Василий Михайлович Стефанцев Восток – 77:

«Веники»-«Мечеть»-«Веники»-«Мечеть»…

Говорят, что это была импортированная из Киева дочь Ярослава Мудрого, «регина Анна», жена очередного из Валуа, кто познакомил французов с баней и приучил королевский двор (далее - ниже) держать своё тело в чистоте…

В советское время функции бани – вода, пар, веник, мыло, мочалка, – порой, получали творческое переосмысление. Тогда стали притчей во языцех рассказы о ритуале ублажения провинциальным начальством разного рода инспекций из центра, прибывавших ознакомиться с состоянием дел «на местах»: застолья, охота, рыбалка, подарки…чем богаты! И, как само собой разумеющееся - специально приготовленные для этих дел «баньки» с готовыми к «услугам» проинструктированными «банщицами» - с личиками посимпатичнее, с фигурками поладнее…и прочими «делами»…

Самые престижные бани в Москве советского периода – «Сандуны». Место отдыха многих советских номенклатурных партийных боссов немелкого калибра, солидных чиновников, «деловых» людей и даже везунчиков, которым удавалось туда попасть. Там всё было благочинно, полный комфорт, как в банях Каракалы, с бассейнами и журчащими источниками, по высшему разряду – самое место посибаритствовать в соответствующем интерьере, расслабиться, ощутить значимость собственной персоны или хотя бы причастность к миру «небожителей», заодно вкусно «закусить», при необходимости – в неформальной обстановке «порешать вопросы», обзавестись «полезными» знакомствами типа «ты – мне, я – тебе»…

В те достопочтимые времена не были лишены удовольствия посещения бань, правда иного, куда более скромного уровня, и мы, курсанты Военного института…

Так, не столь далеко от института, в Хлебниковском переулке, располагались Хлебниковские бани. В самых широких курсантских кругах нашего времени они были известны как «Веники».

По субботам (или пятницам?), в рамках «помывки личного состава», нас водили чаще всего именно в эти бани. Если не ошибаюсь, отбой объявлялся на полчаса, подъём – на час, если не более, раньше установленного в «распорядке дня». И строем, со свёртками (мыло, шампунь, мочалка) под мышкой, в руке или в карманах «вовнутрь строя» мы уверенно, не «в ногу», маршировали пешком по проезжей части поближе к левому тротуару в заданном направлении. Впереди и сзади отдельно от строя топал с весьма серьёзным кто-нибудь из курсантов, обычно пользующихся «особым доверием» у нижележащего курсового начальства – с красным флажком в руках, обозначающим пешую колонну, дабы случайно не въехало в наши порядки какое-нибудь транспортное средство с соответствующими последствиями для всех.

К нашему прибытию помывочное отделение в банях уже было доведено до «нужной кондиции»: тепло и влажный воздух со всех сторон окутывали тело, которое «балдело» от отсутствия на нём «форменного платья» и радовалось представившейся возможности освободиться от всего того физического и психологического, что успело за неделю наслоиться на нём, и я, помнится, больше, чем реально требовалось, повторял процедуру намыливания, самомассажа мочалкой, ополаскивания то горячей, то тёплой, то холодной водой – из шайки или под душем. Балдёж!

В «помывочной» напускали пару, становилось душновато, и кто-нибудь не выдерживал и распахивал настежь закрашенные белой краской наружные окна, выходившие в небольшой внутренний дворик, окружённый такими же старинными, дореволюционных лет постройки жилыми зданьицами в два-три этажа. Иногда глаз выхватывал, что в окне дома напротив, всего в каких-нибудь двух десятках метров, виднеются силуэты одной-двух-трёх молодых особ женского пола, чьи глаза заворожённо пялились на нас, таких же молодых мужиков, сосредоточенно моющихся и при этом размахивающих не только руками и ногами...

Но, откровенно, эти «журавушки в небе» не вызывали особых реакций – наверное, оттого, что именно «в небе». Или из-за неотработанности соответствующего рефлекса по причине «нерегулярной жизни». Очевидно, там, в том окне, прекрасно знали, какое действо бывает в бане с утра пораньше в такой день недели, ну и собирались для «просмотра бесплатного шоу». А ведь – с учётом наших озабоченностей и дефицитов - стоило бы с этих мамзелей взимать. Натурой. То есть, тем, что в шкале наших ценностей стояло куда выше, чем “corrupted gold” (англ.- «презренное злато»).

С другой стороны, отсутствие в поле зрения вуайеристов мужского пола вызывало у нас ложное представление о том, что гомосексуализм – это продукт исключительно «загнивающего» Запада...

В сим «святом» неведении довелось пребывать не столь долго - пока как-то с приятелем опрометчиво не присели с мороженым в руках на скамейку перед главным столичным храмом культуры и искусства – Большим театром (sic!). Ели мороженое и поначалу не поняли, что нас пытаются «клеить»…какие-то чмошники в штанах! Подымать тему «толерантности» к извращенцам пока ещё никому не приходило в голову на одной шестой мировой суши, наоборот, существовала конкретная статья за «мужеложество» в УК. Да что толку? Дать в тóрец убогому? Место больно уж людное - вспомнилось неоднократно повторяемое начальником курса отеческое наставление на любые случаи жизни, грозящие разборками с милицией, даже если ты трижды прав: «Видишь: пьяный – отойди!»… Пришлось, используя «доходчивую» для убогих лексику, сменить дислокацию…

…В конце концов помывка заканчивалась, и каждый из нас по очереди менял поштучно свои несвежие портянки и нижнее бельё (в зависимости от сезона – или застиранные до серого оттенка бледно-голубые майки и чёрные, иногда тёмно-синие трусы, или со штрибками на старинный манер белые подштанники и нательную рубаху) – на их свежестиранные и прожаренные в автоклаве аналоги…

Возвращались обратно в институт в том же порядке, шагалось легко и при этом кожа тела даже радостно слегка зудела от вновь обретённой чистоты. Оставалось успеть уже в казарме пришить свежий подворотничок к воротнику кителя…

Однако главная утилитарная ценность «Веников» как бань состояла в наличии буфета, в котором, естественно, продавалось пиво. У нас, у курсантов существовала многозначительная поговорка: «Пошли в баню – заодно и помоемся». Да, буфет в «Вениках» работал до 20:00, и в «самоход», особенно когда рано темнело, было удобно его посещать. Естественно, для входа полагалось приобрести билет в баню за совершенно пустячную сумму – боюсь ошибиться - копеек 8. Буфет не занимал много места по площади; там стояло несколько высоких столиков, столь распространённых в незатейливом советском общепите на уровне буфетов, «пельменных», третьеразрядных кафе – т.е., «забегаловок» - естественно, дегустировать пиво предстояло «стояка» (стоя). Неудобства заключались в отсутствии свободных кружек при наплыве «клиентов».

В «Вениках» доводилось наблюдать картины и персонажей, достойных пера Куприна или Гиляровского. Публика набивалась разношёрстная: от хорошо одетого чиновника до дранного непонятно кого, от интеллигента с широким кругозором до «ханурика» со словарным запасом из двухсот слов... Шум, гам. Покуривали. Кто просто хлебал одно пиво. Кто им «лакировал» только что распитый портвейн и водовку. Кто втягивал в себя коктейли из пива с водкой: «ёрш» или «медведь». В общем, обычная обстановка для советских «забегаловок», в которых всегда висело устрашающее объявление о том, что, мол, строжайше запрещается распивать спиртные напитки, и, если уж совсем было строго, водку или что иное наливали в стакан тайком из бутылки, спрятанной в дальний от глаз карман, в рукав, в портфель или за ножку столика, прикрывая её собственной ногой. Буфет при «Вениках» был своего рода «народный» клуб, куда человек приходил соединить приятное с полезным – выпить и пообщаться с приятелями или даже с незнакомыми людьми на какую-нибудь тут же спонтанно возникшую тему, другую…

На моей памяти раз или два пытался наведаться в буфет с «инспекцией» военный патруль. Но публика дружно заранее плотно закрывала курсантов от ненужных глаз спинами в тесном буфетном пространстве и выказывала такое яростное «фи» в адрес блюстителей воинской дисциплины и порядка, что те незамедлительно ретировались. А вот в буфете находившегося неподалёку Дома культуры завода «Серп и Молот» («Серпуха») нарваться на патруль можно было запросто.

До сих пор не укладывается в голове смысл, потаенный в пристрастии некоторых любителей пива положить в бутылку с пивом хороший кусок слежавшейся соли (или насыпать её туда) из солонки, что стоит на буфетном столике. Отверстие в горлышке затыкалось пальцем, бутылка несколько раз энергично встряхивалась, затем палец освобождал отверстие в горлышке – и содержимое вылетало наружу с энергией струи «шампанского». Остатки допивались автором содеянного.

В буфете прислуживала уборщица – особа пожилых (или на столько выглядела?) лет. Самое примечательное и забавное во внешности которой был кончик носа ярко выраженного фиолетового (не синего и не сизого!) цвета – поди найди второй такой!..

Заведовала «Вениками» дама в самом опасном женском переходном возрасте – этак лет сорока с небольшим. Она всегда была одета в один и тот же строгий чёрный костюм из юбки и жакетки и весьма важно и корректно держала себя, не позволяя себе ничего лишнего... Но как-то наступил в её жизни период времени, когда по вечерам она стала зачем-то спускаться нетвёрдым шагом по лестнице на первый этаж из кабинета, находившегося где-то там наверху, и при этом, глядя на её костюм, можно было изучить всю палитру колеров, в которые были побелены стены в этом заведении…

В конце концов на месте директрисы (или заведующей?) «Веников» появился деловой парень лет тридцати – тридцати с небольшим с комсомольским значком на лацкане пиджака – очевидно, «по путёвке» от райкома комсомола с соответствующими инструкциями касательно наведения порядка в данном злачном месте. Помнится, он пытался вести бессмысленные «индивидуальные» воспитательные беседы, начинавшиеся со слов: «Скажи, вот ты зачем пьёшь пиво?»…

Однако в конце весны 1976г. мы, иногородние, съехали из «Хилтона» на съёмные квартиры, и дальнейшие успехи этого парня в качестве заведующего банями - пропагандиста здорового образа жизни, как и сама судьба «Веников» остались для меня неведомы…

***

Улица Тулинская, площадь Прямикова… Говоря о «Вениках», стоило бы сказать пару слов об улице Тулинской, на которой находилось ближайшее к институту почтовое отделение (денежные переводы, посылки бандероли), а кратчайший путь к нему от остановки трамвая №45 на Волочаевской пролегал именно через Хлебниковский переулок.

Кстати, о денежных переводах. Извещения о почтовых отправлениях в адрес курантов приходили из почты в институт и поступали на соответствующий курс установленным порядком через строевой отдел института, в котором в конце концов был уличён и уволен некто молодой майор (!), присваивавший денежные переводы, которые любвеобильные родственники отправляли своим чадам в качестве существенного подспорья к более, чем скромному курсантскому жалованию. Автор этих строк в числе прочих также «пострадал» на «тридцатник», узнав о денежном переводе в свой адрес от родителей за домашним праздничным столом по случаю приезда в отпуск…

В те времена Тулинская улица (названная так в честь одного из псевдонимов В.И. Ленина, ныне вроде как ул. Сергия Радонежского) представляла собой улицу, протянувшуюся от пл. Прямикова (ныне Адрониковская пл.) до пл. Рогожская Застава. Первая площадь – от названия близлежащего монастыря: Адроников. Пл. Рогожская застава (и ул. Рогожский вал) получили такое название, как потом оказалось, не по месту изготовления рогож, а от названия деревни Рогожь, в последующем г. Богородск, в окрестностях которого «народная дубина» прохаживалась по головам французских фуражиров, в наши дни – г. Ногинск.

По обе стороны Тулинской улицы теснились невеликие «разномастные» двух-трёхэтажные дома, каждый со своей, неповторимой «физиономией», дореволюционной постройки, входы в которые, как правило, располагались не с улицы, а во внутренних дворах. Очевидно, ещё с тех, былинных годов улица была облюбована сомнительными «элементами» под какие-то не дружившие с законом притоны и «малины», поскольку за нечастые походы на почту доводилось два или три раза быть свидетелем, как к какой-нибудь арке в доме, ведущей в спрятанный от ненужных глаз скромный внутренний дворик, подъезжало две-три «двадцатьчетвёртые» «волги», из которых выходили не по погоде в серых плащах коротко стриженные молодцы, держа руки в карманах или за пазухой и бросая якобы незаметные взгляды по сторонам; один из них оставался с озабоченным видом в арке, остальные рассасывались где-то там, за аркой, внутри дворового пространства… Напрасно! В скором будущем двое моих коллег-курсантов опрометчиво сняли в тех краях квартирку, и их за какой-то месяц-другой дважды, если не трижды, «обнесли»…

Из самых ярких впечатлений, связанных с Тулинской: как-то, шагая по тротуару, увидел, как навстречу мне неспешно вышагивает пожилая женщина с настолько русской женской внешностью, что бабуля безо всякого конкурса однозначно получила бы роль Арины Родионовны в любом фильме любого режиссёра, посвящённом Александру Сергеевичу. Она вела по Тулинской мальчика-мулата (!) лет двенадцати, явно её внука... Редкое сочетание столь не похожих друг на друга человеческих обликов на московских улицах в те года. Да, «Арина Родионовна» и мальчик-«мулат» - казалось бы, и подсказок не требуется… но мои мысли повернулись не в сторону экскурса в историю происхождения Пушкина, не в сторону его предка Ганнибала Иваныча и т.д., а в иную, смутно-непонятную… Теперь ту сцену можно назвать прологом к будущей повальной «глобализации»…

А в районе близлежащего завода «Серп и Молот» лет сорок назад во время строительных работ выкопали придорожный камень: «До Москвы 2 версты».

***

…Были у нас ещё одни популярные бани типа «заодно помоемся». «Доброслободские». Они же «Мечеть», поскольку по поверью, в своё время были организованы в здании бывшей мечети. Туда нас, на младших курсах, также по утрам водили строем ради «помывки личного состава»; посещали буфет при «Мечети» и «по личному плану», сложившаяся традиция практиковалась и на старших курсах... «Мечеть» была взаимозаменяема с «Вениками» в зависимости от того, где в данный момент времени отсутствовало пиво (такое случалось) или куда завозили к 12-15 часам дня свежий продукт (если после завоза пива проходило несколько дней, оно начинало заметно «выдыхаться», либо становилось слишком разбавленным водой - возникало естественное желание «переменить место розлива»). Яркое воспоминание о «Мечети» - придурковатый «пришибеев», за пятьдесят - очевидно, из отставников, - который почему-то довольно регулярно оказывался внутри «Мечети» и при виде нас начинал громко возмущаться, что, мол, употреблять пиво курсантам категорически запрещено, и грозился вызвать патруль. Пару раз, благодаря этому городскому дурачку, приходилось реально «делать ноги» от патруля на второй этаж в помывочную...

«Мечеть» была тоже оживлённое, популярное заведение. Кроме нас, его систематически посещали офицеры из «химдыма», находившегося весьма недалеко. Даже стайки каких-то студенток не чурались зайти «махнуть кружечку»…

***

И всё же «Веники» оставили о себе в моей памяти несравненно больше тёплых воспоминаний… Очевидно, оттого, что там было по-купрински интереснее… И комфортнее для души…

***

Только через сорок без годика лет, оказавшись по делу в тех краях, решил проведать это столь популярное в те былые годы у нас, курсантов, заведение в Хлебниковском переулке – Хлебниковские бани… Опорный пункт охраны общественного порядка, который находился на противоположной стороне переулка чуть ли не напротив входа в «Веники», за прошедшие годы успел «испариться». Само здание бань оказалось в обновлённом «прикиде»: сменили вульгарный, столь популярный в советские времена густой жёлтый цвет на благородные беловатый и кремово-желтоватый; прорисованы колонна посередине, боковые пилястры и прочие немногочисленные скромные архитектурные «излишества»; неровности и морщины на поверхностях стен аккуратно заретушированы серьёзным ремонтом. Солидные стеклопакеты и входные двери вместо прежних раздолбанных – и все они, конечно же, в замысловатых решётках. Вместо замызганной вывески «Хлебниковские бани» - новая, до одури примелькавшаяся на столичных улицах, а здесь почему-то не над входом, а этак скромненько на решётчатом ограждении перед входными дверьми: «Стоматология»…

Статус-да! Фасад-да! Интерьер-да! Добротно! Серьёзно! Корректно!

ПРЕЗЕНТАБЕЛЬНО!..

…И веет холодом и скукой!..

Так иной раз случается в жизни: близкий когда-то приятель, встречавший словами «привет, балдёжник!» и с которым были и совместные походы по «грехам молодости», сопровождаемые девчоночьим писком, и одна сигарета с кружкой пива на двоих, и прочие авантюры, с годами «выбившийся в начальники» и теперь облачённый в «статусные» дорогую импортную дублёнку и бобровую шапку, как своего рода «знаки различия» в отсутствие погон, после очень и очень долгой разлуки тяготится внезапной встречей, возвращающей его воспоминания в те «несерьёзные» времена, компрометирующие его сегодня надутые щёки: «Мало ли я с кем когда-то что-то…»

*******