакомым бармена могли по их желанию принести из первой половины пару графинчиков свежего пива и даже креветок. Сдвинув несколько столиков в гостеприимном винном зале, завсегдатаи имели возможность отметить день ро­ждения или другое событие. Здесь тоже играла музыка, царил полумрак, и висел сигаретный дым.

Бар «Кирпичики» был един в двух лицах. Его две половины - пивная и винная - никогда не пустовали. Самым популярным и, конечно, доступным считался пивной лабиринт. Темно-красные кирпичи придавали стенам вид крепостного сооружения. Лепная керамика с подсветкой и металлические решетки на узких окнах-бойницах завершали внутреннюю обстановку зальчиков с ни­шами, погруженными в таинственный полумрак и гостеприимно зовущими за столики, где вы могли заказать то, ради чего при­шлось ехать через всю Москву- пиво...

БАР «ЗОЛОТОЙ ФАЗАН»

Известие о том, что на «Киевской» построен и начал работать новый пивной бар, в кратчайшие сроки разнеслось среди столич­ных любителей пива. На дворе стоял 1983-й год. Те, кто уже по­бывали в баре, с восторгом отзывались о только что открытом заведении. За многие годы существования Киевского пивного зала, к которому все привыкли при имеющихся недостатках, трудно было представить себе бар, способный конкурировать с «Сайгоном», к тому же находясь в непосредственной близости от КПЗ.

Но вот, наконец, состоялось первое знакомство с «Фазаном». Уже только внешний вид бара, выполненного в виде авиацион­ного или складского ангара из волнистого алюминиевого профи­ля, серебристо мерцающего на солнце, впечатлял любого, кто приближался к новому сооружению. Войдя внутрь, нельзя было не почувствовать масштабы огромного свободного пространства под крышей бара, дающего колоссальный объем свежего воздуха и доступ для потока дневного света, проникающего через боль­шие, окна боковых залов.

Все помещение делилось на три больших отсека: централь­ный и два по обе стороны от него. Залы были заставлены длин­ными деревянными столами со стульями. На стенах висели ка­кие-то красочные полотна, если не ошибаюсь, что-то под старину или со сказочными сюжетами.

Обслуживание не отличалось новизной: бойкие официанты шныряли туда-сюда между столиками, неся на подносах тради­ционные кувшины с пивом, дымящиеся креветки и еду посерь­езнее. Вряд ли смогу как-то выделить особое качество напитка или подаваемых блюд; все с самого начала работы бара было ор­ганизовано, как и везде, - конкретно, по-советски, то есть как по­везет клиенту.

Что импонировало в баре - так это полная демократичность обстановки и лояльность со стороны обслуги по отношению к посетителям. Здесь можно было заказать спиртное, а можно бы­ло принести с собой или и заказать немного (для отвода глаз), и принести из дома. Официанты, как правило, закрывали на это глаза, беря свое при расчете.

Вспоминается, как мы с коллегой, объединившись, отмечали одно общее событие, созвав приятелей с женами. Собралось че­ловек 12-14, не меньше. Для нас официанты сдвинули несколько столов в левом зале, сервировали их, принесли свеженького и па­ру килограммов горячих креветок на огромных блюдах. Картину дополнили несколько запотевших бутылок «Пшеничной» и су­хого вина. До «сухого» указа оставался один год...

Мероприятие удалось на славу. Сервис был отменный (офи­цианты вообще любят большие компании; эта аксиома верна во все времена). За столом играл кассетный магнитофончик, с кото­рым я не расставался много лет. Просторный светлый зал, обильный стол, холодный «Ячменный колос», оказавшиеся кста­ти крепкие напитки, - все это придавало особую прелесть друже­скому застолью.

«Золотой фазан» - с блестящей птичкой на фасаде - запом­нился еще и тем, что здесь при входе почти никогда не было не­здорового ажиотажа. Видимо, из-за того, что три огромных зала вмещали практически всех желающих, а постоянный и довольно интенсивный оборот посетителей позволял обслуживать вновь прибывших клиентов почти без задержки.

Система отпуска пива также сохранялась прежней, по типу КПЗ. В специальном помещении розлива стояли ряды автоматов, к которым подходили официанты с кувшинами и «рабочими» монетами по двадцать копеек. Сюда имели доступ только работ­ники бара, но иногда в этот спецзал проникали особенно разго­ряченные и нетерпеливые субъекты из числа посетителей. Не вынеся затянувшегося ожидания, они пытались наполнить свои кружки желанным напитком прямо здесь, у автомата, по прин­ципу «Куй, пока горячо».

Надо отметить, что на какое-то время «Золотой фазан» отвлек пристальное внимание пивоманов от легендарного «Сайгона» и в период некоторой деградации последнего стал довольно успеш­ной альтернативой на радость всему пивному движению. Кроме того, название бара напоминало о широко известном сорте свет­лого пива из Чехословакии. Приходящему сюда впервые хоте­лось верить, что вдруг здесь удастся попить чешского пенного, но, увы... Естественно, посетителю оставалось накачиваться нашим «Колосом».

В последний раз мне удалось побывать в «Фазане» в конце лета 1987 года. Это посещение оказалось прощальным. В один из оставшихся от отпуска дней я обзвонил друзей, которых хотел увидеть перед самым отъездом довольно далеко, где продолжа­лась моя командировка.

Мы пили пиво с новым по тем меркам блюдом - очищенны­ми креветками под майонезом. Пиво было неплохим, прохлад­ным и довольно свежим. За окнами моросил дождь, такой при­вычный для Москвы в это время. Настроение было по погоде, разговор особо не клеился, как это часто случается перед расста­ванием. Позже выяснилось, что друзей в следующий раз я увижу только через два года. Прощальная встреча, последний разговор, кружка пива напоследок. Спасибо тебе, «Золотой фазан», что приютил перед дальней дорогой!

Так уж мне «везет»: когда через несколько лет я колесил по Москве в поисках пива хоть в каком-нибудь виде, мне снова до­велось оказаться возле бара «Золотой фазан» (вернее сказать, бывшего бара). Серебристый ангар стоял на месте (кстати, там он стоит и по сей день), но только подойти к нему не было возмож­ности. Да и зачем? Он уже давно не существовал как пивной бар; вокруг все было разрыто и стояла ограда из бетонных плит. Кам­ни, плиты, насыпи - все, как на погосте. Еще один пивной храм закопали...

Есть очень своевременное предложение: сделать паузу, чтобы слегка размяться и, не забывая о главном предмете нашего ис­следования - о пиве, совместить приятное с познавательным. Се­годняшняя ситуация с любимым напитком позволяет найти в не­объятном море предложений сорт или марку по-настоящему пенного продукта, удовлетворяющего любому самому изыскан­ному вкусу. Прекрасно, когда достаточно всего лишь открыть дверцу холодильника и достать запотевшую бутылочку «Клин-ского светлого» («Афанасия», «Туборга», «Гамбринуса» и т.п.); хорошо, если из вашего окна прямо через дорогу виден откры­тый магазин, в котором в любое время и без очереди можно ку­пить бутылок шесть, а то и коробку отличной «Балтики» номер три («Бочкарева», «Хайнекена», «Будвара» и т.п.); неплохо, когда в вашем районе есть уютный пивной ресторанчик или бар, про­сто уличное бистро под зонтиком, где вы спокойно, без суеты и страха, а вдруг не хватит? - можете отпить из влажной прохлад­ной кружки большой глоток свежайшего «Старого мельника» («Невского», «Гессера», «Старопраменского» и т.п.)...

Товарищ! Получая сегодня удовольствие от пива - вкусного, холодного, пенного, доступного, не ограниченного ни обязатель­ной сдачей стеклотары, ни отсутствием посуды или воды, - от­пивая полкружки сразу или смакуя чудесную влагу ма-а-а-ленькими глоточками, пожалуйста, помни, что так было не все­гда.

Не забывай, как долго и мучительно мы все шли к сегодняш­нему празднику души - к пивному изобилию. Вспомни, ценой каких трудностей, лишений и нервотрепок мы пришли к тому, что уже кажется таким привычным, таким естественным - к пиву в любое время, на любой вкус и в любом количестве.

В те незабываемые, пусть нелегкие, но такие героические в смысле борьбы за выживание годы мы все держались благодаря пивным заведениям, частично упоминавшимся выше, а также во многом за счет существовавших в то время в Москве маленьких, скромных, но крайне популярных в народе пивных точек. Это были будки типа «Пиво-воды-квас», тесные «забегаловки» в го­родских кварталах, летние павильоны в парках отдыха, пивные розливы при банях и просто бочки на колесах. Вот о некоторых из таких пивных точек и пойдет речь далее. Сразу оговорюсь: почти все они - безымянные, а называть мы их будем так, как привыкли это делать постоянные посетители тех времен.

«ЗА ЗАБОРОМ» И «НА РЕЛЬСАХ»

Представьте себе, что вы оказались в Москве лет, скажем, двадцать назад. Допустим, вы идете, не торопясь, от центра к бульварному кольцу по правой стороне улицы Богдана Хмель­ницкого. Немного не дойдя до пересечения улицы с трамвайны­ми путями, вы смотрите направо и видите какой-то высокий за­бор с широкими воротами, которые в дневное время открыты и за которыми можно увидеть не то хоздвор, не то площадку возле склада, не то место под строительство детского садика. Так вот. Это и есть знаменитая пивная точка «За забором».

Сам напиток продается из автоматов в помещении на первом этаже. Там всегда полумрак, всегда сыро и всегда накурено. Точ­ка знаменита тем, что в любое время года «Ячменный колос» здесь не разбавляется. Пиво могут не доливать - так, самую ма­лость, но разбавлять - никогда. Летом посетители с кружками и персональными стеклянными банками выползают во двор на солнышко и получают удовольствие, стоя у высоких столиков, расставленных за забором в связи с благоприятной погодой.

Пивнушку хорошо знают местные любители и многие моск­вичи, приезжающие из других районов. Я, например, частенько наведывался сюда с бидончиком (удобная емкость для перевозки пива на длинные дистанции) и со своей кружкой (металл, объем - один литр).

Ближайшая альтернатива упомянутой точки находилась поч­ти на пересечении бульвара с улицами Б.Хмельницкого и Чер­нышевского в том месте, где одна переходила в другую. Именно здесь курсировал трамвай, идущий со стороны Чистых прудов. Точка имела вывеску «Пиво» и в кругу знатоков называлась про­сто: «На рельсах».

Ячменный напиток разливался вручную буфетчицей с помо­щью крана-насоса, соединенного с резервуаром. Качество пива варьировалось в зависимости от... (см. описание причин в предыдущих главах данного исследования). Народу всегда было много. В маленьком тесном помещении толпилась разношерстная публика. В качестве закуски можно было купить сушки с солью или плавленые сырки. Кружек всегда не хватало, а накурено было так, что хоть святых выноси.

Сюда нередко наведывался милицейский патруль (сказыва­лась близость центра), гонявший курильщиков и задерживавший распивавших спиртное. В целом пивная «На рельсах» соответст­вовала весьма нетребовательным вкусам того самого континген­та, который относился к широкому слою так называемых «рабо­тяг». Говорить о каких-то приятных особенностях этой точки не получается. Шел мимо, заглянул, махнул пару кружек, покурил и пошел себе дальше...

Пивнушек «За забором» и «На рельсах» больше нет. Старые постройки, где они размещались когда-то, реставрированы, под­крашены, но там находится что-то совсем другое. И все-таки они чем-то ведь запомнились, не так ли? Прогуливаясь по бульвару вдоль Чистых прудов, можно поразмышлять и над этим вопро­сом.

«ВЕНИКИ» И «МЕЧЕТЬ»

Ранним утром, настолько ранним, что оно ничем не отлича­лось от глубокой ночи, в кромешной беспроглядной тьме, в лю­бое время года, особенно - что самое страшное - зимой, неров­ные колонны заспанных и измученных курсантов Военного Ин­ститута плелись по трамвайным путям от красных казарм по направлению к Хлебниковским баням в Лефортове. Путь этот - до­вольно не близкий - в дикую для нормального обывателя рань был вызван необходимостью еженедельной помывки личного состава, сидящего на казарменном положении (согласно Уставу), причем сделать это надлежало до открытия бань для остальных граждан, то есть до семи часов утра.

Не буду вдаваться в подробности походов в баню (об этом ходили легенды и слагались песни, это - тема для отдельной по­вести) в разное время года и при любой погоде - летом еще ниче­го: рано светает, а вот где-нибудь в феврале - просто жить не хо­чется... Добавлю только, что в графике посещений Хлебниковских бань иногда происходили сбои, и замученных тяжкой нево­лей курсантов запускали в вечернюю смену, в самом конце рабо­чего дня.

Вот тут-то и начиналось самое интересное, из-за чего многие из нас участвовали в помывках. В бане в часы работы функцио­нировали буфет и пивная точка, с легкой руки казарменных жи­телей названная пивбаром «Веники». Истосковавшиеся по радо­стям жизни курсанты облепляли разливной кран, как осы - блюдце с вареньем. Пока не видит сопровождавшее нас началь­ство, можно было опрокинуть пару кружек холодного, горькова­того и, как казалось нашим вечно пустым желудкам, сильно хмельного пива. Времени было в обрез, да и к тому же кружек вечно не хватало, так как гражданские лица тоже претендовали на порцию освежающего пенного напитка, из-за чего в буфете возникали очереди и толкотня.

Не знаю, наверное, я могу ошибаться, что естественно, в оценках ощущений от нескольких глотков простого, но нераз­бавленного (это было общим правилом для всех пивных точек 70-80-х годов: чем проще контингент посетителей, тем качест­веннее пиво) «Жигулевского», но мне кажется, что ничего пре­краснее банного пива я тогда в свои семнадцать лет не пробовал. И сейчас - я уверен - спросите кого-нибудь из моих седых одно­кашников: с чем у них ассоциируется слово «Веники», и в ответ вы услышите произнесенное с чувством и улыбкой: «Пивнуха в Хлебниковских банях»...

Вышеупомянутое место помывки курсантов Краснознамен­ного Военного Института иностранных языков было, слава Богу, не единственным храмом гигиены и санобработки худых тел юных грешников в яловых сапогах; сравнительно недалеко от казарм, рядом с перекрестком известных в районе улиц Радио и Доброслободской, прямо напротив венерического диспансера им. Короленко, находилось старинное здание со сферическим куполом в качестве крыши - Доброслободские бани. Многие го­ды мы все без исключения (даже учившие арабский и иврит!) считали этот дом бывшей мечетью. Соответственно, буфет в прохладном подвале банного учреждения назывался «Пивбар «Мечеть». Каково же было наше потрясение, когда выяснилось, что в этом историческом здании когда-то находилась действую­щая синагога!

Так или иначе, за данной точкой надолго сохранилось - при­липло, как банный лист - привычное наименование: «Мечеть». В силу ряда обстоятельств пивная в Доброслободских банях на протяжении многих лет оставалась одной из выдающихся досто­примечательностей района, где по соседству учились и жили в казармах слушатели и курсанты ВИИЯ, Училища химической защиты и Академии бронетанковых войск. Во-первых, из-за бли­зости расположения и удобства посещения (в курсантской форме пускали бесплатно). Во-вторых, из-за уникальности самой точки: в «Мечети» всегда, в любую жару царила прохлада, а пиво отли­чалось отменной свежестью.

Пенистый «свежачок» разливала в кружки полная женщина в возрасте, которую все звали тетей Машей (она откликалась, хотя настоящего имени никто не знал). Буфетчица лихо пускала пен­ную струю в мокрые бокалы, а желающим, что было бесплатной услугой в зимнее время, подливала горяченького пивка из чай­ника, стоявшего на электроплитке, быстро считала в уме и бро­сала сдачу, все время балагуря и выкрикивая дежурную команду: «Кружки! Военные, кружки!»

Не одно поколение слушателей и курсантов прошло через «Мечеть», не один гекалитр пива был употреблен в прохладном подвале старых бань, не одна шапка ходила по кругу, когда на­чиналось братание и взаимное угощение янтарным напитком представителей разных факультетов…

«Мечеть» незабываема еще и потому, что даже по прошест­вии нескольких лет после выпуска из Института некоторые из моих однокашников не только с удовольствием вспоминали эту легендарную точку, но и неоднократно наведывались сюда, что­бы по старой памяти хлебнуть пивка. Я бывал здесь довольно часто, договорившись о встрече с друзьями. Тетя Маша уже не работала, но в подвале было по-прежнему прохладно, а пиво, как и прежде, удивляло свежестью и вкусом.

Неизвестно, что сейчас находится в здании бывшей синагоги на Доброслободской улице. В восьмидесятые годы бани были закрыты на ремонт, потом на реконструкцию и т.д. Следов от пивбара «Мечеть» не осталось. И только иногда мне слышится далекий и почти забытый голос: «Военные, кружки!»...

ПИВНАЯ НА БРЕСТСКОЙ УЛИЦЕ И «АНГАР» У БЕЛО­РУССКОГО ВОКЗАЛА

Вблизи от шумной площади Белорусского вокзала, буквально в двадцати метрах от перенасыщенных автомашинами Первой и Второй Брестских улиц в подвале старого кирпичного здания долгое время существовала пивная без названия, скрытая от глаз посторонних и случайных прохожих. Каменные ступеньки на входе вели того, кто знал, за чем он идет, вниз, где перед просто­рным главным залом работали два окошка: в одном меняли бу­мажные деньги на монеты для автоматов, а в другом продавали на вес рыбу холодного копчения, жареный картофель в пакети­ках, крутые яйца и другую незамысловатую закуску.

В часы пик в зале, как и везде в «автопоилках» описываемого периода, было многолюдно, шумно и накурено. Конечно, сказы­валась близость вокзала - одного из наиболее оживленных в Мо­скве. Многие приезжие представители сильного пола, обнаружив на своем маршруте эту пивную, пользовались ею как местом, где можно было перекусить и немного отдохнуть от дел праведных. В зале встречались молчаливые водители-дальнобойщики, уста­лые и нетрезвые командированные в шляпах и с галстуками на боку, усатые выходцы из западных республик и загорелые гости из южных областей тогда еще необъятного Союза.

Люди выпивали и закусывали за высокими столиками в под­вале, а в летнее время администрация не возражала, когда народ потихоньку выползал с кружками и рыбкой на улицу, где в ма­леньком дворике перед входом были поставлены два-три запас­ных столика. Здесь можно было свободно покурить, да и вообще последнюю кружку хорошо допивать на свежем воздухе (даже если это воздух в районе Брестских улиц).

Пивной этой больше нет. Как нет, судя по всему, и самого здания, где она находилась в 70-80-е годы. В этом районе интен­сивно проводилась реконструкция, многие ветхие сооружения снесли, а старые дома освободили под капитальный ремонт - процесс, привычный для старого центра столицы в последние годы.

Всего в нескольких минутах ходьбы от точки на Брестской, если перейти на другую сторону улицы Горького, за старой цер­ковью между Бутырским валом и Лесной улицей с начала вось­мидесятых годов возвышалось внушительное по объему и зани­маемой площади сооружение в виде ангара. Под волнистой дю­ралевой крышей можно было бы расположить футбольное поле или мини-стадион, бассейн или оптовый склад, гараж для порто­вых кранов или парк танкового полка... Но кто-то очень мудрый решил, что здесь будет пивной зал.

Надо отдать должное создателям этой гигантской пивной точки: здесь практически никогда не бывало очередей. Исключе­ние составляли те случаи, когда какой-нибудь из автоматов давал сбой и начинал отпускать пиво непрерывно и без монет. Техника несовершенна, а человек падок на дармовщинку: мне приходи­лось видеть, как группа радостных посетителей буквально при­сасывалась к разливной нише и, отталкивая друг друга, жадно подставляла любые емкости под бесплатную струю, залпом вы­пивала порцию, набирала снова и так до тех пор, пока механик в подсобке за автоматами не замечал что-то неладное. Такое слу­чалось, когда в пивной устанавливалось много автоматов, а в «Ангаре» их было под два десятка, не меньше.

Гулкое эхо сотен голосов висело под сводами огромного по­мещения. Пивная поила всех: и местных завсегдатаев, и пасса­жиров пригородных поездов Белорусского вокзала - а до него рукой подать, и чернопогонных курсантов учебного заведения, замаскированного под училище связи, и гостей столицы, не при­выкших к подобному архитектурному гигантизму.

Говорить о каких-либо особенностях «Ангара» довольно сложно, да он ничем и не отличался от заведений подобного типа за исключением, пожалуй, своих выдающихся габаритов. Обыч­ным здесь было все: и качество пива, и постоянная нехватка сво­бодных кружек, и неубранные столики, и лужи под ногами, и ужасное подобие туалета... А что? Не нравится — не ходи. Но деваться некуда, и люди шли и шли. Бог с ней, с чистотой - гигиеной. Лишь бы пиво не кончалось...

ПАВИЛЬОНЫ НА ЛУЖНЕЦКОЙ НАБЕРЕЖНОЙ И ПИВ­БАР В ЛУЖНИКАХ

А теперь перенесемся в один из самых чистых и зеленых рай­онов столицы - в Ленинский. Конкретно - в жемчужину города, я не побоюсь этого сравнения, - в Лужники. Я вырос в этом районе и непосредственно связан с ним последние четыре десятка лет. В 70-80-е годы Ленинскому району еще не возвратили пер­воначального исторического названия Хамовники. Он долгое время отличался от других частей Москвы своей чистотой, по­рядком и тишиной. Помню, как из окна дома на Третьей Фрун­зенской улице с яблоневой аллеей посередине можно было ви­деть машины, проезжавшие с периодичностью одна-две в чет­верть часа.

На территорию Лужников транспорт вообще не допускался, там можно было только прогуливаться пешком или кататься на велосипеде. Ни о каком мелкооптовом рынке на площади в не­сколько гектаров никогда и речи не велось. В Лужниках работала ярмарка, но она находилась за пределами спортивного комплекса и занимала довольно ограниченное пространство. Что и говорить - Большая спортивная арена, Дворец спорта, бассейн, множество тренировочных полей и площадок для тенниса, волейбола, баскетбола, даже для соревнований по городошному спорту - вот неполный перечень спортивных и физкультурных со­оружений в Лужниках, причем все они были доступны для любого желающего.

Но сегодня вспоминается еще одна чудесная особенность этого зеленого центра спорта и отдыха - наличие удобных, недо­рогих и здоровых (все практически круглый год были открыты на свежем воздухе) мест общественного питания - кафе и заку­сочных. Поскольку мы интересуемся пивными источниками, то и рассказ наш будет посвящен пивным точкам.

На живописном берегу Москвы-реки, вдоль всей Лужнецкой набережной начиная от входа в Лужники под метромостом и до изгиба русла напротив Новодевичьего монастыря, с интервалом в пятьсот-семьсот метров располагались кирпичные одноэтаж­ные, но с мансардой «а-ля мавзолей», кафе со спортивными на­званиями на крышах. Первый павильон назывался «Старт», сле­дующие два - «Спорт» и «Рекорд» (как-то примерно так, сейчас точно не помню). Завершала череду замечательных заведений точка под символичным названием «Финиш». Очевиден намек: клиент «стартовал», далее совершенствовал свою спортивную форму, даже устанавливал рекорды, ну а в конце, естественно, приходил к «финишу». Кстати, такое нередко практиковали эн­тузиасты-любители пива с портвейном.

В хорошую погоду, прямо с яркого солнечного утра возле от­крытых павильонов расставлялись столики и стулья, заманчиво попахивало жареным мясом и - самое главное - начиналась тор­говля холодным с ночи бутылочным пивом. Что за прелесть - сидеть в тишине на свежем воздухе, разглядывая подрагивающие ярко-зеленые листочки на деревьях и цветочки на многочислен­ных клумбах, щурясь от утреннего солнышка и медленно, с чув­ством отхлебывая терпкое «Жигулевское» прямо из горлышка!.. Кроме пива, здесь частенько продавалось сухое болгарское винцо или португальский (настоящий!) портвейн с толстой нату­ральной пробкой и красочной этикеткой на пузатой бутылке темного стекла. Цена портвейна была заоблачной по тем време­нам - шесть рублей! Для сравнения: водка стоила три шестьдесят две, а коньяк «три звездочки» - четыре двенадцать. Но качество вина из Португалии того стоило; сейчас такую бутылку можно достать за очень большие деньги в специализированных магази­нах, и это несмотря на повальное изобилие продуктов и товаров! Более крепкие напитки в павильонах на набережной в Луж­никах не предлагались, да в этом и не было особой нужды: под настроение можно было выпить литра три свежего пива, а летнее солнце усугубляло эффект; «уставшие» клиенты дремали под от­крытым небом прямо за столиками. Но это не означает, что посе­тителям нечем было закусить. Прямо здесь, на кухне павильона, поджаривали шашлык и люля-кебаб, подавая их с хлебом, коль­цами лука и томатным соусом в лоточках из фольги или картона. Что еще нужно человеку в погожий выходной денек!

В начале семидесятых сиживали здесь и мы - компания кур­сантов ВИИЯ. В единственный день отдыха - воскресенье мы совмещали полезное с приятным: прогуливаясь с девушками по аллеям комплекса, заглядывали в какой-нибудь из павильонов и занимали сразу пару столиков. Через час-другой коллектив уве­личивался: многие наши знакомые, и в первую очередь любите­ли пива, приезжали сюда для прогулки и общения за бутылочкой «Жигулевского». Столы заполнялись новыми запотевшими бутылками, тарелками с закуской, иногда появлялся портвейн (обычно покупался вскладчину). Настроение прекрасное: хохот, шутки и розыгрыши не прекращались.

«Пивной» фокус тех времен. На столе находится бутылка с охлажденным пивом. Открываете ее, снимая пробку. Другой (за­крытой) бутылкой с пивом раза четыре стучите, как бы чокаясь, по внешней стороне корпуса открытой бутылки, а потом резко и энергично ударяете дном второй бутылки по открытому гор­лышку первой. Тут надо быть начеку: происходит реакция, пиво мгновенно вспенивается, и из открытой бутылки может ударить мощная струя пива и пены. Если вовремя схватить стоявшую бу­тылку и зажать большим пальцем горлышко, то можно тонень­кой, но сильной струйкой пены обрызгать сидящих за столом приятелей. Холодное пиво в жару очень освежает!

Долгое время на огромной территории Лужников и в бли­жайших окрестностях Большой спортивной арены не было ни одного стационарного пивбара. Пивные палатки, случалось, тор­говали разливным напитком где-то в районе ярмарки и сразу за путепроводом окружной железной дороги - на маршруте бо­лельщиков, идущих от метро «Спортивная» к стадиону, но все это было лишь каплей в море.

Наконец где-то на рубеже семидесятых и восьмидесятых прямо за железнодорожным валом, фактически на краю ожив­ленной магистрали людского потока по вышеупомянутому мар­шруту, кто-то очень дальновидный соорудил из алюминия, дере­ва и пластика одноэтажный приземистый павильон на два зала общей вместимостью примерно на двести пятьдесят посадочных мест. Сбоку к пивбару незамедлительно притулилась сплетенная из лозы хижина, где разместилась кавказская закусочная «Пацха» - здесь можно было отведать сомнительный шашлычок по несуразно высокой цене.

А долгожданному пивбару обрадовались все: и болельщики, и уставшие после тренировок спортсмены, и приехавшие на яр­марку за покупками граждане, и студенты МГУ, и просто жители Ленинского района, в котором пивные палатки можно было по пальцам пересчитать. Надо отдать должное организаторам ново­го заведения: в короткие сроки после открытия пивбар в Лужни­ках едва успевал принять всех желающих. Как свидетель под­тверждаю, что пиво в стеклянных кувшинах и горячие креветки отвечали неизбалованному вкусу многочисленных посетителей. Обслуживание было быстрым и аккуратным. Пивбар отличался чистотой и неплохо защищал от жары в знойный июльский пол­день.

К сожалению, как это принято у нас, постепенно произошла дегустация популярного пивного заведения в Лужниках. Стекла побили, столы расшатали, а пиво иногда напоминало мутный прокисший квас. Увы, такова участь подавляющего большинства отечественных пивных объектов в застойные годы.

Слишком много любителей пива прошло через бар в Лужни­ках, чтобы не помнить о нем. Сейчас, конечно, ничто уже не напоминает о том временном павильоне, мимо которого трудно было пройти, если вы приехали, например, на футбол. А пивбар запомнился, причем таким, каким он был сразу после открытия - чистым, просторным и гостеприимным, как сами Лужники.

«ТЕАТР ТЕНЕЙ» И «НА СЕМИ ВЕТРАХ»

Давно известно, что наш народ всегда отличался наблюда­тельностью, остроумием и самоиронией. Не теряя хорошую форму в течение многих десятков лет социалистической дейст­вительности, граждане страны Советов по достоинству оценива­ли происходящие явления, намечающиеся тенденции, а также окружающие их, казалось бы, привычные своей повседневно­стью реалии и предметы. Меткие и острые оценки-ярлыки на­долго приклеивались к объектам насмешек, и установить перво­начальный повод для очередного перла устного творчества масс порой бывало непросто.

Я долго ломал голову над неофициальным названием одного пивного павильончика в тихом переулке в минуте ходьбы от Метростроевской улицы к набережной. Название звучало до­вольно необычно для пивной точки: «Театр теней». Пивная представляла собой небольшое крытое помещение с неожиданно большим в полстены окном-витриной со стеклом то ли матовым, то ли окрашенным мутно-белой краской изнутри - точно не помню. Внутри находился прилавок с разливным краном, кото­рым манипулировал мрачного вида высокий мужчина. Рядом сидела помощница или вечно пьяненький помощник, которые получали деньги и отсчитывали сдачу. Весь персонал носил ко­гда-то белые халаты с разноцветными разводами и пятнами не­известного происхождения. Кружек, естественно, не хватало, по­этому посетители, а это были в основном местные пивоманы, приходили со своими банками, баночками, бидонами и другими

емкостями.

Сбоку к павильону примыкал небольшой «загон» - кусок тер­ритории, обнесенной глухим забором. Тут же стояли высокие столы и валялись какие-то ящики, на которых сидели. Конечно же, нацедив пива в емкости, народ выходил на свежий воздух, где и предавался блаженству, если позволяла погода. Должен за­метить, что пиво здесь не разбавляли и оно в любую погоду было достаточно охлажденным.

От дома на Третьей Фрунзенской, где я жил раньше и куда приезжал навестить маму в те 80-е годы, до «Театра теней» - максимум десять минут на троллейбусе. В свободное время я приходил в это тихое место постоять часок-другой с кружечкой под рыбку. А в разгар жаркого лета неплохо было заехать сюда, чтобы наполнить двухлитровый термос свежим и холодным пивком, а потом махнуть на Ленинские горы, где на пляже возле метромоста прилечь на тряпочке и, попивая и покуривая, провес­ти полдня с интересной книжкой.

Хорошо! Не так ли?

Так вот. Мы ведь начали с происхождения странного назва­ния этой пивной. По вечерам, когда точка закрывалась, а в поме­щении еще толпился народ, не успевший набраться до «конди­ции» и требовавший продолжения банкета, внутрь входил наряд милиции. В это время в пивной горело освещение, и на матовое оконное стекло проецировались шевелящиеся тени пьяных посе­тителей, сопротивлявшихся настойчивым действиям милицио­неров. А на улице у окна, как у широкого экрана, собиралась толпа зевак, которые, переговариваясь, с любопытством следили, как в тишине за закрытой дверью павильона развивался сюжет с живыми силуэтами. Ну чем не театр теней?

Сегодня на месте бывшего «Театра теней» высится недавно отстроенный шикарный комплекс - дом музыки и творчества Галины Вишневской. Разве могли посетители пивной в тихом переулке рядом с Метростроевской улицей предположить, что кусочек московской земли, обильно политый пивом, ляжет в ос­нование храма высокого искусства?

Как известно, между станциями метро «Динамо» и «Аэро­порт», как будто скрываясь за бурыми кирпичами крепостной кладки Академии им. Жуковского, находится небольшой и очень уютный Петровский парк. Известно также, что парк этот старин­ный, а в Академии учатся военные летчики и штурманы. Хоро­шо известно, что по Петровско-Разумовской аллее приятно про­гуляться после трудового дня или перед началом футбольного матча на стадионе «Динамо». Но далеко не всем известен тот факт, что в глубине парка, в стороне от шумного Ленинградского проспекта находился знаменитый пивной павильон «На семи ветрах» (название народное).

Чем же была знаменита обыкновенная пивная в старом обжи­том районе столицы? А тем, что в перерывах между лекциями, а также после занятий, а иногда, говорят, и до их начала здесь по­пивал пивко сам космонавт номер один — Ю.А. Гагарин. Он был слушателем Академии еще в далекие шестидесятые годы.

Ничто человеческое не было чуждо Юрию Алексеевичу, поэто­му он брал от жизни все, что она могла ему дать в его тогда еще совсем молодом возрасте.

Окрашенный в небесно-голубой цвет в тон околышей фура­жек авиаторов приземистый крытый павильон с пристроенным забором, огораживавшим кусок территории под открытым не­бом, в восьмидесятые годы ничем не отличался от своих со­братьев, радовавших любителей разливным пивом. Здесь были установлены автоматы, которые атаковали толпы желаю­щих (сколько помню, тут всегда набивалась масса людей, а «сос­ков» не хватало).

В продажу иногда поступал вяленый лещ, и тогда народ, тес­нящийся внутри и во дворике, оживлялся. Пиво с рыбкой сразу казалось вкуснее, и выпить его можно было больше.

Круг завсегдатаев автопоилки «На семи ветрах» был обшир­ным: это, естественно, слушатели и преподаватели Академии им. Жуковского и болельщики, идущие на стадион, и жители с проспекта и соседних улиц, а также немалое число любителей пива, знакомых с этой точкой благодаря друзьям и знакомым. Такова история еще одной московской пивной с не совсем обыч­ным названием.

ПИВБАРЫ НА СМОЛЕНКЕ И У ВАГАНЬКОВСКОГО КЛАДБИЩА

Представьте себе почти самый центр столицы, а именно - Смоленскую площадь воскресным утром, допустим, в августе 1982-го. Машин мало (все разъехались в отпуск или отдыхают за городом), довольно спокойно и тихо, особенно за зданием Смо­ленского гастронома, если углубиться к Арбату. Именно здесь, буквально в минуте пешком от метро «Смоленская», на первом этаже покосившегося дома разместился безымянный пивбар, хо­рошо знакомый обитателям старых арбатских коммуналок и другим жителям безликого и ветхого в те времена городского центра.

С утра пораньше из всех близлежащих переулочков и улочек, из давно не крашенных домов и пропахших кошачьей мочой подъездов к пивбару неверной походкой подбираются посинев­шие, давно не бритые алкоголики, бледные после бессонной но­чи азартные игроки, интеллигенты с трясущимися руками, розо­вощекие молодые люди, перепившие накануне смеси из шам­панского и портвейна, представители других сословий, категорий и мастей. Всех их объединяет одно сильнейшее желание, я бы сказал даже, страсть. Это - жажда.

Кстати, неспроста репродукция известной картины датского художника стала этикеткой для определенного сорта светлого пива и одновременно визитной карточкой знаменитого концерна Туборг. На полотне изображен тучный господин, в знойный лет­ний день снявший пиджак и вытирающий платком вспотевшую шею. Дословно подпись гласит: «Мужчина, мучимый жаждой».

Обстановка в этом пивбаре отличалась относительным спо­койствием и ненавязчивой простотой нравов. В отсутствие кру­жек посетители с успехом использовали стеклянные банки, квад­ратные пакеты из-под молока, порожние бутылки из-под вина и т.п. К пиву употреблялось все, что приносилось из дома или можно было купить в местных магазинах: бутерброды с колба­сой, килька пряного посола, развесная сельдь, хрустящие хлебцы с солью.

В воскресное утро, когда милиция еще спит после ночного дежурства, в баре царит обстановка всеобщего взаимопонимания и согласия. Желающие группами по трое разливают водочку, портвешок идет уже на двоих; есть тут и любители одиночного разряда. Как сейчас, помню типичного интеллигента в шляпе и в осеннем плаще не по сезону, с трудом наскребшего двадцать две копейки на кружку разливного пива, залпом осушившего ее, а потом попросившего дать ему взаймы еще на одну пор­цию. При этом он, все время извиняясь и страшно стесняясь, распахнул плащ, и выяснилось, что на нем надето последнее, что не успела спрятать жена - трусы, майка и тапочки на босу ногу... Рафинированный интеллигент, пропивший все в собственной квартире, представился кандидатом наук и, видимо, проникшись ко мне, после некоторых колебаний извлек трясущейся рукой темный пузырек с аптечной наклейкой «Настойка календулы спиртовая» и великодушно предложил угощаться. Я отказался, а интеллигент в плаще ловко опрокинул содержимое стограммо­вого пузырька в горло и жадно присосался к пивной кружке. Че­рез минуту тремор рук его прекратился.

Кого только не встретишь в пивбаре на Смоленке возле ста­рого Арбата! Стою я как-то с кружкой, потягиваю воскресное и прохладное, поскольку еще утро, пивко. Задумался. Кто-то осто­рожно трогает за рукав. Смотрю: передо мной стоит маленького роста невзрачный человечек с тоской в глазах. «Вы не купите у меня стихи?» - звучит его неожиданный вопрос. Предположив, что мне предлагают книжки произведений известных поэтов, уточняю: «А чьи стихи?» Человечек, заметно обидевшись, полез за пазуху и извлек пачку разрозненных листков с машинописным текстом, пояснив при этом со смешанным чувством собст­венного достоинства и некоторого недоумения: «Мои, разумеет­ся». Он просил недорого, рубля три за весь неизданный сборник.

На противоположной от высотного здания Министерства иностранных дел стороне площади, там, где сегодня гордо красу­ется Смоленский пассаж, в угловой части старого дома функ­ционировал другой пивной бар, почти что близнец своего арбат­ского брата. Был он скромен, даже неказист, я бы сказал, однако хорошо известен и активно посещаем. Его также отличал широ­кий диапазон категорий мучимых жаждой граждан - от местных пенсионеров и строителей в грязных робах до пузатых полков­ников и чиновников при галстуках и черных кейсах.

Характерной по-прежнему оставалась в высокой степени де­мократичная обстановка с ее терпимостью и доброжелательно­стью. Сюда приходили посетители с вином, купленным рядом в угловом отделе, или с рыбой, приобретенной в тогда еще Смо­ленском гастрономе через дорогу. Несмотря на более чем скром­ную площадь пивбара, здесь всем хватало места за круглыми столиками при полном отсутствии посадочных мест (явление практически поголовное для большинства аналогичных заведе­ний). Что касается самого пива, то его качество, как неоднократ­но подчеркивалось в нашем независимом исследовании, факти­чески при несуществующей конкуренции везде было одним и тем же. Пиво - оно и есть пиво. Что его пробовать? Кстати, по­хожая ситуация сложилась на рубеже голодноватых 80-90-х го­дов, когда в жутких магазинных очередях не интересовались сортом сыра или масла, а просто спрашивали: «Сыр привезли? Масло будет?»

В Москве много мест, побывав в которых, запомнишь их на­долго. Это справедливо и в отношении пивных заведений. Пив­ной бар у Ваганьковского кладбища - одно из таких неординар­ных мест. Во-первых, из-за соседства со старым и одним из наи­более знаменитых московских погостов. Во-вторых, бар сам по себе имел впечатляющие размеры и оборот. Он состоял из двух вместительных залов: в первом производился размен денег для автоматов и размещались сами разливные аппараты, а также на­ходились высокие и длинные столы-прилавки для стоящих посе­тителей. Второй зал предназначался только для употребления пива. Ежедневно пивбар пропускал через себя без преувеличения тысячи клиентов, неравнодушных к хмельному напитку.

В часы всеобщего ажиотажа в разменную кассу тянулась длинная очередь, причем двигаться приходилось сквозь узкий, огороженный металлической решеткой проход - находка адми­нистрации, надеявшейся таким образом бороться с особо наглы­ми посетителями, идущими без очереди. Давка была неимовер­ная. И у «автопоилок» ситуация была не лучше: борьба шла за место возле «сосков», люди толкались, разливая пиво друг на друга, матерясь и переживая, что пиво вот-вот кончится. А когда механик действительно объявляет, что автоматы будут отключе­ны через пять минут, так как пиво заканчивается, что тогда тво­рится! В общем, картина не для слабонервных...

Надо сказать, что описанное явление было привычным для большинства пивных заведений того времени. Пивбар у Вагань­ковского кладбища - яркий пример социальной атмосферы во­круг типичной ситуации с пивом в столице.

«ГРОТ» В ПАРКЕ КУЛЬТУРЫ И «БОЧКИ» НА ВДНХ

По мере углубления все дальше и дальше в почти забытое прошлое мы сталкиваемся с довольно неожиданными решения­ми проблемы снабжения граждан пивом в годы всеобщего за­стоя. «Голь на выдумки хитра» - это приобретало особую акту­альность в обстановке тотальной нехватки пива. А те, кто имел доступ к разливным кранам, старались привлечь как можно больше посетителей, хотя острой нужды в этом не было: в СССР ненасытный спрос традиционно превышал недоразвитое пред­ложение. На этом фоне некоторые пивные точки определенно выделялись своей оригинальностью.

В тихом живописном месте напротив лебединых прудов, вда­ли от шумных аттракционов Парка культуры находился пивной зальчик на свежем воздухе с романтическим названием «Грот». Действительно, расположенный на площадке у подножия холма, с окном раздачи в виде амбразуры в каменной стене, он напоми­нал некое сооружение в скале. Вокруг площадки имелось ограж­дение-бортик и сводчатые колонны, тоже из камня.

«Грот» располагался в самой глубине Парка, довольно далеко, если идти от центрального входа. Сюда добредали либо случайные отдыхающие, либо только знатоки. Как правило, зальчик был заполнен до отказа; умиротворенные в жаркий день граждане с кружками толпились на площадке, облепляли бортики по бокам, сидели на ступеньках.

Разумеется, «Грот» не мог конкурировать с таким пивным ги­гантом, как «Пльзень», но вместе с тем представлял некоторую альтернативу. Особенно удобно это было для пивоманов с Ле­нинского проспекта, которые, проходя мимо корпусов Первой Градской больницы, попадали в Парк через второй вход, распо­ложенный недалеко от летнего театра. Спустившись к прудам, завсегдатаи «Грота» могли утолить жажду, конечно, если в этот день пивная работала.

Посетители другого популярного места отдыха - Выставки достижений народного хозяйства тоже были не прочь выпить пива. Помимо многочисленных палаток и павильонов, где мож­но было втридорога купить раскаленную на солнце бутылку с противной из-за тепла и осадка мутной жидкостью, именуемой пивом, бочковой напиток продавался из разливных автоматов, замаскированных под деревянные бочки. Автоматы проглатыва­ли монеты и выдавали пиво, причем дозы были смешными: где-то граммов двести, не больше. С целью употребления этих жал­ких порций имелись стеклянные стаканы, аналогичные тем, что всю жизнь использовались при городских автоматах с газиро­ванной водой. Для тех, кто этого не застал и, хочется верить, уже никогда не увидит ничего подобного: в Москве да и в любом другом городе, где продавали какое-либо питье, - будь то вода с сиропом, пиво или вино, - людям приходилось пить из стеклян­ной посуды много-многоразового использования. Редкое исклю­чение - картонные одноразовые стаканчики, промокающие на­сквозь в момент их наполнения жидкостью. Данная антисани­тарная ситуация продолжалась вплоть до середины 90-х годов.

Само по себе пиво в «Бочках» на ВДНХ мало чем отличалось от разливного напитка, которым торговали в московских пивных. Привлекало внимание оригинальное по тем временам оформле­ние, скрывающее железные шкафы-автоматы. Спрятавшись в глубине территории слева от центральной аллеи, «Бочки» все равно собирали немало жаждущих. На фоне этих декораций да­же фотографировались (в основном иногородние гости).

ПИВНАЯ У ПЛАТФОРМЫ «ОЧАКОВО»

На окраине Юго-Запада столицы, в глухом рабочем районе, заставленном древними пятиэтажками и более-этажными образ­чиками незабываемого панельного строительства, имеется стан­ция Киевской железной дороги, а именно платформа «Очаково».

Жители одноименного района издавна пользовались этой стан­цией, чтобы кратчайшим путем добраться до центра, доехав до Киевского вокзала (в самом районе и в радиусе нескольких ки­лометров станции метро отсутствуют и пока не планируются), или, наоборот, на пригородной электричке выехать в выходной день на природу в ближайшее Подмосковье, погулять, посидеть с удочкой у водоема, сходить по грибы и по ягоды. Хорошо бы это было доступно всем.

В действительности далеко не все обитатели рабочего района Очаково торопились покинуть родные пенаты в выходной день. То есть они хотели бы, может быть, съездить на собственную да­чу или забросить шведский спиннинг в тихую заводь, да только дач тогда у жителей района практически не было, равно как и шведских спиннингов... Но не это главное.

Все объяснялось очень просто. Лучшим местом отдыха у аборигенов Очакова считался пивной павильон в ста метрах от железнодорожной платформы. Зачем куда-то ехать в выходной, если свободное время можно провести и здесь? Очень удобно: идешь с работы - освежаешься кружечкой-другой, возвраща­ешься из центра — пропускаешь пивка для настроения, собрался на работу - махнешь кружку и порядок, в воскресенье вышел на улицу - поправляешь подорванное накануне здоровье литром свежачка...

Благодаря тому, что главным клиентом являлся рабочий класс, пиво в Очакове было отменное: всегда свежее, холодное и ни в коем случае не разбавленное. Павильон исправно работал круглый год - зимой под крышей в просторном помещении, ле­том - также на открытом воздухе рядом, где стояли дополни­тельные столы под навесом от дождя.

Из Олимпийской деревни я добирался до платформы на авто­бусе за десять минут. Не без удовольствия навещал славную пив­ную и летом, и зимой. Приятно было в морозное воскресное утро пройтись по скрипящему чистому с ночи снежку, имея перед собой конкретную цель; иду не налегке, а с сумкой, в которой лежат трехлитровый бидон и эмалированная кружка на литр. Гостеприимный павильон встречал теплом, сигаретным дым­ком и ровным гулом беседующих посетителей.

По обычной схеме - меняю бумажные рубли на влажные двадцатикопеечных монеты; у автоматов с утра нет никакой оче­реди - наливаю первую кружку, чтобы снять пробу и адаптиро­ваться. От первого глотка сводит зубы: пиво ледяное. После второго и третьего глотков начинаю приходить в себя и ощущать вкус пива. Да, наливают настоящий - горьковатый, плотный и пенистый «Ячменный колос». Вот это пиво! На второй кружке чувствуешь себя человеком независимо от происхождения, воз­раста, интеллекта и количества выпитого вчера.

Торопиться некуда: народу пока немного, свежее пиво беспе­ребойно выдают шесть автоматов, продается хорошо просушен­ный хрустящий картофель, деньги еще есть - что же в конце кон­цов нужно рядовому члену общества в отсутствие тотальной мо­билизации?!

Достаю заветную средних размеров воблочку с икрой (это заметно по ее выпуклому и твердому брюшку), потихоньку чищу рыбку, отхлебывая холодный и вкусный напиток и поглядывая по сторонам. Свежее пиво быстро действует в теплом помеще­нии: все посетители кажутся милейшими людьми, толстая тетка на размене выглядит эффектной женщиной, механик автоматов не только не допускает недолива, но и, похоже, наливает больше нормы... В общем, настроение прекрасное.

После третьей литровой кружки выкуривается сигарета и обдумывается план дальнейших действий. Можно, конечно, посто­ять еще полчасика, но павильон быстро наполняется воскресны­ми посетителями, у автоматов образуется небольшая очередь, а мне ведь еще наполнять бидон и ехать домой по морозу. Наконец пиво налито под крышку емкости, и с отяжелевшей сумкой, но в великолепном настроении, ваш покорный слуга прощается с пивной у платформы «Очаково».

Скромная автопоилка в Очакове - лишь одна из множества пивных точек, расположенных возле железнодорожных станций и платформ пригородных поездов как в черте столицы, так и за ее пределами - в Подмосковье. Любому из жителей нашего мно­гомиллионного города приходилось пробовать пивко в станци­онных буфетах и палатках у платформ. Мне, например, доводи­лось отмечаться в пивных на станциях электропоездов в Филях, Кунцеве и в Рабочем поселке, в Химках, на Сходне и Подсол­нечной, в Краскове и Малаховке, да что там - список можно еще продолжить.

Не знаю точно, почему так запомнился пивной павильон именно в Очакове. Наверное, была в нем и в пиве, разливаемом там, какая-то своя особенная прелесть, своя изюминка. А иначе чем же объяснить то. незабываемое ощущение вкуса ледяного и плотного пива, которое вспоминается время от времени вот уже как минимум двадцать лет?! Может, это происходит от того, что больше никогда не повторится?..

ПИВО БУТЫЛОЧНОЕ

Наше исследование, безусловно, было бы неполным, не кос­нись мы такой темы, как наличие в торговой сети пива бутылоч­ного и баночного. Второй вид заводской упаковки жидкого хлеба можно смело исключить из перечня обсуждаемых тем, так как в 70-80-е годы пиво в банках мы видели только в редких западных фильмах, а также на витринах магазинов «Березка», где торговля производилась за валюту или сертификаты (позднее - чеки). Отечественное баночное пиво в продаже было такой же дико­винкой, как, примерно, негр-альбинос в чукотском поселке. За всю свою долгую пивную биографию - а это уже более тридцати лет! - мне доводилось держать в руке металлическую банку с со­ветским пивом раза два, от силы. Это было или «Двойное золо­тое», или «Золотое кольцо», сейчас не помню.

Бутылочное пиво, как правило, поступало в продажу редко, а раскупалось иногда в считанные минуты. В Москве встречались одни и те же традиционно привычные сорта, в пер­вую очередь и чаще всего - «Жигулевское», с небольшой желто-синей наклейкой под горлом или с названиями пива и завода, выдавленными на металлической крышке. Качество напитка ос­тавляло желать лучшего, но свежим и охлажденным этот сорт шел неплохо.

Реже встречалось пиво «Московское» с зеленой наклейкой на горле - довольно крепкий и вкусный сорт. Цена, однако, тоже была повыше. Совсем редко можно было попробовать «Риж­ское» - приятное, с горчинкой, хорошее хмельное пиво. Кстати, оба упомянутых сорта разливались в бутылки емкостью 0,5 и 0,33 литра. Правда, маленькие бутылочки представляли собой совсем ужасный дефицит, купить их можно было только в круп­ных ресторанах или в привилегированных буфетах при дорогих гостиницах, в солидных учреждениях, министерствах и т.п.

В начале восьмидесятых пиво «Ячменный колос» повсемест­но вытеснило разливное «Жигулевское», а также стало выпус­каться в бутылочном варианте по 49 копеек за пол-литра с посу­дой («Жигулевское», как вы помните, всегда стоило 37 копеек). Постепенно увеличивалось число выпускаемых сортов пива. По вкусу они мало чем отличались друг от друга, разница состояла лишь в названии и цене. Появилось «Славянское» и «Столичное». Цены росли, а качество по-прежнему безнадежно отставало от западного стандарта - пива чешского, немецкого и даже из Прибалтики.

Наконец на рубеже 80-х и 90-х годов состоялся настоящий прорыв на отечественном пивном фронте: Московский экспери­ментальный завод напитков сварил пиво «Тройка» - плотное, светлое, с долгожданной натуральной пеной, которая держится в стакане - в общем, почти европейский вариант.

Одновременно производитель стал называть себя «Пивзавод в Хамовниках», и мы вдруг выяснили, что завод создан еще в де­вятнадцатом веке и имеет, оказывается, богатые традиции.

В дальнейшем последовали сваренные также в Хамовниках «Царь-Пушка», «Россиянин» и «Хамовническое». Поначалу но­вые сорта выгодно отличались от предыдущих, устаревших по рецептуре и слабых по качеству. В «живом» виде это пиво про­давалось только в двух магазинах от завода - на улице Льва Тол­стого (прямо при конвейере) и в Кунцеве. Почти весь выпуск свежей продукции разбирался мелкооптовыми торговцами; про­стые смертные давились в километровых очередях или покупали пиво в розницу с наценкой.

Пиво в бутылках - это особый продукт. Пить его можно по-разному. Меня как-то познакомили с плодом серьезных рассуж­дений одного из страстных почитателей пенного напитка - с тео­рией «пивных палочек». В частности, «теория» гласит, что пиво состоит из микроскопических палочек, и если из бутылки его на­ливать в стакан, то палочки ломаются, что приводит к потере вкуса и чего-то еще. Когда пьешь прямо из бутылки, пивные па­лочки сохраняются целиком, к чему и надо стремиться...

Ну а если серьезно, то какие только манипуляции не произво­дят с пивной бутылкой! Мне случалось наблюдать, как металли­ческая крышка снимается двумя пальцами, зубами и даже с по­мощью глаза (есть такой фокус).

Открыть бутылку можно также обручальным кольцом - ко­гда-то практиковал сам. Была бы бутылка!

А она, к сожалению, была далеко не всегда. Помню мрачные времена «переходного» периода - в самом конце 80-х - начале 90-х, когда я объезжал пол-Москвы на машине в поисках хотя бы какого-нибудь пива, в любом виде. С этой целью в багажнике постоянно лежали ящик на двадцать бутылок и полиэтиленовая канистра на пять литров. Если повезет, увидишь где-нибудь оживленную очередь за пивом - хватаешь сразу целый ящик — может, на неделю хватит. Разливное можно было брать только в проверенных местах (см. главы о пивных заведениях). Короче говоря, период истории пивного вопроса, исследуемый нами, ха­рактеризуется рядом» специфических особенностей, в первую очередь постоянной борьбой за выживание и настойчивым поис­ком вечного дефицита тех лет - пива, пивка, пенного напитка, жидкого хлеба и т.д.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Итак, наш экскурс подошел к концу. Рано или поздно все должно заканчиваться, вот и ностальгическое путешествие по Москве 70-80-х годов двадцатого века близится к завершению. Что показало наше исследование? Во-первых, мы окунулись в жизнь и события периода, ставшего уже историей. Кто-то вспомнил некоторые реалии и отдельные черты нашего бытия, а тот, кто не застал «застойные» времена, смог почерпнуть новые для себя факты, но не из учебников по истории, подверженных переписыванию.

Во-вторых, в нашем скромном, но, надеюсь, достаточно акту­альном исследовании затронута тема пива не только как средства утоления жажды, но и как неиссякаемого источника прекрасного настроения, бодрости и вдохновения. Настоящее пиво имеет свой цвет, вкус и аромат, но не только это. Пиво еще умеет чу­десным образом сближать людей, объединять их и даже прими­рять.

И, наконец, в-третьих, мы очутились в такой Москве, какой она была тридцать лет назад, с ее улицами и районами, имена ко­торых звучали так, как зафиксировано в нашем исследовании, а не иначе - как сейчас, после переименования. Многое из упомя­нутого в данных записках уже просто не существует на карте го­рода. Однако все это хранится в нашей памяти, живет вместе с нами.

Мне хотелось максимально точно воспроизвести картину Москвы пивной в описываемый период. Вспоминая ситуацию с таким, казалось бы, прозаическим, для многих - ежедневно употребляемым напитком, я старался передать гамму пережива­ний и комплекс трудностей, характерных для рядового гражда­нина, простого обывателя в условиях всеобщего дефицита, в первую очередь пивного.

Картинки с мест событий, то есть описания реальных заведе­ний и точек, связанных с главным предметом исследования, составлены на основе личного опыта и впечатлении автора от по­сещения - иногда многократного - конкретных объектов. Даже самое подробное изучение московских пивных не смогло бы ох­ватить все известные любителям места. Пусть простят меня мно­гие завсегдатаи, если не удалось упомянуть их любимые бары, павильоны и палатки. Повторюсь и напомню, что автору, разу­меется, известны многие другие достойные заведения.

В силу упомянутых причин были незаслуженно обойдены вниманием такие славные точки, как «ПНИ» (пивная напротив Московского авиационного института), пивбар возле метро «Со­кол», палатка на Каляевской, бар «Анна Монс» на Красноказар­менной, двухэтажная «стекляшка» на Абельмановской улице (одно из самых посещаемых виияковцами заведений, в народе прозванное пивбаром «У Абеля»), десятки палаток на москов­ских улицах местного значения и многие другие.

К сожалению, наше исследование не распространяется на иногородние заведения, хотя хотелось бы с признательно­стью вспомнить уютный полуподвал с бутылочным «Жигу­левским» на улице Маяковского в Ленинграде, и сочинский бар «Золотой петушок», куда пиво поступало прямо из отстойников пивзавода, и прохладный подземный склеп «Зем озола» («Под дубом») на улице Кришья Барона в Риге с его неповторимым душистым пивом в глиняных кувшинах.

Как бы там ни было, автор весьма признателен всем, у кого хватило терпения дочитать до этих строк, и надеется на не слиш­ком строгую оценку его более чем скромного труда.

Будьте здоровы! Пусть никогда не кончается ваше пиво.

Честь имею.

Июнь 1999 - август 2001